Лучезар (СИ)
Глава 7
Дитята рассказал своим друзьям о постигшей его неудаче - в своих руках держал злодейку, а повелся на ее хитрость и упустил!- Надо же, опять явилась. Видно Лучезар, насолил ты ей чем? - спросил Ярыш.- Да и знать не знаю, и ведать не ведаю, что за девица, и чем я ей не угодил…- растерялся Лучезар. В Златограде не так много он знал людей, чтобы иметь среди них врагов. Надо бы к Храбру сходить. Друга проведать, да заодно о преследовательнице поведать. Может, поможет чем? Знать бы, кто эта девица?На следующий день разбрелись богатыри по разным сторонам. Ярыш уехал с царевичем на ярмарку, Лучезар пошел проведать Храбра, а Дитята пошел к реке, где Елень с другими дворовыми девками белье полоскала. Да от самых огородов увязалась за ним нищенка. Подивился богатырь на пронырливость попрошайки - надо же, на царские огороды прошмыгнула! А нищенка не отстает, следом плетется. А при Дитяте как назло ни одной монеты! Только медовая коврига за поясом. Вынул он ковригу, да и остановился поджидать когда нищенка подойдет. Видать, старуха совсем - спина согнута, на клюку опирается, а платок совсем лицо закрыл. Протянул богатырь ковригу нищенке:- Возьми бабушка, больше нет ничего при себе.Протянула нищенка костлявую руку:- Благодарствую, милок! За доброту твою, возьми-ка гостинец. Самой мне уж не по зубам,- и нищенка протянула Дитяте наливное яблоко. Богатырь взял яблоко и залюбовался - больно уж сладкое яблоко на вид, так и просится в рот! Но нет, негоже богатырю яблоками лакомиться. Лучше отдам своей милой, позабавлю её. С тем и пошел богатырь на реку, искать Елень.Храбра дома не было - к Микуле ушел. Туда же и Лучезар отправился. Может, удастся на Малашу хоть глазком посмотреть? Во дворе Малаши не оказалось, зато был Храбр, который давал последние наставления молодым воинам, идущим сопровождать обоз в Большой Город.- Будь здоров, Лучезар!- И ты не хворай, Храбр.- Садись на солнышко, я скоро освобожусь. А Микулы нет, ушел к купцу Сувору, договариваются вместе с обозом идти. Сейчас такие времена - одному опасно. Бабка Чилика устало отворила дверь в сени и села на лавку. Скинула рванье нищенки, накинула теплый цветастый платок. Тут в сени Загляда выглянула.- Вернулась? Ну, бабка Чилика, сказывай.- Все как ты внученька просила, все так и исполнила. Отдала богатырю яблочко, - бабка вздохнула:- И не жалко тебе такого молодца уморить?- Жалко бабка, ой как жалко! Да только не могу я оставить его жить на этом свете! Заприметил он меня! А через меня может и Гордынюшку погубить!- Как же, погубишь твоего Гордыню! Уж он-то сам не мало народа сгубил. Вот и тебя за собой в омут тащит! Это из-за него ты опять за душегубство взялась! Матушку твою в проруби за то утопили, тебя еле спасла! А ты за старое!- Чилика всхлипнула. Загляда подбежала к старухе, обняла её седую голову.- Не плачь, бабушка, не плачь родимая! Знаю, что душегубство творю, а все же Гордыня мне дороже всех на свете белом!Дрон не мог упустить случая и не зазвать в гости Лучезара.- Что вы все на дворе-то сидите? Уж серпень на исходе, вересень на носу. Айда в людскую! Сбитень горячий пить.В людской за самоваром Дрон расспрашивал молодца:- Ну, сказывай Лучезар, как живешь? В царских-то хоромах не худо живется? Как там царь наш батюшка?- Плох царь Милонег. Не встает. Лекарь только руками разводит.- Что за хворь-то?Лучезар только рукой махнул - мол, всем известно, какая у царя хвороба. Дрон покачал головой.- Ну, а царевич что? Толковый?- Царевич толковый, да молод шибко.- Ну, а сам-то что? Невесту уже приглядел? Говорят, на царском дворе сенные девки очень пригожи!- Дрон лукаво ухмыльнулся. Лучезар засмеялся. Тут за печкой что-то зашуршало. Дрон встрепенулся:- Малаша! Ну-ка поди отседова!- из-за печки вышла смущенная девушка и бросив красноречивый взгляд на Лучезара, выбежала во двор. Лучезар невольно проводил её взглядом.Уже прощаясь, Лучезар поведал Храбру о том, что какая-то девица пыталась его отравить. Храбр удивленно посмотрел на молодого воина:- Диву даюсь. Всего ничего в Златограде, а уже кому-то дорогу перешел. Осторожнее будь.На том и расстались.