Плюс

Но складки здесь отличались от тех, что были в митохондриях мозга. Эти складки лежали глубоко внутри теней каждой водоросли, каждая складка, подобна жабре того микронезийского моллюска, некоторые из медленных складок уплотнились в мешочные диски, уложенные так, что Имп Плюс, пристально глядя сквозь мембраны и внутренние ванны вялотекущего тканевого покрова, обнаружил не просто те заряженные тела, которые видел катящимися вниз по одной из трубок, переплетенную в оболочку орбит, одной меньшей, зажатой между двумя большими.
Он обнаружил потом, глубоко внутри тонкой пластины штабелей, тела, которые, стало быть, он знал, что выискивал ранее. Поскольку они были идеей зеленого, которую он так давно думал про себя, что у него почти была сила забыть имя тех тел, которые, как он видел сейчас, были действительно сине-черные, словно потому, что Солнце ушло. Но темнота здесь внизу была другим светом, не просто рукой и лицом Солнца за работой в вечерних сообществах себя. Поскольку темнота эта здесь глубоко внутри хлоропластов картофельной формы была люменом силы, такой же необходимой, как вся их дневная работа. Поскольку через полуфлюид, что омывал складки и их уложенные диски, Имп Плюс видел, как нечто капля за каплей выокругливалось и осуществлялось в потоке независимой пульсации, и видел, что это был тот же сахар, которым он жил и какой качал сквозь свою систему, и увидел снова среди одного поля излучающих частиц, что его желание было увидеть эту сладость и даже больше. И то больше, кем он был и что видел, было больше, чем он раньше желал. Поскольку картофельная форма лежала также возле ботинок из желтой кожи, а также была каплей, что поднялась над гребнем, склонилась вдоль волоса и дугой изогнула тысячи миль в огонь, чьё лицо — его — дало свет другому, влажному от неудачи.
Картофельная форма энергетической установки хлоропласта водорослей не была первой картофельной формой, поблескивающей на листке и падающей в воду. Эта картофелина, которая падала, была водой. И оно было тем, что делало капли-мишени систематизированными кольцами, картографируя (словно чтобы связаться позднее) нутро с другими картофельными формами в хлоропласте листка, который он подготовился помнить или был подготовлен голосом, который слышал, чтобы помнить, — кольца каждой сине-черной молекулы, державшие идею зеленого: концентрические кольца, однако, видимо нет, как и та молекула в сердцевине хлоропласта. Поскольку у молекулы был хвост.
Градиентное склонение. Желание, содержащее завернутые внутри него самого грядущие радиусы.
Это было прекрасно, как лицо, которое плакало где-то на полпути между автомобилем и ботинками из желтой кожи у огня. Но он тогда сказал Ты прекрасна еще и другому лицу — открывшему ему сладкие створки своего рта, сказавшего «Суета» и засмеявшегося.
Центр опять спросил об орбите и скорости. Имп Плюс видел, что Солнцем, растениями и желаниями, отделившего его даже от воспоминаний, разработанных для принуждения этих желаний к работе, он вырастил воду. Он вырастил воду для поддержания субстанции, которую также вырастил он.
Но его взор удерживал его, как и костяные узлы морфогенов, закрепленных вокруг Концентрационного электрода. Этот электрод был закреплен в серо-янтарной противоскладке на солнечном проводе.
Поэтому он должен видеть сквозь все то, к чему его взор присоединится и с чем сработается.
Быть притянутым между тремя размерами тела со всеми их бесконечно малыми вращающимися на орбите телами-точками в хвосте черно-синей идеи зеленого и того, что он обнаружил в водах и вверху в ветрах, сквозь который периодические капли таранили поверхность воды, чтобы установить там кратеры и центры, становящиеся окружностями. И то, что он видел, он видел раньше, но не прояснил для себя: а именно, что с Центром, обращающимся с ним сейчас как с каким-то чужим исследователем, он хотел лишь жить дальше. Однако ограда на Земле никак не желала уходить. Поскольку он и был оградой.
И так он знал, что два из тел в сине-черном хвосте заново сцепились в растительных грядках, чтобы стать водой; и что третье тело в сине-черном хвосте, хоть и изменившееся от своего внешнего вида в трубке к растениям, имело руки, словно валентности памяти, сообщившей ему, что это была меньшая промежуточная оболочка единицы, текущей в таком количестве к растениям.
