Чужой муж, чужая жена (СИ)
— … и твоя мама залезла на самое высокое дерево, показав всем мальчишкам, что она не промах. Да, Ксю? Эй, куда ты смотришь?
Внезапная смена интонации с весёлой на игриво-насмешливую приводит меня в чувства.
— Что? Никуда, — ещё сильнее краснею я.
— По-моему, «никуда» находится немного выше, чем, то место, с которого ты взгляд не сводишь.
— Не неси чушь! — фыркаю я. — Ева, быстро мыть руки, — командую я, сама вставая с дивана, чтобы скрыться от взгляда Антона.
Дочка восхищённо лепечет, что не знала, какой я «крутой» была в детстве, пока усердно мылит руки. Улыбается, и я рада, что она отвлеклась.
На кухне уже накрыт стол. Жуковский сразу зовёт Еву к её тарелке. Посуда у него в доме красивая, чёрная, но совсем не детская. Зато, когда я вижу, как он постарался с блюдом для дочки, сама чуть не пищу от восторга. На тарелке настоящая сова. Тело из пюре, голова из котлеты, крылья из половинок слайсов огурцов, хвостик из листа салата. И мордочка есть: глаза из слайсов огурца и редиса поменьше, а посреди зрачок из горошинки. Даже брови из огурца вырезал, а нос из редиски. Ну надо же! Вот только зная свою дочь, она рыбные котлеты ненавидит.
— Вау! — хлопает в ладошки малышка. — Антося, ты лучший!
И снова приходит время удивляться. Когда мне кусок в горло не лезет после утреннего происшествия, Евушка с восхищением ест и даже не фыркает на рыбную котлету! У Жуковского на лице торжествующее выражение, а я не понимаю, как ему удаётся делать всё так идеально.
После ужина, малышка требует сказку, но не от меня, а снова пристаёт к Жуковскому. Машу на них рукой. И пока Антон укладывает Еву, иду на балкон, налив себе полбокала вина. Сажусь в плетёное кресло, накрыв коленки пледом. Хорошо, что тут тёплый пол. Да и вид неплох.
— Прости, что мы тебя так стеснили, — тихо говорю я, когда неродной брат возвращается, разложив себе диван в гостиной.
— Поверь, я не умру, если посплю на диване. Ева замечательная, — говорит он, присаживаясь в кресло рядом. — Мне жаль, что вам пришлось всё это пережить.
— Расскажешь наш план?
— Конечно.
И он рассказывает всё, что запланировал для моего развода с адвокатом и его командой. А я в очередной раз диву даюсь, как он ловко всё придумал. Сама бы я точно не справилась.
— И, конечно, тебе нужна работа, — заканчивает Антон.
— Я разослала резюме. Что-то да подвернётся.
— Не стоит, Ксю. Я устрою тебя на работу к своему другу.
— Что? Нет! Не смей! — всплёскиваю руками я. — Ты и так много сделал для нас. Мне уже стыдно. Хотя бы работу я должна найти себе сама.
— Я ничего для тебя не сделал. Ничего! — качает головой мужчина, а в его тоне какая-то горечь. — Был уверен, что ты врёшь, но всё равно попытался поверить, что он тебя не трогал. А должен был не отпускать к нему! Сразу спасти из его грязных лап! Расспросить, заставить рассказать правду в конце концов.
— Нет, родной, нет. Я бы ни за что не сказала тебе, — хватаю его за руку, крепко сжимая. — Не смей винить себя. Это я считала, что несу наказание за свой выбор. Поэтому и молчала. Но больше не буду.
— Ксю…
— Мамочка! — прерывает его испуганный крик Евы из спальни.
И мы тут же вскакиваем и бежим к ней. Кроха сидит на постели, волосы взмокли от пота, а её всю трясёт.
— Мама! Мамочка! — всхлипывает она, протягивая ко мне руки. — Па… Па… он…
— Милая, его здесь нет, это всё сон. Тебе приснился кошмар, — сажусь на кровать, обнимая её.
Антон садится по другую сторону от Евы, и дочка сразу хватает его за руку, доверительно прижимаясь.
— Ты защитишь меня и маму? — спрашивает она дрожащим голосом.
— Всегда, — обещает Жуковский.
— Тогда сегодня спи с нами! — требует малышка.
— Зайка… — начинаю я.
— Хорошо, Ева-королева. Сегодня я буду оберегать твой сон, — соглашается мужчина, укладываясь под второе одеяло.
