Голая обезьяна. Людской зверинец. Основной инстинкт

Тому, что в природе никогда не вызовет никакой реакции, в унылых условиях зоопарка уделяется слишком много внимания. У обезьян это может принимать форму копрофагии: если им будет нечего жевать, в дело пойдут экскременты; если не будет возможности обходить свою территорию, сойдут и мелкие перебежки по клетке. Животное ходит из стороны в сторону до тех пор, пока, благодаря своим монотонным и бесполезным движениям, не протрет дорожку на полу клетки, и все-таки это лучше чем ничего.
За неимением подходящего партнера животное может спариться практически с любым доступным предметом. К примеру, одинокая гиена ухитрилась спариться со своей круглой миской, опрокинув ее набок и катая туда-сюда под своим телом так, чтобы та ритмично прижималась к половому члену.
Живущий в одиночестве енот использовал в качестве партнерши свое лежбище: он собирал солому в тугой пучок, крепко прижимал его к себе и делал характерные движения тазом. Иногда, когда вместе содержатся животные разных видов, заменой партнера может служить и чужеродный сосед. Кистехвостый дикобраз, живущий вместе с древесным дикобразом, постоянно пытался на него взобраться.
У этих двух видов мало общего, и их иглы так заметно отличаются, что связь привела не только к огромному разочарованию самца, но и оказалась для него крайне болезненной. В другой клетке вместе с похожим на кенгуру грызуном, называемым африканским долгоногом, жила маленькая обезьяна – беличий саймири, – которая была в десять раз меньше его.
Бесстрашная крошечная обезьянка прыгала на спину спящего грызуна и пыталась совокупляться. В результате об этих тщетных попытках написали в местной газете; правда, истолкованы они были совершенно неверно. Там говорилось, что обезьянка очаровательно забавлялась, «катаясь верхом на спине большого животного, подобно маленькому пушистому жокею».
Хотя эти сексуальные примеры и напоминают фетишизм, их не следует путать с этим явлением. Несмотря на случаи «чрезмерной активности», животное возвращается к нормальному поведению, как только в окружающей среде появляется естественный стимул.
В упомянутых мной случаях самцы, стоит только появиться самке одного с ними вида, переключают внимание на нее: они не «влюбились» в то, что заменяло им самок, подобно истинным фетишистам, о которых я говорил в предыдущей главе.
Необычные совместные проявления «чрезмерной активности» были замечены у содержащихся вместе самки ленивца и маленькой обыкновенной ночной обезьяны. В природных условиях эта обезьянка устраивает уютную норку в дупле дерева и спит там в течение всего дня. Самка ленивца, если бы родила в естественной среде, носила бы потомство на себе еще довольно долго. В зоопарке обезьянке не хватало мягкой теплой постели, а ленивцу – потомства. Проблема же была решена искусно и довольно просто: во время сна обезьянка плотно прижималась к телу ленивца.
Этот четвертый принцип борьбы за стимул работает не столько потому, что кто-то поставлен в чрезвычайные условия, а скорее наоборот – потому что все слишком спокойно, и, несмотря на множество дующих в людском зверинце ветров, человек довольно часто оказывается в подобных ситуациях. То одно, то другое постоянно препятствует выходу эмоций представителя суперплемени. Несмотря на полный материальный достаток, среда часто наносит ущерб массе поведенческих реакций, и в этом случае человек, подобно обитателям зоопарка, вынужден реагировать на субнормальные стимулы независимо от того, насколько они второстепенны.
В сексуальной сфере человек имеет гораздо больше возможностей, чем остальные виды животных, решая проблему отсутствия партнера путем мастурбации, и это – наиболее распространенное решение, принимаемое человеком. И все же время от времени наблюдаются случаи зоофилии, то есть акта совокупления человека с животным.
Такие случаи редки, но не настолько, насколько это кажется большинству людей. Результаты недавнего исследования, проведенного в Америке, показали, что в этой стране около 17 % мальчиков, выросших на ферме, по крайней мере раз в жизни испытали оргазм в результате контакта с животными. На самом же деле случаи удовлетворения за счет более легких форм сексуального взаимодействия с животными встречаются гораздо чаще, и в некоторых районах число таких мальчиков достигало 65 %. Обычно предпочтение отдается телятам, ослам и овцам, а иногда и некоторым крупным птицам, таким как гуси, утки и куры.
