Охотники на троллей
– Ага! – воскликнул он. – Постоянные нарушители! Крадущиеся тени! Юные мистер Старджес и мистер Дершовиц, схвачены на месте преступления!
Мы пытались вывернуться, но он держал нас железной хваткой.
Лемпке ухмыльнулся улыбкой гиены. Тревожной улыбкой. Его зубы облепили остатки еды, дыхание несвежее. Вообще-то весь его вид говорил о недостатке сна, если не о чем-то похуже. Налитые кровью глаза вращались в пудинге фиолетовой плоти, желчные щеки как пылью припорошены седой щетиной. У кромки волос виднелась волна прыщей, а из-под воротника рубашки проступала розовая сыпь.
– Не вздумайте скакать как дикие звери, только не сегодня, когда совсем рядом покоится такой хрупкий экспонат. Вы вторглись в самый благоприятный день! Перед собой вы видите величайшее достижение всей моей карьеры. Восемнадцать лет я работал с шотландскими учеными, чтобы защитить это сооружение от разрушения, на котором настаивали профаны из Шотландии на основании примитивных и архаичных суеверий. Можете в такое поверить, мои назойливые мальчишки? Эти невежды хотели уничтожить, возможно, самый важный архитектурный объект Европы. Я его спас. Мне удалось. И вот теперь мост здесь, в Золотой долине.
Его лихорадочные глаза заволокли слезы. Мы с Табом попятились, надеясь избежать заразных брызг.
– Есть ли у вас, недоучек, хоть малейшее представление о том, на что вы смотрите?
Таб осмелился пожать плечами:
– Мост?
Щеки Лемпке покорно обвисли, по ним скатились две тяжелых слезы размером с шарикоподшипник, по одной из каждого опухшего глаза, хотя он, похоже, не заметил этого. Грозное выражение лица медленно сменилось язвительным удовольствием.
– Мост, – задумчиво проговорил он. – Забавно. Пока нет, мои надоедливые переростки. Как видите, замковый камень, соединяющий две половины… увы, еще не прибыл.
Помощник, уже некоторое время стоявший рядом, откашлялся.
Лемпке чуть ослабил хватку, и мы с Табом сумели вырваться и поглаживали глотки. С лица помощника на кипу бумаг катился пот. Он нервно кликал ручкой.
– Замковый камень, – сказал он. – У меня есть новости.
– Ну же, говорите, – рявкнул Лемпке.
Помощник взглянул на записи.
– Ладно. Груз по ошибке отправили в Сан-Себастьян.
– Сан-Себастьян, в Пуэрто-Рико? – взбеленился Лемпке.
Помощник сглотнул от волнения.
– Сан-Себастьян в Испании. – Когда Лемпке открыл зловонный рот, помощник поспешил продолжить: – Он прибудет туда через день, и историческое общество получило указания немедленно перенаправить его нам.
Лицо Лемпке приобрело тот же цвет, что и его сыпь. Он царапнул неровными ногтями по белым прыщам.
– Точные указания? – взъярился он. – Были даны точные указания? Знаю я этих придурков в Сан-Себастьяне. Они захотят взглянуть. Взломают ящик и скажут, что это произошло во время транспортировки, просто чтобы заглянуть внутрь, даже не подумав о том, в каких условиях освещения и влажности окажется камень, да ни о чем вообще! Будут фотографировать. Со вспышкой!
– Да, точные инструкции, – сказал помощник. – Исчерпывающие.
– Позвоните им еще раз. Подчеркните серьезность и обоснованность наших указаний. Эти тупоголовые болваны должны ждать снаружи и жевать свои бутерброды, пока не прибудет судно. Мне плевать, пусть даже придется ждать всю ночь. Мне удалось, и я этим горжусь. Нельзя доверить каким-то испанским юнцам на минимальной зарплате такой важный груз.
– Да, сэр, днем и ночью. Сэр… у вас… кровь идет. Вы хорошо себя чувствуете?
Лемпке почесал правую руку, оставляя кровавые полосы.
– Это все шерстяной пиджак, – пробормотал он. – У меня от него раздражение.
На мгновение он подтянул вверх рукав пиджака, чтобы почесать под ним. И мы увидели – сыпь пожирала всю руку Лемпке. Корка отвердевшей желтой слизи блеснула в солнечном свете. Рукав вернулся на прежнее место, и помощник заставил себя уставиться обратно в блокнот.
– Ах да, э-э-э… замковый камень должен прибыть к нам в пятницу. Как раз к последнему дню фестиваля.
