Самый лучший комсомолец. Том седьмой (СИ)
Программа, кстати, масштабируется и открывает филиалы по городам Родины. Специалистов прямо не хватает, поэтому спустили методички парторгам и комсомольским вожакам. Со временем движение обретет законченную форму. Статистика собирается неплохая — больше трети «выпускников» программы исправно держатся, отказавшись от вредной привычки в пользу кружков. Первое время после Революции алкоголизм считали «пережитком» — от стресса и безысходности, мол, пролетарии бухают, но бухать от скуки или просто потому что очень нравится не менее приятно. Здесь тоже системная проблема есть — Партия, конечно, строит школы и ДК, но во многих рабочих районах и городках кроме этого нихрена нет. С кооперативами стало получше — открываются коммерческие качалки (государство помогает с оборудованием и налоговыми льготами) и секции, в местах общего пользования добавилось развлечений, а программа по трудоустройству пенсионеров-силовиков позволила расширить вместимость кружков. Алкоголизма становится меньше — этот факт очень радует и меня, и Партию.
Начало апреля ознаменовалось изданием за рубежом графического романа «В значит вендетта». У нас в продажу поступит в июне, в немножко цензурированном виде и с обширным предисловием на тему «почему главный герой нифига не революционер». Зарубежную критику мне присылают, в ней — полный восторг как от сюжетной составляющей, так и от графической. Если меня не «отменят» агрессивные сионисты — передачу пока в эфир не пускаю, жду, пока товарищ Меньшов благополучно вернется со статуэткой домой, а то мало ли — на следующее «Хьюго» поедут Таня и Надя, на правах художниц.
Как только снега спадут окончательно, на базе наших совхозов начнут снимать сразу три фильма: собственно «Любовь и голуби», «Ночь председателя» и «Рогатый бастион». На Алтае, с участием старообрядцев, снимут «Крутое поле». В городе тоже не без контента — фильм «Новоселье». После «Любовь и голуби» зафорсим Владимира Валентиновича сняться в главной роли в фильме «Человек на своем месте» — сценарий авторства Валентина Константиновича Черных мы застолбили.
В этом году диплом ВГИКа получит Никита Сергеевич Михалков, после чего отправится служить в армию. Верно — прямо сюда, в нашу воинскую часть, которая не так уж и далеко от студии. Хороший режиссер, пусть у нас тут творчески растет ко всеобщей пользе.
Апрель почти целиком посвятил подготовке к посевной — проверял все подряд, контролировал поставки, «выбивал» запчасти для норовящей сломаться в самый неподходящий момент техники, проверял зернохранилища и семена, играл совхозникам песни, перемежая их рассказами о важности продовольственного суверенитета — им оно побоку, но работать так и так будут хорошо: изгоняться за тунеядство из «Ткачевоассоциированных» поселений дураков нема!
Ближе к маю, когда от снегов остались только редкие, спрятавшиеся под деревьями очаги, во время поездки в совхоз «Очаг цивилизации», увидел подозрительно большое количество суетящихся на чьем-то участке детей среднего школьного возраста.
— Тимуровцы такими толпами не ходят, — поделился я размышлениями с везущими меня дядями Семеном и Димой. — И вообще утро, в школе должны быть. Чей дом?
Виталина дома сидит, книжкой занимается — она же не я, чтобы в неделю по роману выдавать. Дядя Дима остановил УАЗик, а дядя Семен достал из портфеля папочку. Пролистав, вынес неутешительный вердикт:
— Директриса школы, Мария Антоновна Фонина. Сорок четыре года, разведена, детей нет.
— Проверим, — решил я, открыл дверь и сошел кирзовыми сапогами в грязюку.
Ну нету мощностей везде дороги сделать — большие, потребные для логистики-то протянули, но улицы еще добрую пятилетку асфальтом покрывать придется.
Дом у учительницы «старого» образца — реновация до сюда еще не добралась, собой представляет относительно новый бревенчатый сруб-«пятистенку». Приусадебный участок большой — в жизни за пределами черноземья есть свои плюсы. Забор крашен синей краской — отлично гармонирует с огораживающим палисадник штакетником и ставнями такого же цвета. К штакетнику я и подошел, к огромной радости двоих белящих ствол черемухи девочек лет четырнадцати, одетых в резиновые сапоги, черные штаны с начесом — еще прохладно — старенькие курточки и белые платочки.
Милахи.
— Ой, Сережка! Привет, а ты к нам в ДК выступать? — спросила правая — Таня, помахав мне кисточкой.
