Железный гром (СИ)

— Держите его крепче, сейчас буду доставать стрелу! — напарники обхватили Добрила за руки и ноги, с силой прижав их к земле, а я одним рывком вытащил стрелу.
Вошла в тело она не слишком глубоко — или мощность балтского лука так себе, либо галинд впопыхах как следует не дотянул тетиву, либо случился небольшой рикошет об ветку дерева, погасивший инерцию выпущенной стрелы. Короче говоря, Добриле повезло, если так вообще можно говорить о человеке словившем стрелу.
Нательная рубаха одного из балтов, предварительная вымытая Ладиславом в ручье, была разорвана на полосы и пошла на перевязочный материал для закрытия раны. Когда мы перевязывали Добрилу, то он периодически терял сознания. Не знаю, происходило ли это от пережитого им нервного стресса, или действительно рана была серьезней, чем казалась на мой дилетантский взгляд.
— Все будет хорошо, Добрила! — старался как мог его успокоить и приободрить, — если бы ты не отвлек внимание на себя, то мы бы с супостатами в век бы не справились! А рана у тебя легкая, дальше наконечника стрела не вошло, луговские лекари тебя мигом выправят и на ноги поставят.
После того, как в сторону Ладислава и Станилы были брошены пару гневных взоров, друзья мне с удовольствием начали поддакивать, говоря о том, какой Добрила молодец.
Для перемещения раненого из подручных средств соорудили носилки. Для этого пришлось вырубить две жердины и раздеть не только трупы, но и использовать наши рубахи в качестве соединительного материала. Переместили бесчувственное тело Добрилы на эту самодельную конструкцию, и периодически сменяя друг друга, потопали домой.
Обратный путь, наверное, занял часа четыре-пять, показавшийся нам вечностью. Ведь даже когда ты сменяешься на носилках, то все равно вынужден волочь на себе оружие балтов и другие их, и наши пожитки в вещмешках. К тому же, перемещали мы Добрилу с максимально возможной скоростью, ему требовалась срочная помощь деревенской лекарки, сделать нормальную перевязку и так далее. В пути Добрила пару раз терял сознание, впадая в забытье.
Вышли мы за полдень, когда солнце еще высоко висело в небе, а к Лугову дотопали уже вечером, когда нежный розовый свет садящегося солнца щедро заливал леса и опустевшие из-за приближающейся ночи пастбищные поля.
Лишь на подходе к Лугово, когда мы уже ясно видели очажные дымки поднимавшиеся над крышами скрытого за частоколом и земляными валами поселка, наш отряд заметили, оперативно перехватив с рук на руки нашу пока еще живую ношу. И только выпрягшись из носилок, мы наконец-то, с чистой совестью, обессиленно повалившись на землю под сенью вытянувшихся длинных теней от деревьев. Пот с нас стекал в три ручья и даже свежий вечерний ветерок еще долго не мог охладить разгоряченные тела.
Однако разлеживаться нам долго не дали, вскоре прискакали четыре конных дружинника Гремислава — Нерев, Остромир, Волк и Семой, что тут же загрузили нас верхом на своих коней вместе с нашими же котомками и пустились вскачь. «Пустились вскачь» это я, конечно, малость загнул. Дело в том, что вся наша боевая конница состояла из двух жеребцов и четырех кобыл, что использовались главным образом не в военных походах и боях, а в качестве тягловой силы и на сельскохозяйственных работах. Отсюда особой резвости или излишней свирепости эти мирные животинки никогда не проявляли, поэтому доехали мы до дома вождя относительно комфортно. Да и просто очень многих конских «приблуд» даже в профессиональной военной кавалерии в этом времени еще не было изобретено. По крайней мере, наши «кавалеристы» не использовали и даже не знали само понятие стремян, никогда не слышали, что это вообще такое и «с чем их едят?»
Ближе к полудню второго дня после нашего эпичного возвращения домой с охоты, в Лугово заявились Градислав с Бериславом, да не одни. Вместе с ними, под заполошный лай учуявших чужаков деревенских собак, у крепостных валов остановился, дожидаясь от вождя приглашения войти в поселение, посланный в погоню дружинный отряд из веси Марыть, несколько жителей которой и были нами во время той злосчастной охоты обнаружены убитыми в лесу.
 
Я в это время возился с дистилляционными глиняными трубками, пока к нам не прибежал запыхавшийся вездесущий Тороп с подобного рода вестями.
— Кто именно из Марытей пришел? — заинтересовался Черн, пытаясь увернуться от дымной струи, предательски постоянно менявшей направление из-за то налетающего, то ослабевающего ветерка.
