Бастард (СИ)
Ждал, что Верга придет ко мне ночью. Не пришла. То ли ей нездоровилось после наших с ней хулиганств (что немудрено!), то ли были какие-то другие причины, но…я спал один. И честно сказать — спокойно и хорошо. Я вообще не люблю, когда кто-то спит рядом со мной, чувствую себя некомфортно. То ли привычка старого холостяка, то ли…привычка жить «на-щелчке», когда рычажок предохранителя сдвинут, и пистолет готов к стрельбе. Уснешь, а соседка тебе и воткнет нож в спину. Так что когда та же Верга была в моей постели, я дремал, но не так чтобы уж глубоко. Можно сказать вполглаза. Провалюсь в дрему, а сам все слышу и вижу. Впрочем, поспать она мне и не давала. Энергии у этой девчонки хватит на роту солдат. Откуда что и берется-то…пре ее стройных формах.
Утром позволил себе поваляться подольше — все-таки выходной день! Воскресенье! Здесь оно называется не так, что-то вроде «седьмойденьзавершение», если дословно, но суть все та же — в этот день работать нельзя, ибо в воскресенье Создатель отдыхал после создания мира, и кто мы такое, чтобы противиться его воле? Святое дело — воскресный отдых!
С вечера приготовил три камзола, рубахи, штаны, сложив их в найденный тут же мешок. Отнесу на переделку в швейную мастерскую. Мне не стремно, я ведь на войне, а на войне нет брезгливости и сомнений. Если твоя обувь развалилась — сними батинки с мертвеца и носи. Все, что способствует твоему выживанию — в ранге положенности.
В столовой народа почти не было — она уже закрывалась, оставалось минут пятнадцать до сигнала колокола, так что я быстренько позавтракал подстывшей яичницей с беконом (очень разумный завтрак!) и куском черного пряного хлеба, выпил кружку теплого, как моча узвара из лесных ягод, и довольный, насвистывая какую-то земную мелодию (никак не могу отвыкнуть от этой привычки!) отправился в свою комнату. Быстро собрался, и через пятнадцать минут я уже шагал по шумной, пыльной улице, уворачиваясь от бесцеременно толкающихся, наглых горожан.
Да, кстати сказать — городской люд отличается абсолютной наглостью и бесцеремонностью, и сравнить могу только с водилами в крупных городах Земли. Переть по встречке, обгонять по обочине, подрезать, пока тебе не навесят по морде — это считается нормально для настоящего (вах!) мужчины. Так и здесь — не увернешься, тебя шибанут плечом так, что может оказаться в канаве. И всем пофиг на тебя, если ты ниже их ростом. Ну а я не очень-то выдающихся габаритов, потому сам бог велел врезать мне так, чтобы я со своим дурацким мешком покатился в лужу лошадиной мочи. Право сильного — это наша жизнь.
Кстати сказать, если бы я вырядился в форму студента Академии — скорее всего меня бы не трогали и уступали дорогу. Потому что во-первых — я дворянин, а от дворянина можно огрести люлей просто-таки сходу, и ничего ему за это не будет. Ибо посягнувший на дворянина есть преступник, даже если он просто разбил ему нос. Могут и казнить. Если поймают, конечно.
Во-вторых, студент Академии — маг, а маги не отличаются долготерпимостью и добрым нравом. Дворянская спесь в купе с умением колдовать — что может быть страшнее? Про магов всегда ходили страшилки на уровне «Девочка, закрой дверь, к тебе летит гроб на шести винтах!». Маг может тихонько колдануть, и у тебя яйца отвалятся — так думает любой простолюдин, и не только простолюдин. Впрочем, скорее всего эти слухи поддерживают сами маги, чтобы к ним было побольше почтения.
Но я оделся как обычный горожанин — что-то вроде приказчика в лавке купца, или младший сын торгаша. Добротные, неновые ботинки, рубаха с длинными рукавами, заправленная в штаны с добротным кожаным поясом, на котором висит кошель, и небольшой, хорошей стали нож, скорее кинжал с обоюдоострой заточка и крестовидной гардой, способной принять на себя удар сабли или тонкого меча вроде шпаги. Все хорошего качества, неброское, и такое, что не стесняет движения. И перед людьми не стыдно, и для боя сгодится.
А то, что будет бой — я по большому счету и не сомневался. Заметил их еще у Академии. Вероятно, им кажется, что они такие продуманные, такие опытные, великие мастера слежки. Шляпу на глаза, оглядываться как можно подозрительнее, жаться к стенам домов — так делают все опытные шпики. Ну а выслеживаемый, конечно же, полный дебил, и ничего не замечает!
