Трагическая связь (ЛП)

Я бросаю взгляд на Нокса. Он смотрит на меня в ответ, его глаза такие темные, что я не совсем уверена, кто сейчас у руля. Он чуть наклоняет голову, и я нахожу в его глазах немного голубизны — достаточно, чтобы понять, что Нокс все еще там.
Я тихонько хмыкаю себе под нос, слушая, как мои узы горячо соглашаются, а затем отвечаю его узам вслух: — Нам нужно активизироваться. Перестать реагировать на их атаки и начать строить собственные планы.
Нокс медленно кивает. — Тебе нужно, чтобы остальные перестали опекать тебя. Тебе нужно, чтобы твои узы раскрыли весь свой потенциал, потому что ты все еще позволяешь своему страху перед тем, что мы все о тебе подумаем, мешать тебе.
Это критика, пусть и добрая, но я могу с ней справиться. Это то, что я уже слишком хорошо знаю о себе. В тот момент, когда я смирилась с тем, что хочу оставить их всех, страх во мне сменился.
Я боюсь, что они оставят меня, если увидят своими глазами, на что я способна.
Я прочищаю горло, в основном от волнения, потому что он прекрасно меня прочитал, как всегда. — Это моя собственная вина. Я поработаю над своими проблемами с доверием. Теперь, когда у меня есть… ты, мне будет легче.
Он пристально смотрит на меня в течение минуты, не споря и не отрицая, что он у меня действительно есть, но я не удивлена, что он просто не оставляет эту тему. — Бэссинджер пытался разрушить стену, потому что ты не дремала в своей постели под его навязчивым взглядом. Тут нужно разобраться не только с твоими проблемами доверия.
Я немного съеживаюсь, потому что, возможно, именно это и произошло ранее, но в его устах это звучит так… неправильно. Атлас всего лишь пытается заботиться обо мне, то, что должен делать Привязанный, и он всегда так сомневался в намерениях Нокса.
И на то есть веские причины.
— Он просто… боится, что ты причиняешь мне боль. Эмоционально.
Я не знаю, зачем добавляю это в конце, но Нокс все равно бросает на меня сухой взгляд. — Уверен, что его волнует нечто гораздо большее, чем просто то, как я с тобой разговариваю.
Настроение в комнате меняется.
Я чувствую себя мерзкой из-за этого, и из-за того, что заметила это, особенно после всего, что было сказано и разделено между нами. Кажется неправильным даже думать о сексе прямо сейчас, но мой разум не может перестать воспроизводить процесс нашей Связи, и тогда мои узы взрываются собственными отчаянными требованиями к нему.
Может быть, я и есть монстр.
— Прекрати, Олеандр. Ты уже знаешь, что дело не в сексе.
Хорошо, ай. Мне не нужно было это напоминание.
Частью душевной связи, о которой я до сих пор очень старалась не думать, а это немаловажно, были все воспоминания о его сексуальной жизни до моего возвращения сюда. Годы выяснения того, что именно ему нравится, и восстановления тех частей себя и своей сексуальности, которые сломала его мать — теперь я знаю их все досконально.
Но это не значит, что мне это должно нравиться.
Ладно, возможно, я покажусь стервой, потому что он также часто проходил терапию, и это было частью процесса исцеления, но я очень собственнический тип Привязанной, и видеть все это было больнее, чем что-либо еще, что он когда-либо говорил или делал мне мне… все, кроме причин, по которым он так сломлен
Он тоже это знает.
Черт, это какой-то бардак.
Я прочищаю горло и молюсь, чтобы он не подумал, что я пытаюсь быть контролирующей, манипулирующей Привязанной, то есть той, с чем играла и искажала реальность его мать. — Я сейчас пытаюсь быть спокойной, но это не так. Совсем. Я совсем не спокойна и не в порядке из-за того, что кто-то из моих Привязанных занимается сексом с другими людьми. Я не собираюсь лгать об этом или пытаться это преуменьшить.
Я крепко зажмуриваю глаза, чтобы не видеть момента, когда он решит покончить со мной. Его слова поражают меня. — Ты злишься на меня из-за этого?
Злюсь ли я?