На царском дворе выли сенные девки, плакали над мертвой подруженькой. Зайдя в горницу, Лучезар увидел Дитяту, лежащего ничком на лавке. Плечи богатыря беззвучно тряслись.Царевич Есислав только собрался вместе с Лучезаром отправиться в чисто поле поупражняться в стрельбе из лука, как в его горницу забежал дядька Басёнок, что ходил за царем Милонегом. Басёнок был в большом волнении, руками перебирал края свиты, и переступал с ноги на ногу, ожидая, когда царевич посмотрит в его сторону. Наконец, царевич бросил недовольный взгляд в сторону старика:- Сказывай.- Царевич, царь-батюшка совсем плох! Вас к себе зовет… Кончается он… - губы старика задрожали, глаза наполнились слезами. Есислав побледнел и, сделав знак рукой Лучезару следовать за ним, выскочил из горницы. Есислав ускорял свой шаг, а в сенях и вовсе перешел на бег. Выскочив на половину царя, он остановился. Перед опочивальней Милонега столпились люди. Здесь были и воины из царской дружины и те, с кем частенько пировал царь Милонег. Дворовые люди, мамки, ходившие за царицей - все переговаривались шепотом и грустно качали головой. Увидев царевича, все замолчали и расступились. Есислав вошел в опочивальню. Лучезар же остался перед дверьми опочивальни, преграждая всем любопытствующим путь. Басёнок, который бежал за царевичем, сердито замахал на столпившуюся перед дверью дворню:- Ну, пошли отседова! В царской опочивальне было жарко натоплено. Милонег лежал на своем ложе на высоких подушках. Лицо его было красно, на лбу видны были вздувшиеся вены. Царь тяжело дышал. В ногах сидела царица Купава. Она, уткнувшись в расшитый платок, глухо рыдала.Царевич подошел к ложу Милонега с левой стороны и встал на колени, чтобы лицо его было видно батюшке.- Царь батюшка, это я Есислав, - царевич легонько коснулся руки Милонега. Царь слегка повернул голову и увидев сына облегченно вздохнул. Потом задыхающимся шепотом прохрипел:- В изголовье нажми шишечку…Есислав недоуменно посмотрел на царя - бредит? Но Милонег снова повторил:- Нажми шишечку в изголовье…Царевич окинул взглядом резное изголовье царского ложа. Среди причудливых узоров, вырезанных искусным мастером, была и упомянутая шишечка. Царевич недоверчиво нажал на нее, но ничего не произошло. Милонег недовольно прохрипел:- Сильнее…Есислав с усилием нажал на шишечку и раздался сухой щелчок.- Внизу….- прохрипел Милонег. Есислав опустил взгляд. У основания ложа, у самого пола вдруг образовался небольшой зазор. Царевич, засунув палец в щелку, потянул на себя. Из основания ложа выкатился небольшой ларец, украшенный самоцветными каменьями.- Открой…Есислав откинул крышку ларца и увидел, свернутые в трубочку старые грамоты. Сломанная сургучная печать местами облетела и покрылась трещинами. Царевич осторожно достал из ларца старинные грамоты. Обе грамоты были перевязаны золочеными лентами.- Это грамоты на владение землями Светоча. Без них, ты никто. Они подтверждают твое право на трон. Сними с меня оберег, - Милонег перевел дыхание. Есислав снял с груди отца серебряную цепь, на которой висел оберег в виде половины солнца.- Это оберег Светоча, одного из близнецов, между которыми были поделены земли. Вместе с оберегом и грамотами тебе нужно отправиться в Княжеск. Там на царском камне тебя провозгласят царем земель Светоча… - Милонег тяжело вздохнул. Затем продолжил:- Береги грамоты, как зеницу ока. Не доверяй никому… Носи при себе, иначе можешь лишиться трона…Милонег захрипел. Есислав прижав к себе грамоты, прижался щекой к ладони отца. Слезы душили его, но он держался из последних сил. В этих слезах были и боль скорой потери, и обида за то, что так и не довелось ему испытать отцову ласку и стать ему первым помощником. Есислав почувствовал себя беспомощным слепым котенком. Кто друг, кто враг? Не доверяй никому… Но разве можно так жить, никому не доверяя? И как распознать лжеца? Вокруг дворца уже кружит стая стервятников, желающих отхватить кусок пожирнее. Можно ли положиться на царскую дружину, или среди них тоже завелись подслухи Гордыни? При мысли о Гордыни царевича обуял страх. Теперь его жизнь не стоит и гроша. Коли сможет Гордыня завладеть грамотами, то распрощается царевич со своей жизнью.