Вот чего не отнимешь у этого мира, так это того, что все лавочники готовы расстелиться перед тобой, когда почуют запах денег. Никто тебе не скажет, что ты не так одет, или не так посмотрел, и потому они тебя не будут обслуживать. В Сочи, помню в магазинах висели объявления, что в пляжной одежде — шортах и купальниках — заходить нельзя, обслуживать не будут. Идиоты! Им деньги принесли — радуйся, встречай поклонами! Ан нет…рожи воротят, придурки. Тут же такого нет. Пришел какой-то парнишка, принес кучу барахла, чтобы перешить под себя — так счастье! Великое счастье! Клиент! Улыбаются, кланяются, просят еще приходить и приносить! И даже не спросили, где я это барахло добыл. Впрочем, я сам пояснил — осталось от старшего брата. Мол, надоели ему, и он отдал шматье мне. Вензеля рода покойного я спорол заранее. И кстати сказать — нарисовал вензеля своего Клана, чтобы нанесли на одежду там, где и положено. На два камзола. На третий — ничего.
Ботинки, новехонькие и ненадеванные, обменял в лавке обувщика на добротные, размером поменьше. Тоже хорошие, хотя и похуже качеством. Нет, не так — не качеством похуже, а отделкой, вышивкой и все такое. Мне такие клоунские сапоги ни к чему, чем проще, тем лучше. Ни золотых, ни серебряных нитей, зато кожа мягкая, подошва крепкая и не скользит. Башмачник остался очень доволен сделкой — явно «приобул» меня с разницей в стоимости — как минимум раза в два. Но я не в обиде — ему тоже надо зарабатывать, а мне досталось на халяву, если не считать за труд убийство хозяина вещей. Да, совесть меня не гложет. Я циничный убийца, выглядящий как мальчишка.
От башмачника отправился в сторону порта, туда, гденарода поменьше, и вода почище. Да, решил искупаться в море. Если глубоко не заходить, то можно спокойно поплескаться в теплой, иссиня-голубой воде, прозрачной, как богемский хрусталь. Если зайти глубже, чем по пояс, можно лишиться выступающих частей тела, так как сразу не заметишь щупальца, или плавника акулы. Здесь они шустрее чем на Земле-один, есть даже гигантские акулы вроде земного мегаладона, который давно вымер, но которого регулярно видят охочие до самогона и баек моряки. В здешних морях столько этих тварей, что реально ни один моряк с корабля, потерпевшего кораблекрушение, не имеет ни малейшего шанса выбраться на берег. Сожрут в считанные минуты. А то и секунды.
Чуть выше по берегу, начинаясь от забора порта (он огорожен высокой стеной) — старые, заброшенные сараи-верфи, в которых некогда строили лодки. Кто строил — не знаю, вроде какой-то купец. Но разорился. Кому сейчас принадлежит этот кусок земли у моря — неизвестно. Но ангары стоят запертыми на замки, а возле них шикарнейший пляж с белым песком. Багамы, да и только! У нас бы давно уже этьу землю прихватизировали, и на пляже лежала б куча загорелых телок, томно поглядывающих на проходящих мужчин: «Я Нитакуся! И даже не предлагайте мне ресторан и трахнуться! Обманщики!». Здесь жевремя от времени гуляют настоящие телки — рогатые и хвостатые, оставляя на песке круглые блины, тут же растаскиваемые хлопотливыми крабами.
Вот в этом укромном уголке я их и дождался. Полчаса ждал, даже успел искупаться и обсохнуть. Нет, все-таки хорошо, когда дичь сама идет к охотнику! Ни тебе беготни, ни потного затылку — сиди себе в прибрежной волне, наслаждайся шумом ветра и шелестом волн, и смотри, как три идиота радостно спешат навстречу своей судьбе. Ну чем не жизнь? Малина, ага!
Глава 17
«Лежу на пляжу я, и млею, здоровью свою не жалею!» — вертелось в голове глупая присказка-частушка. А еще, мне вдруг подумалось, что я за все эти годы ни разу вот так не валялся на песочке, подставляя солнцу свою белую, не видевшую загара спину. Здесь не принято загорать, от слова «вообще». Загорелые — только рабы, которые носят минимум одежды, а то и вообще раздеты догола, да еще крестьяне, которые недалеко ушли от рабов. Впрочем, еще и корабелы — их лица, руки и ноги всегда обветрены и черны, ведь на судах они частенько ходят лишь в набедренных повязках. А вот аристократу невместно иметь загорелую кожу где бы то ни было — на заднице, или на лице. Мы, голубая кровь и белая кость — всегда белы и…