Мне требуется секунда, но я нахожу правду. — Нет, но мне, возможно, придется какое-то время избегать некоторых женщин, потому что я вполне могла бы вырвать несколько сердец или спустить на них свои узы, что тоже несправедливо и ненормально. Просто, знаешь, стараюсь быть честной.
 
Я набираюсь храбрости и бросаю на него быстрый взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как он медленно кивает, откидывается назад и снова смотрит в потолок.
Он не рычит на меня и не бросает меня здесь, так что, возможно, я не все испортила своими иррациональными эмоциями. По крайней мере, пока.
Я снова закрываю глаза, думая о том, как именно собираюсь убедить всех позволить мне вступить в бой, а не просто расслабиться, когда мои узы выйдут на сцену. Я так занята своими мыслями, что едва замечаю, как тень обвивается вокруг моей лодыжки, дергая мою ногу в сторону Нокса.
Я слегка вздрагиваю, открывая глаза, но другая тень обхватывает мое запястье и перемещает меня так, что я оказываюсь посреди кровати лицом к нему. Его глаза — глубокие, темные пустоты синего цвета, которые заставляют меня постоянно сомневаться, он ли это или его узы контролируют ситуацию, но когда я открываю рот, чтобы сказать… Бог знает что, Нокс говорит сверху: — Не двигайся и не говори ни слова. Твои узы здесь не властны.
Нити вырываются наружу и обвиваются вокруг моего тела, покрывая почти каждый дюйм меня, пока я не оказываюсь крепко связанной, позволяя лишь моей груди равномерно подниматься и опускаться. Именно тогда я понимаю, что действительно доверяю ему. Я должна, потому что не волнуюсь. Я спокойна, устремив свой взгляд на него.
Он устанавливает четкую границу, и когда приподнимает брови, глядя на меня, я киваю, слегка подергивая головой. Это все, что позволяют пучки теней, мои губы плотно сжаты в явный знак моего согласия. Его зрачки расширяются, поглощая остатки синевы. Когда он придвигается, чтобы прижаться ко мне, из моей груди вырывается хныканье.
Его узы мурлычат от этого звука.
Я смотрю на него, распростертая под ним, как жертва, именно так, как он хочет — а может, и нет, потому что на мне все еще гораздо больше одежды, чем нам обоим хотелось бы.
В тот момент, когда я думаю об этом, тени начинают двигаться. Они совсем не похожи на те, которыми управляет Норт. Его тени были подобны ласке, твердой, но любящей, когда доставляли мне удовольствие. Эти же — о контроле, они держат меня и двигают в ту или иную сторону по велению своего бога.
Я чувствую себя так, словно я всего лишь объект, который принадлежит ему, что-то, чем он владеет, чтобы удовлетворять свои желания, но мысль о том, что его удовольствия, наконец, станут моими, чтобы насытить, более чем захватывающая. Это ощущение правильное, как будто так всегда и должно было быть.
Тени начинают тянуть и рвать мою одежду, сдирая ее с моего тела, пока я не оказываюсь обнаженной, с раздвинутыми для него ногами. Когда он отходит от кровати, его глаза опускаются вниз, вспыхивая при виде моей киски, раскрытой для него.
— Смотри на меня, Олеандр. Смотри, что ты делаешь со мной, и что я собираюсь сделать с тобой.
Его голос низкий и грубый, уже пропитанный сексом, и мое тело реагирует на него прежде, чем я успеваю подчиниться его требованиям. Моя спина выгибается, напрягаясь против теней, даже когда они удерживают меня на месте.
Я так сильно хочу его.
Я хочу сказать ему это, высказать все, что у меня на уме, пока не начну умолять о его прикосновении. Мне приходится прикусить губу, чтобы слова не вырвались наружу и не нарушили его правила.
Нокс понятия не имеет о внутренней войне, которую я веду прямо сейчас, пока он раздевается, медленно обнажая свое идеально подтянутое тело, гладкие плоскости его мышц, словно видение для моих глаз, впитывающих его плавные движения. Он похож на бога, которым он и является, не говоря уже о том, кто живет внутри него.
Когда мужчина поворачивается обратно к кровати, я вижу, что его член твердый и тяжелый там, где он изгибается к животу, и не могу ошибиться в том, что он готов трахнуть меня.