Портрет Лукреции

— Я слышал, вас тошнит, и аппетит пропал. Это так?
Он наклоняется к ней, обхватывает пальцами ее руку, криво улыбается.
— Я… Нет, это скорее… — Лукреция пытается привести в порядок мысли. — Кто вам сказал?
— Нунциата написала. Так это правда?
— Я действительно… У меня нет аппетита.
— Лекарь ждет за дверью. — Альфонсо вскакивает с кровати. — Впустить его?
К чему Нунциате писать про ее аппетит? Загадка… И почему Альфонсо вдруг стал таким внимательным и любезным?
— Не нужно лекаря, — возражает она. — Мне…
— Бояться нечего. Он лучший во всем регионе и прекрасно о вас позаботится. Я отослал ваших служанок, но сам ни на минуту вас не покину.
Лукреция привстает.
— Альфонсо, почему…
Через порог перешагивает лекарь, низко кланяется сначала Альфонсо, потом Лукреции. На его макушке блестит лысина, а на плече висит сумка из жесткой кожи.
— Ваша светлость, — приветствует он Лукрецию, подойдя к постели. — Его высочество герцог пожелал, чтобы я вас осмотрел. Позволите измерить сердцебиение?
Он завершает свою речь поклоном. Лукреция кивает, и лекарь берет ее за запястье ледяными пальцами.
И ждет, подняв глаза к потолку. Просит открыть рот, осматривает язык. Заглядывает в уши, достает из-под кровати ночной горшок и изучает содержимое. Кладет ладонь на лоб, на руку; с ее позволения осматривает грудь и живот. Давит на него пальцами — сначала осторожно, потом уже сильнее.
— И? — спрашивает Альфонсо, когда лекарь разрешает ей опустить сорочку. Муж охвачен необычайным волнением; на шее дергается жилка, глаза сверкают жадным блеском.
— Беременность ее светлости маловероятна. Живот мягкий, вены не увеличены, и еще, полагаю, в ее светлости наблюдается избыток желчи. Душевное состояние угнетенное, здесь помогло бы…
Альфонсо бьет кулаком в стену. Лукреция и лекарь вздрагивают.
— Думаете, меня душевное состояние волнует?! — шипит он.
Герцог поворачивается к ним спиной. Лекарь беспомощно глядит на Лукрецию, а та молча пожимает плечами: она ничего не может поделать.
Лекарь расправляет плечи, собираясь с духом, и меняет подход:
— Понимаю, его высочество огорчены подобной вестью, но не стоит отчаиваться. Ручаюсь, совсем скоро ее светлость порадует вас интересным положением. Она молода и здорова. Цвет кожи у нее прекрасный, а телосложение идеальное — не хрупкое и не тучное. У нее чудесное, свежее лицо, здоровый ток крови — все это указывает, что она способна зачать сына.
Альфонсо оглядывается. Он спрятал руку, которой ударил об стену, под giubbone — чтобы укротить ее, чтобы она не смела больше его выдавать. Он окидывает Лукрецию оценивающим взглядом и выходит из комнаты, кивком подозвав лекаря. Дверь между салоном и спальней закрывается.
Лукреция прислушивается. Когда за стеной раздаются голоса, она вскакивает и прижимает ухо к деревянным рейкам.
— …уже год, — тихо поверяет лекарю Альфонсо. Наверное, он расхаживает по комнате, потому что его голос становится то громче, то тише, то опять звучит явственней. — Достаточный срок, не находите?
— Тело женщины — сложный инструмент, и владельцу нужно проявлять особую заботу и умение, чтобы произвести мелод…
— А наследника оно когда произведет, по-вашему? — перебивает Альфонсо.
Тишина. Лекарь обдумывает свое нелегкое положение, плюсы и минусы, возможные исходы.
— Простите, ваше высочество, за деликатный вопрос, но как часто вы делите с ней ложе?
— По-разному. Часто. Каждую ночь.
— Позвольте предложить каждые пять дней и воздержание в перерывах. Этот метод помогает семени настояться, созреть и упасть на отдохнувшую почву. Более частые соития накладывают на тело и разум мужчины слишком тяжелую нагрузку.
— Каждые пять дней?