— Вся старшая дружина Змеида! — с готовностью затараторил Ладислав. — Отец велел тебя звать, — заявил он, уже обращаясь непосредственно ко мне.
Черн, отпуская меня, лишь флегматично пожал плечами, дескать, дело не мое, если зовут — иди. Ну, мы с Торопом со всех ног и припустились к дому его отца и моего дядьки Гремислава.
Вооруженных копьями, топорами, ножами, пращами и луками воинов Змеида мы застали поднимающимися вверх по склону. А у распахнутых ворот частокола их радушно встречал наш вождь со своими ближниками. И не только они, все свободные от дел насущных жители столицы собрались прямо за воротами и с любопытством взирали на чужаков. Хотя нет, слово «чужаки» тут совсем не подходящее, жители Марыти все сплошь были нашими соплеменниками, являясь такими же драговитами, опутанными родственными связями как с нами — луговчанами, так и с жителями других как ближних, так и дальних населенных пунктов племени.
Стоящий рядом Ладислав что-то нашептывал мне на ухо, делясь впечатлениями от созерцания дружины Змеида. А я продолжал присматриваться к заявившемуся к нам воинству.
Впереди шел Змеид, среди прибывших гостей, именно он и являлся самой колоритной фигурой. Это был высокий мужчина с белыми от седины бородой и волосами, хотя и полный сил, исходя из его комплекции и бодрой, пружинистой походки, но уже, судя по шевелюре и морщинистому лицу, ясное дело, в годах, и немалых.
— Эй! Див! — меня в толпе высмотрел Градислав и рукой поманил к себе.
Прошмыгнул между стоящими впереди людьми, подбежав к брату.
— Пойдем вместе в дом вождя, Змеид желает еще и с тобой поговорить.
— Мне уже сообщили, что Гремислав хочет, чтобы я присутствовал на этой встрече.
— Ясно. Как у тебя вообще дела?
— Более-менее, — говоря эти слова, чисто на автомате, коснулся пальцами распухшей переносицы.
— Нос болит? — понимающе и с усмешкой спросил Градислав. — Это все ерунда! Хорошо, что его набок не свернули. Видел лицо Кислого?
— Ага, видел … оно у него похоже на жопу, причем, сильно избитую жопу.
Градислав заржал, привлекая своим гоготом к себе всеобщее внимание. Но просмеялся он недолго, Гремислав его зло окликнул.
— Град!!! — вождь бросил лишь одно слово, но и его было достаточно, чтобы даже последний тупица понял, что следует заткнуться.
И так, в полном молчании, провожаемые заинтересованными взглядами луговчан, мы вместе с союзной дружиной и проследовали до дома вождя. Там и разделились. Берислав повел большую часть марытьских воинов в Дружинную избу, а Гремислав, Змеид с парой ближников, Градислав, я и присоединившиеся к нам в пути волхв Яролик, староста Яробуд и наш местный купец Плещей — торгующий в том числе и с балтами, все вместе направились в дом вождя.
Женщин и детей там уже не было. Низенький столик из тонких деревянных стволов с четырех сторон окаймляли ошкуренные бревна на которых вся наша честная компания и расселась. Стол был заставлен скромной пищей без изысков — сушеной рыбой, лепешками и прочими легкими закусками, из напитков присутствовал квас.
Первым слово дали Градиславу. Тот двинул речь, рассказывая в подробностях как наш охотничий отряд обнаружил трупы, как была устроена не увенчавшаяся успехом погоня. Потом, неожиданно слово предоставили мне. Что-то скрывать было нечего, потому рассказал о нашей встрече с балтийскими татями все как есть. Присутствующие одобрительно замычали, подивившись моей смекалке и смелости. Потом еще говорил Змеид, опрашивали купца Плещея имеющего торговые связи с напавшими на людей Змеида балтами. Но больше всего меня поразил Яролик, заявивший, что отныне я, Ладислав, Станил и Добрила отныне, не дожидаясь еще без малого двух месяцев до праздника Солнцеворота, переведены из «младшей» в старшую — «отцовскую» дружину, поскольку на наших руках есть кровь убитых врагов, а это своеобразный показатель, знак качества, во много раз более ценный, чем проводимые при посвящении ритуалы. И как только воины Змеида покинут Лугово, мы должны будем заселиться в Дружинный дом. Там от прошлогодней инициации все еще проживало пять воев так и не успевших обзавестись женами, а значит и собственным жильем. Вот от такого неожиданного известия я был поистине счастлив! В практическом плане это означало, что в глазах общества я становился совершеннолетним, а значит предоставленный самому себе помимо военной субординации, ну и находясь в рамках бытующих здесь обычаев, куда уж от этого деться.