Лемпке тряхнул изъеденной правой рукой. В воздух взлетела содранная почесыванием кожа. Нам с Табом удалось от нее увильнуть.
– Это все ерунда! По сравнению с тем, что происходит в музее, ничтожная уличная ярмарка – просто пустое место! Помяните мои слова, недоумки, жители города пожалеют о том, что потратили столько энергии на уличные парады, спортивные соревнования и школьные спектакли, в то время как могли изучить историю Шотландии. Они будут себя корить. Вот увидите. Будут извиняться передо мной лично.
Бригадир прикрикнул на рабочих:
– Отойти! Так, на счет три!
Лемпке вскинул голову и охнул как человек, наткнувшийся на давно потерянную возлюбленную. Секундой спустя его руки – горячие гнойные клещи, рассадник заразы – сомкнулись на наших шеях. Он провел нас мимо помощника, который шмыгнул в сторонку, так что мы оказались прямо перед каменным сооружением именно в тот миг, когда его полностью открыли.
– Раз… – выкрикнул бригадир.
Губы Лемпке раздвинулись в щель, когда он беззвучно повторил:
– Два…
Острые как бритва ногти Лемпке вонзились в мою шею.
– Три!
С этими словами рабочие откинули панели, предохранявшие бока и внутреннюю поверхность моста. Под ними оказался толстый слой промышленного уплотнителя, а под ним – слой соломы, и все это тоже с грохотом упало на пол. Вверх поднялось облако пыли и тысячи кусочков соломы. Рабочие прищурили скрытые за очками глаза, а сотрудники музея прикрыли лица руками. Только Лемпке ничего не предпринял, сияющими глазами взирая на то, о чем грезил восемнадцать лет жизни. Черная пыль залетела в его разинутый рот. Соломинка приземлилась прямо на глазное яблоко, но он даже не моргнул.
– Мост Киллахид, – прошептал он.
Таб кашлянул и отвернулся. Но я не смог. Я уже видел этот мост.
Вырезанный на стене в пещере троллей рисунок изображал этот самый мост, хотя художник не смог передать его несокрушимую мощь. Каждое изогнутое щупальце, каждый кривой коготь запечатлены так правдиво, что невозможно было оторвать глаза от их изгибов, и все они вели к отсутствующему замковому камню. Я не забыл главного персонажа, что был нарисован на стене, – огромного, как башня, шестирукого тролля с пустой глазницей и единственным рубиновым глазом.
Облака скрыли солнце, погрузив атриум в неожиданный полумрак.
– Боже, боже, боже, о да! – пробормотал Лемпке. – Возрождение Шотландии. А в сумраке выглядит гораздо внушительнее, правда ведь, юные шутники?
Тишину прорезал крик боли. Лемпке наклонился в ту сторону, откуда раздался крик, но не слишком энергично. Рабочий выдернул руку из трещины в камнях моста. Я увидел только пятно крови, а потом он прикрыл поврежденную руку.
– Он меня укусил! – завизжал рабочий. – Чертова штуковина меня укусила!
Остальные озабоченно сгрудились вокруг, оказывая помощь. Лемпке положил покрытые сыпью руки на бедра. Таб мотнул подбородком в сторону двери на выход, и мы смылись с места происшествия. Лестницу никто не сторожил, чему мы весьма обрадовались. Но мы двигались недостаточно быстро, чтобы не услышать последних слов Лемпке:
– Хватит хныкать. Не такая уж страшная рана. Вообще-то это честь. Гордитесь.
17К одиннадцати вечера мы оба сидели, протиснувшись в мой тесный и набитый хламом шкаф. Таб храпел из-под хоккейной маски, прижатая к груди клюшка поднималась и опускалась при каждом львином мурлыкании. Предыдущий час мы потратили на ворчание: «У меня нога онемела, потому что ты на ней сидишь», «Можешь убрать коленку с моего уха?» и так далее. Наконец Таб задремал, и тетива от лука оставила отметину на его щеке. Ему-то легко. Он по-прежнему не верил ни слову из моего рассказа. Я же собирался бодрствовать всю ночь. Я прислонился к груде одежды и отвлекал себя мыслями о нашей подготовке.
Первым делом, вернувшись из музея, мы тщательно осмотрели мою комнату. Таб, с трудом натягивавший носки, без колебаний лег на живот и пролез под кровать с фонариком в руке. Я стоял как можно дальше с колотящимся сердцем.