Я же ложусь с дочкой, накрывая нас с ней её одеялом. Она посередине между двумя взрослыми и сразу чувствует себя в безопасности, тут же закрывая глазки. И я притворяюсь, что сплю. Но прекрасно слышу, как сонно шепчет Ева:
— Я бы хотела остаться тут навсегда…
Как жаль, что это невозможно. Но она поймёт. Обязательно поймёт, когда вырастет.
Глава 36
Второе февраля. Три недели пролетают быстро и почти незаметно. Слишком много всего навалилось и времени сесть и передохнуть просто не было.
Со дня, как Антон приютил нас, мы прожили у него целую неделю. А всё из-за дочери, которая никак не хотела уезжать от него, считая своим защитником. Но всё же я уговорила её переехать на другую квартиру, которую сняли родители. Им тоже пришлось на время съехать из дома в Солнечном, потому что Багрянцев ломился туда почти ежедневно, пытаясь отыскать нас с Евой. Квартиру же в Петродворцовом районе помог снять дядя Женя. Она принадлежала его старому военному другу, мы даже договор не заключали, чтобы Егор не смог нас найти по своим каналам.
На развод мы с адвокатом подали почти сразу. Сурен Тигранович несколько раз пытался уговорить меня подать и на раздел имущества с алиментами. Но я не хотела и не хочу от мужа ничего, кроме подписи в свидетельстве о расторжении брака. На самом деле они сделали очень много, чтобы помочь отсудить мне опеку. Жена Саркисова оказалась известной правозащитницей, и согласилась помочь своему мужу обнародовать видео, где Егор нападает на меня. Развернулась целая компания, появились люди, которые поддерживали меня, а ещё те, которые осуждали, выливая в интернете тонны грязи. «Сама виновата», «сама за него замуж вышла», «устроили шоу из-за развода, ну ударил, и что? Значит, было за что». И всё-таки это сработало. Потому что заседание взялась вести судья, сама пережившая подобное с бывшим мужем.
Для Багрянцева видео стало полнейшим разгромом. Кто-то с его работы увидел и переслал другим. В итоге дошло до начальства и генеральный не захотел порочить репутацию своей фирмы, оставляя такого сотрудника. Из-за этого он ежедневно угрожал расправой мне и дочери, отправляя сообщения везде, где только я могла их прочитать. Я боялась, но скриншоты и голосовые записи всё равно собирала на всякий случай. Егор ещё не знал, что мы для него подготовили.
Мать почти бывшего мужа тоже названивала целыми днями. Сначала со своего номера, потом с номеров родственников, а после и вовсе с чужих. Заваливала сообщениями. То гневно писала, что я «дрянь такая, решившая опорочить её невинного сыночка», то «Ксюшенька, да прости ты его, дурака. Он же только тебя любит, а ту девку я заставлю аборт сделать!»
Так, я узнала, что Лада взаправду беременна. И мне было страшно за судьбу этой девочки.
В конце января со мной связалась Наталья Васильевна. Плакала по телефону, извиняясь за дочь. Пообещала, что в суде свидетелем выступит. Просила не приплетать туда Ладу. И я согласилась. Потому что только мать поймёт другую мать. А Лада хоть и хочет казаться взрослой, всё ещё ребёнок, который выбрал неверный путь. Девочка, которая ещё не понимает, какую ошибку совершила.
Первое заседание назначили на конец февраля, и я буквально отмечала даты в календаре, мечтая, как можно скорее освободиться от оков своего брака. И всё же понимала, что Багрянцев так просто не отступит и будет пытаться растянуть процесс на несколько месяцев, а то и больше. Его адвокат ясно дал понять, что Егор отдавать опеку мне не собирается.
Ника с Яном в итоге узнали обо всём от дяди Жени. К нему Егор тоже раз попытался сунуться, но старший Жуковский хоть и был в возрасте, всё же бывший военный. И шутки с ним плохи. Я не знала, что он сказал муженьку, но тот избегал дома Жуковских как огня. Зато сестра тут же собралась ехать к нам, чтобы, как сказала Ника: «устроить этому выродку ад на земле». К сожалению, Лёвушка приболел и ей пришлось отложить свой приезд аж до суда.
Родителям тоже приходилось тяжело. Они узнали всю правду и постоянно винили себя. Видимо, у нас это семейная черта. И всё-таки мы были вместе. Никто не осуждал меня, как я считала ранее. Все поддерживали, заботились, оберегали. Занимали Еву, как могли, чтобы у крохи не было времени вспомнить про нерадивого папашу.