— Да, ваше высочество. И пусть в перерывах она ходит на исповедь. И греческая, и римская науки считают этот способ наиболее действенным. При всем уважении добавлю… Простите, ваше высочество, но для благоприятного исхода мужчине лучше познавать только объятия жены, не растрач…
Любопытно… Здесь Альфонсо перебивает лекаря:
 
— В ее натуре есть нечто странное…
Лукреция представляет, как муж хмуро расхаживает по комнате.
— Вы не заметили?
— Чего не заметил, ваше высочество?
— В ней чего-то не хватает.
— Не хватает? — сомневается лекарь. — Я вас не совсем…
— Сложно объяснить. Она от природы склонна к… неповиновению. Иногда мне кажется, будто в ней живет какой-то зверь. До свадьбы я об этом даже не подозревал. Меня уверяли в ее сдержанности, крепком здоровье, описывали как послушную, очаровательную, молодую и невинную. Но вот теперь я знаю об этой странности. Как я не заметил раньше? Боюсь, в ней навсегда останется сторона, которую невозможно ни подчинить, ни обуздать.
Доктор отвлеченно добавляет:
— Ее светлость выглядит…
— Подозреваю, — продолжает Альфонсо еле слышно, — что она предотвращает беременность силой воли, нездоровым характером. Бывают ли настолько взбалмошные женщины, что дети отказываются в них приживаться?
Лекарь явно мешкает с ответом:
— Никогда, — осторожно отвечает он, — о подобном не слышал. Ее светлость родом из очень хорошей семьи. Возможно, вы имеете в виду невоздержанность характера?
— Можно и так сказать.
— Уверяю, это беда многих юных дам. В вашей жене слишком много огня. У нее горячая кровь, а горячая кровь ведет к перенапряжению женского ума. Конечно, я могу это вылечить. Исправить подобное довольно легко. Рекомендую делать кровопускание, ставить банки, принимать определенные травы и минералы. Я лично позабочусь о нужных пропорциях. Ей нужно питаться прохладными продуктами; ежедневно употреблять немного птицы, зеленые овощи, красное мясо, сыр и молоко. Никаких пряностей, бульонов, перца или помидоров. И пусть ее окружают спокойные, благодатные картины. Изображения диких животных следует убрать. Кости, перья и прочие варварские атрибуты хранить не рекомендуется. Один раз в день ее светлость должна заниматься легкими физическими упражнениями, отдыхать в постели после приема пищи и сразу после пробуждения. Никаких треволнений, танцев, музыки, творчества, чтения — кроме религиозных текстов.
— Отлично.
— Уверен, желанное событие скоро произойдет.
Шарканье, шорох: видимо, лекарь откланивается и пятится к двери. Лукреция хочет вернуться в постель (вдруг Альфонсо вернется?), но тут лекарь добавляет:
— Чуть не забыл. Нужно отрезать волосы.
— Волосы?
— Они цвета огня, ваша светлость, — поясняет он с явным неодобрением. — И слишком длинные. Пламя разогревает кровь. Помните, ее нужно охладить, сдержать. Уверяю, стрижка поможет.
Наверх посылают несколько слуг. Они прибывают с сундуками и кусками материи. Клелия следит, как со стен снимают картины: куницу-белодушку — подарок на помолвку, наброски белой мулицы, написанную маслом лисицу и загнанного оленя, портрет женщины с домашним леопардом, который Лукреция нашла в салоне delizia и перенесла в свои покои. Когда чужие руки тянутся к ее коллекции перьев, гальки и коры, Лукреция бросается к ним и встает между слугами и своими сокровищами. Никто не слушает ее возражений, и она набирает полные руки дорогих сердцу вещей, однако перья и камешки тотчас отнимают двое стражников из коридора; они хватают ее за руки и не дают шевельнуться. Эмилия возмущается:
— Не смейте ее трогать, отойдите!
Клелия велит девушке помолчать, а стражники стоят молча, посеревшие и несчастные, как горгульи. Лукреция садится на подоконник и прячет голову в коленях.
Пучок двухцветных шипов дикобраза, высушенные мхи и лишайники, блюдо с абрикосовыми косточками, отполированными до блеска, — все кладут в сундуки и уносят прочь.
На их место Клелия вешает натюрморт с инжиром и лимонами, классическую картину с мужчинами, стоящими в кругу, изображение блеклой Мадонны: нимб над ее головой несоразмерно огромен, а младенец Христос в набедренной повязке смотрит вяло и безразлично.