Плюс

К убавляющейся орбите на одном склоне слоев решетки поступил ответ от Въедливых частиц: то есть вопросы, переданные обратной связью тем (наряду с Въедливым Голосом), что Имп Плюс (до того, как он стал Имп Плюсом) в меньшей зеленой комнате однажды почти знал как идею:
Взаимная фокусировка — да, взаимная фокусировка на том, чего там не было; а именно, Другого: которое было будущей брешью тела Имп Плюса.
Но какой фокус (спрашивали теперь Въедливые частицы) превратили дыхание радиации из яда в семя? как скорость этого загрязняющего света обернула от Солнца к себе такие потоки фотонов? а какой фокус сейчас (поскольку, встав и глядя на белые данные, мигающие на зеленом экране, Въедливый Голос чувствовал в своем росте тень уничтожения, уходящую в кратковременную память), какой фокус притянул их умы так близко — так близко к слиянию?
Внизу в облачной оболочке Земли на главной частоте поступили слова МЫСЛЬ ТАК ЧУВСТВОВАЛАСЬ, и если такие слова поступили от великой решетки, которая сейчас стабилизировала ИМП, слова проследовали на Землю, как принадлежавшие Имп Плюсу.
Тот же голос — он уровнял свои ясные слова — ответил на передачу Кап Кома У ВАС ЕСТЬ СИЛА (это вновь пришло дважды — прошлое невыразительно собиралось преломить будущее) У ВАС ЕСТЬ СИЛА?
И ДА, И НЕТ.
Но к Въедливым овалам, пронзенным помехой от локтей кузнечика Кап Кома на тихоокеанском острове, пришла сила, поднятая до целостности, поднятая маскировкой, которая была лишь словами, полученными сейчас Въедливыми частицами: Есть ли у них сила, чтобы перехватить траекторию в глубоком космосе?
Ответы роились в решетке, но то ли от Въедливого дружелюбного Голоса на острове, то ли от спрашивающего на сужающихся орбитах, сказать было нельзя.
Спрашивающий? Его имя исчезло, он был все еще здесь, в нем роились вопросы и сомнения. Он предвидел огненный отскок, он видел свой ИМП, содержащий решетку, как плоскостной шаг поля в космос, настолько глубокий, что сад фокусов вырастил бесконечную орбиту, спирально прядущуюся из гелия и позитронов — и он был привлечен этим шансом, пока не увидел, что это действительно так, если так хочется. Но затем он подумал о Въедливых частицах на острове внизу и подумал, что то, что он и они вместе привлекли в контур понимания, могло наилучшим образом удерживаться эллиптически определенным, если он станет брешью.
ИМП должен удариться о наружный атмосферный слой Земли, чтобы не соскочить в космос, не вызвать огонь из-за первых трений и проскользнуть к посадке в тихоокеанском воздухе.
Решетка погружалась бледная и неподвижная и содержала то, что, возможно, еще не целиком имела: идею себя: себя, не целиком владеющего собой, поскольку ее сила направляла луч туда и обратно с Земли, тонкая как нить цепи частиц, настолько мелких, что они возвращались взором к Солнцу.
Во Въедливые овальные частицы на тихоокеанском острове поступила сила, поднятая до целостности маскировкой: маскировкой, которая была всего лишь слабой, отчетливой передачей из космоса, как из открытого центра идеи: Ни малейшего желания отскочить в космос, ни малейшего желания возвращаться: маскировка, полученная овальными частицами, как дыхание мысли: мысли, знающей, что горячее крушение того, что передано, как помеха на входе в атмосферу, не было возвратом — с первым же трением ИМП врезался в атмосферу: мысли, вопрошающей, какие шансы появились сейчас после этой новейшей бреши, которая будет таким же длительным, как блеск прибытия должен был быть коротким для любого, видящего его в небе: мысли, также вопрошающей, дала ли в конце концов великая решетка ранее этому случиться или удивилась.
  
Максим Нестелеев Пять с плюсом, или ± послесловие
 
Пятый роман Джозефа Макэлроя «Плюс» (1976) — культовая книга одного из самых сложных писателей современности. Или самого. «Мистера Бескомпромиссного», как назвал его критик Эндрю Эссекс только потому, что титул «Мистера Сложного» Джонатан Франзен уже отдал Уильяму Гэддису.
 
