Новые горизонты (СИ)

Ха, это я так начал прикалываться про себя над сложившейся ситуацией. Второй тур "соревнований"– это, разумеется, музыкальное представление. Мы переместились в соседнюю залу, где стулья для слушателей уже были расставлены вокруг фортепьяно. Ну кто бы сомневался! Вот только великие не учли, что певцов и музыкантов к ним пожаловало двое, так что для Машули мы второй стул к фортепьяно сами поставили. Сегодня в четыре руки играть будем, от этого музыкальное сопровождение сильно выигрывает и украшает песни. Зря, что ли, мы с сестрёнкой под руководством мамули Ростовцева столько музицировали в последнее время?
Ну а дальше всё пошло по накатанной за последние три недели программе. И один я пел, и дуэтом с сестрёнкой, и оттарабанили мы свой песенный репертуарчик, как обычно, на ура. Хозяева не поскупились на аплодисменты, наш концерт им очень понравился. Особенно радовались и выражали свои восторги дети, несмотря на попытки взрослых умерить их разгорячённый пыл. Я поначалу боялся, что мой голос в этой огромной зале с её шикарной акустикой потеряется на фоне фортепьяно и голоса Машули, но потом освоился, и волнение улеглось. Справился, в общем.
Всё-таки не зря с тех пор, как я первое представление для дам в Красноярске устроил, Софа взялась улучшать наши с Машкой вокальные данные. Петь в этой жизни предстоит много, ведь глупо не использовать столь эффективный способ воздействия на людей. Стало быть, инструмент под названием голос стоит настроить как можно лучше. И тут, надо признать, наша старшая подошла к делу со всей серьёзностью: и распевками мы ежедневно занимаемся, и настойки разнообразные пьём, и сырые яйца лопаем.
А ещё Софья Марковна частенько нам горло на ночь пальчиками гладит. Не знаю уж, что она там преобразует или настраивает, но прогресс заметен. Диапазон наших голосов увеличился: Машуля более низкие ноты стала брать, я — более высокие. И звучат голоса уже сочнее и богаче, чем ранее, — обертонов добавилось. У меня к тому же громкость возросла. При этом наша старшая уверяет, что подростковая ломка голоса мне теперь не грозит (была такая опаска, ведь телу моему всего четырнадцать лет).
Я, правда, сначала не понял, зачем все эти процедуры сестрёнке нужны, у неё и так-то голосище будь здоров, и нет особого смысла его развивать — певицей она, во всяком случае, становиться не собирается. Но Софья Марковна сказала: "Так надо. В жизни пригодится", и я с такой формулировкой согласился. Кто знает, с чем ещё нам предстоит столкнуться? Любой талант, брошенный на чашу весов судьбы, может стать решающим. 
Хотя Машуле, конечно, больше вокалом заниматься нужно — огранкой того, что имеется, а не развитием диапазона. Малявке от природы многое дано. Соревноваться с ней мне, например, бессмысленно, она и раньше-то многих перепеть могла, а нынче и того круче стала. Её голос иногда до таких высот поднимается, что посуда звенеть начинает. Вот и сейчас сестрёнка одна исполняет новую песенку, наверно, лучше, чем мы вдвоём. Появляется ощущение, будто и воздух, и даже стены в зале вибрируют, а ведь поёт она не в полную силу, уж я-то знаю. 
Вернись, лесной олень, по моему хотенью!
Умчи меня, олень, в свою страну оленью.
Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль,
Умчи меня туда, лесной олень!..52
После этой песни поднялся Константин Николаевич и извинился перед дамами за то, что ненадолго покидает их и уводит с собой графа — им кое-какие дела обсудить надо. При этом и меняна беседу пригласили:
— Александр, вижу, вы немного устали. Можете пройти с нами, я уверен, дальше Мария и одна справится.
Та-ак, кажется, я понадобился для разговора. Вот только не пойму, о чём великому князю со мной говорить? Не о песнях же? Неужто начинается третий тур "соревнований"? Беседа не иначе как "за жизнь" пойдёт, и меня станут проверять "на вшивость". Например, не заражён ли я "вирусом" нигилизма53? Не придерживаюсь ли философских воззрений старшего Патрушева? И вообще, как я отношусь к существующей власти? Блин, или мы о политике дебаты вести будем? Ох, не дай бог! С великими о политике болтать опасно. Ай, да чего гадать? Сейчас всё выяснится.