 
У женщин случаи зоофилии встречаются гораздо реже: из 6 тысяч американок только 25 испытали оргазм в результате возбуждения животными, обычно собаками.
Для большинства людей все это кажется противоестественным и отвратительным. Но факт, что такие случаи вообще существуют, говорит о том, что борцы за стимул готовы пойти на все что угодно, лишь бы избежать бездеятельности.
Под эту категорию подпадают и другие формы сексуального поведения, например такие, как случаи гомосексуализма, основанные на принципе «лучше что-то, чем ничего». В отсутствие нормального стимула становится достаточным и субнормальный объект. Умирающий от голода человек будет жевать древесину и другие вещества, не содержащие никаких питательных элементов, лишь для того, чтобы хоть что-то жевать. Агрессивно настроенные индивиды за неимением врага, на которого можно напасть, будут остервенело крушить неодушевленные предметы или калечить собственные тела.
5. Если стимулы слишком слабы, вы можете усилить свои поведенческие реакции, искусственно усиливая выбранные стимулы.
Этот принцип касается создания «супернормальных стимулов». В основе его работы лежит простая предпосылка, заключающаяся в том, что если естественные, нормальные стимулы вызывают нормальные реакции, то супернормальные стимулы должны вызывать супернормальные реакции. Эта идея широко используется в людском зверинце, но в обычном, среди животных, встречается довольно редко. Студенты, изучающие поведение животных, разработали несколько супернормальных стимулов для подопытных животных, но наличие данного феномена ограничивается лишь несколькими примерами, один из которых я и собираюсь описать подробно.
Это результат моего собственного исследования. Некоторое время в большом птичнике на крыше здания кафедры я держал несколько птиц различных видов. В какой-то момент их покой был нарушен ночными визитами хищной совы, пытающейся нападать через прутья птичника. Для того чтобы разобраться в этой проблеме, мне пришлось провести несколько ночных дежурств. Пока я был там, сова так и не появилась, и, по правде сказать, о ней больше никто не слышал, но, несмотря на неудачу, я все же заметил нечто странное – мне бросилось в глаза очень необычное поведение самих обитателей птичника.
Среди живущих там птиц были голуби и что-то вроде маленьких ткачиков, так называемые серые рисовки. Эти ткачики, как правило, сидят на жердочке вместе, плотно прижавшись друг к другу. К своему удивлению, я заметил, что ткачики в птичнике игнорировали друг друга, отдавая предпочтение голубям в качестве соседей по жердочке. Рядом с каждым голубем, плотно прижавшись к его толстому телу, сидел крошечный ткачик. Довольные маленькие птички уютно устроились на ночлег, а голуби, хотя поначалу и удивленные появлением столь странных соседей, были слишком сонными для того, чтобы предпринимать что-то по этому поводу, и в конце концов так и заснули, устроившись поудобнее.
Я был в полном замешательстве и не знал, как объяснить такую странную манеру поведения. Эти два вида не росли вместе, а значит, не могло быть и речи о лжеимпринтинге, да и ткачики не были выведены в неволе. По всем правилам они должны были устроиться рядом со своими сородичами. Но была и другая проблема: почему из всех видов птиц в качестве партнеров по сну они выбрали именно голубей?
В последующие ночи своего дежурства у птичника мне удалось понаблюдать за еще более странным поведением. Прежде чем заснуть, крошечные ткачики часто чистили клювом перья голубей – опять же действие, которое при нормальных обстоятельствах они бы совершали только с особями своего вида. Еще более странным оказалось то, что они начали играть в чехарду, перепрыгивая через спины своих огромных соседей. Ткачик запрыгивал на спину голубя, затем спрыгивал с нее на другую сторону, опять запрыгивая обратно, и так далее. Но больше всего я был удивлен, когда увидел, как одна из маленьких птичек забралась под голубя и пролезла между его лап. Сонный голубь приподнялся и уставился на что-то, копошащееся под его круглой грудью. Как только, удобно устроившись, ткачик успокоился, голубь опустился на него. Так они и сидели, голубь и ткачик с розовым клювом, торчащим из-под груди голубя.