«Плюс» — лучший научно-фантастический роман 1970-х от автора-нефантаста, как немного предвзято, но с искренней любовью замечает Сальваторе Пройетти, переводчик романа на итальянский. Хотя скорее научный, чем фантастический, поскольку на обороте титула книги автор сам сообщает, что благодарен трем исследованиям: «Биоэнергетика» Алберта Ленингера, «Нервная система человека» Чарлза Ноубэка, «Принципы развития» Пола Вайсса. Критик Памела Хадас уточняет, что это скорее «фантастическая наука», а Макэлроя называет «Хенри Джеймзом космического века». Пройетти также добавляет, что «Плюс» — это киберпанк. [9] Сам писатель в эссе «Plus Light» (2002) отмечает, что роман написан как идиллия, «превращающаяся в пастораль в декорациях удаленной орбиты». Отчего вся эта неразбериха с определениями? Дело в том, что автор предлагает «приключения жанра» в космосе, «выворачивая его наизнанку» (Памела Хадас) с довольно неэкспериментальной целью: написать роман про рост, одиночество и любовь. А также про нейроэтику, про успехи и опасности обращения к нашим умам и их изменению.
Интерес писателя к теме космоса не случаен, ведь он был свидетелем всех важных технических достижений XX века и даже непосредственно присутствовал во время некоторых. Так, Макэлрой описывал запуски «Аполлона 17», на котором состоялся последний, одиннадцатый пилотируемый полет на Луну (писатель присутствовал на космодроме 7 декабря 1972 года), и «Скайлэба» (первой и пока единственной американской орбитальной станции, бывшей на орбите в 1973–1979 годах).
Критик Фредерик Карл считает, что Макэлрой пошел даже дальше Томаса Пинчона и Джона Барта, описавших взаимодействие человека и машины в «Радуге тяготения» и «Козлоюноше Джайлзе» соответственно, ведь он, по его же словами в эссе про «Аполлон 17», пытается воссоздать взаимодействие технологий и человека как «согласованность с некой добродетелью видения, имеющейся в технике».
Также «Плюс» можно соотнести с известным публицистическим произведением Нормана Мейлера «Про огонь на Луне», где автор документировал и осмысливал приготовление к полету и саму высадку на спутник Земли. Но Макэлрой считает нужным уточнить, что «Космическая программа» — это неправильный способ понимать его роман, ведь «язык науки» его интересует лишь опосредованно, как любое чтение вдохновляет фантазию, мысль, страсть и намерение. Подсказка к такому прочтению есть в самом тексте, где Имп Плюс замечает: «Последние "Аполлоны" улетели с Луны». Потому «Плюс» — это скорее роман про будущее, укорененный в традиции американской послевоенной прозы второй половины XX века.
Макэлрой писал, что идея написать «Плюс» впервые возникла тогда, когда он читал работу Вайсса по эмбриологии, где сообщалось, что клетка развивается не как простая последовательность клеточных поколений, а скорее «посредством действия сил, которые становятся клеткой в процессе их развития», и что «организация всего процесса не централизована, так же как магнитное поле существует в материалах, посредством которых оно действует». Хотя сам роман, конечно, не научный труд, если только не говорить про «науку» как про «знание», и для автора вначале это «приключение в сознании» возникло как попытка посмотреть, возможно ли такое вообще сделать на английском + из-за того, что многие друзья упрекали его, что он не умеет писать короткие книги.
Потому писательское задание было таково: можно ли в абсолютно пустой комнате, где совсем нет других книг, написать произведение о том, как сознание вновь открывает для себя мир; может ли слово + мысль + желание регенерировать материю, «реинтегрировать тело и душу в целостную органическую субстанцию». В этом ракурсе «Плюс» — это исследование языка, эксперимент скорее «по направлению к Бекетту, [10] чем к Джойсу», попытка при помощи языка показать процесс неожиданного роста тела, появление функционального языка. Писатель также уточняет, что этот рост вовсе не метафорический, а скорее часть того, что он называет «Гомологией».