 
Естественно, отказываться от предложения я и не подумал, встал и пошлёпал туда, куда великий князь повёл. Нико́ла, кстати, тоже отправился вслед за нами, хотя его и не звали.
Пришли мы, как я понял, в рабочий кабинет Константина Николаевича. Он сел за свой стол, потом предложил присесть нам, и мы устроились на стульях, которые стояли напротив стола полукругом. Почему Нико́ла за нами увязался, великий князь не спрашивал, — наверно, так и было задумано. И что показательно, первый вопрос князь задал мне. Стало быть, я являюсь тем, с кем больше всего хотят поговорить. 
— Александр, скажите, какое у вас сложилось впечатление о жизни в Сибири?
— Нормальное, Ваше Императорское Высочество. Сибирь — благодатный край. Суровый, но благодатный. Жизнь людей там складывается в чём-то хуже, а в чём-то даже лучше, чем в столице.
— Давайте, Александр, опустим титулование во время данного разговора. Обращайтесь ко мне по имени-отчеству.
— Как Вам будет угодно, Константин Николаевич.
— Так чего же в Сибири хорошего?
— В основном, разумеется, природа... воздух. Опять же охота прекрасная, а цены на жильё не кусаются, как в Петербурге.
Великий князь усмехнулся, Нико́ла тоже, да и граф не удержал серьёзного выражения лица. Что ж, юмор — прекрасная разрядка напряжённости, а то обстановочка начала разговора слишком уж неоднозначная.
— И что? Люди не боятся там жить?
— Вы знаете, сибиряки на это отвечают так: "Страшна Сибирь слухом, а люди лучше всех живут".
— Вот как! Почему же большинство чиновников и ссыльнопоселенцев стремится поскорее вернуться в Россию, а студенты, приехавшие из Сибири, домой возвращаться не желают?
— К сожалению, многим жизнь в Сибири кажется скучной, слишком мало там развлечений, к которым они привыкли в центральной России.
— А вы не в обиде, что пришлось провести много лет в отрыве от отчего дома?
Тут усмехнулся уже я. Настал момент для давно заготовленной речи (чуточку подправленной в столице). Ещё в Красноярске я понял, что кто-нибудь из сильных мира сего обязательно задаст мне этот вопрос.
— Нет, не в обиде. Вообще-то, папа́ хотел оставить меня с тётушками в Петербурге, но я не согласился. С самой нашей отправки я воспринимал поездку в далёкую, страшную Сибирь как развлечение, в моём воображении это выглядело большим, полным опасностей приключением. Почему-то инородцев Сибири я представлял себе похожими на американских индейцев. Мне грезились схватки с дикими зверьми и туземцами, погони, перестрелки.
Все опять стали улыбаться.
— Потом, по прошествии лет, я, конечно, грустил иногда по родным местам, и не раз, но обиды на то, что меня увезли, по мнению некоторых, в жуткую глушь, никогда не возникало. Если бы я пожелал, то в любой момент мог возвратиться домой, папа́ был бы этому только рад. А так... Городскому любопытному мальчишке, кем я, по сути, тогда являлся, в Сибири есть и чем заняться, и чему поучиться, к тому же папа́ и наукам обучал меня со всем усердием. В таких условиях просто некогда расстраиваться и задумываться о тяготах жизни, для меня окружающая обстановка была нормальной. Я всегда помнил, что существует и другая жизнь, но желание вернуться к ней возникло лишь после смерти папа́.
Эх-х, вроде хорошо ответил, аж самому понравилось. И похоже, мою речь все приняли как должное. Дальше Константин Николаевич, оставив Сибирь в покое, взялся за Европу. Пошла политика, чего я и опасался. Великого Князя в первую очередь интересовала война Франции с Пруссией. Я, побоявшись, что для объяснения всех нюансов европейской войнушки мне не хватит словарного запаса (до этого мы говорили только по-французски), испросил дозволения перейти на русский, и оно мне было дано. Ну а дальше понеслась душа в рай: всё, что я Вяземскому с Ростовцевым рассказывал, пришлось по новой "разжёвывать".