 
Что, в свою очередь, сообщило ему, что крупная оболочка со своими руками и электронами — то были электроны — была тем же самым телом, какое помогало образовать воду.
Но не точно такое, как ныне-янтарные Солнечные косы, также текшие к растениям, которые после разрыва к кожуху растений разделились над и под водами. И ниже разорвали на части несколько связей — на части, вверх и вовне, понизив уровень воды. Но затем (с другим телом, не из хвоста сине-черной внутренней молекулы, а из его главной кольцевой системы) Солнечные косы увеличили обе части водной связи неизмеримо в объеме и заново сцепили их так, чтобы образовать из воды чистый прирост сети.
И он знал сквозь припомненную боль сетей заряженной ограды, что те Солнечные косы, которые так много сделали, некогда поступив с Земли, и раньше были Земными, даже если не в своих связях косы сейчас.
Но, не давая Центру то, что он хотел, Имп Плюс нашел обратную дорогу посредством задумчивой ложношири к предыдущей передаче. Этап за этапом. Как этапы в опытах: далекие непилотируемые опытные полеты к астероидам, вот в чем дело.
Для чего? Тормозной парашют сосредоточения зажало, уплотнило и замедлило его к тому, что он предвидел как твердое с одним и лишь одним числом гребней или покрытых коркой углов. Тем самым он ощущал опасность заснуть в задумчивых словах ложношири «Ятерьное деление». Поэтому он сказал Центру, что Центр был прав, что у капсулы, которая может увеличиваться, не будет никакого преимущества, поскольку, в конце концов, это не то чтобы какой-то старый эксперимент на Биоспутнике с сальмонеллой, которая размножается.
Но когда Центр ответил, что Имп Плюс еще не дал запрошенную информацию, Имп Плюс ощутил дальнейшую частоту в передаче Центра.
Словно запинка на размышление.
Имп Плюс не знал пауза. Он мог поинтересоваться о своих ограничениях.
Но затем передача и впрямь продолжилась, и во всем своем существе Имп Плюс обнаружил симметроидное увеличение, которое не было прежним ростом.
Это увеличение было результатом, но причиной слов, поступивших из Центра. Они поступили в знакомых пульсациях. Но они несли незнакомую связь. Но связь, которую, как он понял, он заряжен взять под свою ответственность, поскольку затем он вспомнил связь, и та была в его воспоминаниях о будущем, а слова несли голос, который он знал: ИМП ПЛЮС ПОМНИТЕ ДВА ВИДА САЛЬМОНЕЛЛЫ НЕ ОДИН. ДАЖЕ ТОТ ПЕРВЫЙ ЧТО РАЗМНОЖАЛСЯ В ТРИ РАЗА БЫСТРЕЕ ЧЕМ ДРУГОЙ НЕ ДЛИЛСЯ ВЕЧНО ИМП ПЛЮС.
Центр остановился и продолжил, но вокруг солнечного питающего провода возникло возмущение. Или скорее раньше было возмущение, а теперь никакого: КАП КОМ ИМП ПЛЮСУ ПОВТОРИТЕ ПОЖАЛУЙСТА ДАЙТЕ ОРБИТАЛЬНУЮ СКОРОСТЬ.
Эта вторая передача, казалось, разработана, чтобы покончить с первой.
Но связь вернулась. И с силой, которую у нее не было шанса иметь на Земле, поскольку она была неизвестна Имп Плюсу. Но сейчас ясна: ясна, как водянистая влага в Земном глазу, что привела воспоминание сквозь сахарные системы к микровзору.
Связь была нарисована на зеленой черной доске белым, как кость, мелом. Нарисована часто. Числами и словами. И эллипсом, который разговаривал. С двумя фокусами, одним не там, но одним — Землей.
Нарисована рукой, от которой Имп Плюс в дыму смерти отстранился, разделяя знакомую болезнь на знакомое желание, пока вместо умножения частицы болезни, казалось, растворились в решении продолжать.
Связь была с Въедливым Голосом.
Въедливый Голос уделил ему внимание. Провел инструктаж. Курил тогда, потому что не мог остановиться. Говорил дымом, который свел с ума Имп Плюс к громоздящейся головной боли, затем из зеленой комнаты на Солнце к телефону. Но Въедливый Голос тогда говорил из знакомой точки в знакомую точку без обещаний. Осекся о доброкачественном. Не как повторяющий Хороший Голос, который продолжал наступать в пустоту.