Рано утром от Златограда в сторону Большого Города по реке отправились в путь царские ладьи. Первая, с телом царя Милонега. Кроме гребцов на той ладье - ни одной живой души. Зато золотой и серебряной посуды, ковров да заморских товаров - не счесть. Тут же кувшины с вином, да блюда с вареными свиными головами - любимое кушанье Милонега.На второй ладье плыл царевич Есислав вместе с князем Всполохом в окружении младшей дружины.На третьей ладье плыли жрецы, да прочие знатные люди из числа тех, кто был вхож в царские хоромы, да был удостоен чести пировать в царской гриднице.К большому облегчению царевича, князя Гордыни не было ни на одной ладье. Гордыня пришел утром в окружении своих наемников и собирался сесть в третью ладью, но его остановил верховный жрец Волховец:- Остановись, Гордыня! Коли хочешь быть на погребальном костре, то оставь своих иноземцев! Негоже иноземцам смотреть на то, как царь Милонег отправится к Солнцу.Гордыня растерялся. Он, как первый советник да помощник Милонега, не мог пропустить погребальный костер. Но и Волховец прав. По обычаю не могут иноземцы и иноверцы присутствовать на погребении. Но опасение за свою жизнь взяло верх. Не мог Гордыня доставить своим недругам такого соблазна - остаться без охраны наемников. А потому, развернул он своего коня. Спорить с верховным жрецом опасно. Это не Милонег. Его не подкупишь дорогими подарками и не задобришь льстивыми речами.И тут, глядя на уходящую по реке ладью с царевичем, Гордыню осенило. Он направил коня в сторону царских хором. На лице Гордыни играла улыбка: «Покамест Есислав провожает Милонега к Солнцу, не осмотреть ли мне его опочивальню? Верно, оставил грамоты на царство в каком-нибудь тайнике. Но я тоже не лыком шит. Уж я то мигом тайник распознаю. Эх, был бы Шуша порасторопней и скоро бы сказал мне, что Милонег кончается, я бы выведал у царя про тайник и грамоты были бы моими! Опередил меня царевич. Но ничего. Я это мигом поправлю».С такими мыслями подъехал Гордыня к царским воротам. По привычке, хотел он пройти мимо царской стражи, но стражники преградили князю дорогу:- Кто таков?- Чего надобно?- недобро спросили здоровенные стражи. Гордыня от такой наглости покрылся пятнами.- Вы что, остолопы, ослепли?! Али князя Гордыню не признали?!- и Гордыня схватился рукой за меч. Однако, стражники продолжили расспросы:- Зачем пожаловал?- К царице Купаве! С важной вестью,- на ходу придумывал Гордыня.- Не велено пущать!- с усмешкой ответил страж.- Ты что, белены объелся?! Дубина! А ну, отворяй ворота! Не то, тот час царевичу о самоуправстве доложу!- А царевичем и не велено пущать!- усмехнулся второй стражник. Гордыню перекосило.«Никак царевич клыки показывает? Ну, так я вырву ему клыки-то! На брюхе приползет ко мне и будет о милости просить!»Как только добрался Гордыня до своего терема, тут же вызвал к себе верного Шушу:- Тот час пошли гонца в стан разбойников. Как стемнеет, жду Остроуха да Стригуна на постоялом дворе, что держит Журила.Шуша стрелой помчался исполнять волю хозяина. А Гордыня зло прошептал:- Теперь держись, царевич!Не доплывая стен Большого Города ладьи остановились. На левом берегу, куда хватало взгляда, поднимались могильные курганы. Поодаль от остальных, высился курган, рядом с которым выжженная земля говорила сама за себя. Ладью с телом Милонега волоком дотащили до древнего пепелища. Пока укладывали дрова для костра, да кидали в ладью охапки соломы, солнце краем коснулось вершины далеких Бескрайних Холмов.По знаку верховного жреца младшие жрецы забили в барабаны и запели погребальную песню. Волховец с факелом в руке подошел к ладье, и ткнул факелом в дрова, разложенные под ладьей. Когда огонь разгорелся, жрец отошел к барабанам и, вскинув руки, присоединился к ритуальному пению.Царевич глядел на разгорающийся огонь. Вот языки пламени добрались до верха ладьи. Вот они уже окружили тело отца. Глаза разъедало и трудно было разобраться от чего по щекам Есислава текут слезы - от скорби или от дыма.Останки Милонега вместе со всем, что осталось от ладьи, при свете факелов захоронили в родовом кургане. Тут же и помянули - пирогами да сбитнем. В обратный путь отправились уже засветло.