— Привет, Таня, привет, Люда, — поздоровался я в ответ.
Всех детей в округе по именам знаю!
— А вы почему не в школе?
Ответила Люда:
— А у нас физкультура сдвоенная.
Охренеть!
Тут подтянулись остальные ребята, пару минут пришлось жать просовываемые над штакетником руки и напоминать, что выступал у них неделю назад, поэтому теперь придется подождать. Хе, а занавесочка-то на окне шевелится — Мария Антоновна наблюдает, и, скорее всего, увиденное ей не нравится. Совсем совесть и страх потеряли?
— Ребята, а у вас часто физкультура вот так проходит, на хозработах? — спросил я.
— Каждый год — сначала Иосифу Викторовичу помогаем, физруку, потом — завучу, Андрею Федоровичу, — ответила Таня. — И Марии Антоновне тоже — как сейчас.
Понимаю. Хорошие дети у нас в Союзе — пашут на учителей и даже не понимают, в чем подвох. Да, школьники на колхозных полях помогают в битве за урожай побеждать, но это-то совсем другое.
— Спасибо, ребята, — поблагодарил я, сместился к калитке, и, прихватив с собой дядей, зашел во двор и поднялся на крылечко.
Заперто. Тук-тук. Не открывают.
— А Мария Антоновна дома? — спросил я с интересом наблюдающих за нашей бравой тройкой, низведенных до бесплатной рабочей силы, ребят.
— Дома конечно! — ответил мой тезка-Сергей.
— Постучите, пожалуйста, кто-нибудь в окошко, — попросил я.
Ребята радостно затарабанили по стеклу — весело же!
По ту сторону двери раздались шаги — директриса поняла, что отсидеться не выйдет, и решила-таки открыть.
— Здравствуйте, Мария Антоновна, — поздоровался я с худой, очень характерно «учительского» вида брюнеткой в толстых очках. — Можно с вами немножко поговорить внутри?
— Здравствуйте, — отвесила она в ответ, нервно теребя лежащую на плечах шаль. — У меня не прибрано.
— Какие нерасторопные крепостные, — понизив голос, удрученно покачал я головой. — Будем директорский авторитет на глазах учеников ронять или все-таки в доме поговорим? Альтернатива — наш УАЗик.
В УАЗик Марии Антоновне, судя по брошенному на транспорт опасливому взгляду, не хотелось, поэтому она посторонилась, и мы вошли в сени. У стен — старые шкафы и серванты, на потолке висит лампочка в плафоне, под ногами — ведущий ко входу в дом палас.
— Мариа Антоновна, а почему дети, которые сейчас должны в условный волейбол играть, занимаются хозработами в вашем дворе? — решив не ходить дальше, спросил я.
— Это — новая, экспериментальная методика, — всплеснув руками, отмазалась она. — Иосиф Викторович разработал, — перевела стрелки на физрука.
— И этот эксперимент, конечно, одобрен Районо и соответствующим образом оформлен документально? — спросил я.
— Мы только начали, — не сдалась она. — Решили опробовать на практике, чтобы прийти в Районо, имея на руках конкретные результаты.
Я посмотрел на дядю Семена, и он применил моральное давление:
— Маша, ты совсем о*уела?
— Пакуем? — спросил дядя Дима, вынув из кармана пальто наручники.
Директриса тяжело задышала, картинно приложила руку ко лбу:
— Ах!
И аккуратно «упала» на паласик.
— Совсем за идиотов держит, — вздохнул я. — Дядь Дим, вызовите с хозяйкиного телефона участкового и кого-нибудь из Районо, будем оформлять злоупотребление служебным положением.
Глава 24
Часы на стене моего расположенного в администрации Хрущевска кабинета отсчитывали секунды, им вторил шум печатной машинки — «Поющие в терновниках» перевалили за финальную треть, и Виталина не собирается останавливаться. Я же проводил время более технологично — сидя перед личной ЭВМ, набирал в текстовом процессоре книгу для ОЧЕНЬ служебного пользования под рабочим — а нормального и не будет — названием «Наступательный реализм». За основу взяты работы довольно здравомыслящего американца Джона Миршаймера — в эти времена ему двадцать три года, в университете учится — в которые я интегрировал большой сегмент о глобализме и транснациональных корпорациях, а в «наступательные возможности», помимо очевидной военной мощи, добавил культуру, экономику и «видение проекта будущего» — это вместо идеологии, прости, дедушка Ленин.