Жара

«Да, надо бы поговорить с ними, – подумала Захарьина, – но времени нет. Надо ехать и изымать одежду Брахмана».
* * *
«Интересно, есть кто-нибудь дома? – беспокоилась Анна. – И, как в случае чего, искать супругу Брахмана?»
Но все обошлось. После первого же звонка дверь им открыла миловидная женщина, выглядевшая лет на пять моложе своего паспортного возраста, все еще весьма привлекательная.
Представившись, Анна Германовна попросила в рамках обыска квартиры выдать ей одежду и обувь, которые описал ей Крохин-младший. К удивлению Захарьиной, Екатерина Михайловна не стала устраивать истерик, сопротивляться и создавать ненужные помехи. Она знала, что ее муж задержан, знала предъявленные ему обвинения и готовилась посетить районный суд Москвы, где будет слушаться дело о выборе меры пресечения.
Через три минуты она вынесла в целлофановом пакете все указанные предметы одежды и обуви и по списку вручила их Любови Николаевне. Затем она спросила незваных гостей, не нужно ли им еще чего и можно ли считать процедуру законченной.
– Может, выпьете чаю в нашей скромной квартире? – натянутым голосом поинтересовалась Екатерина Михайловна. Причем скромная квартира, по мнению Анны, не была такой уж и скромной. «Метраж никак не меньше 120 квадратных метров. И это на двоих. Не слабо. Для Москвы очень дорого», – оценила Захарьина жилье Брахмана и его супруги.
Анна бросила быстрый взгляд на хозяйку квартиры и мгновенно поняла, какой ужас, горе и отчаяние поселились в душе этой женщины. Вся ее доброжелательность, собранность и четкость были не больше, чем декорация, за которой скрывались тревога и страх за любимого человека. «Сколько же она его ждала – двадцать лет, кажется?» – подумала Захарьина.
Неожиданно Черышева прервала молчание:
– Скажите, вы действительно верите, что Петенька – убийца?
– Екатерина Михайловна, – со всей возможной мягкостью ответила Захарьина, – факты против него. Ну а что получится в конце концов, одному богу известно. Вы же знаете, труп Розенфельда мы нашли в подвале дачи вашей матушки, сами видите. Ну ладно, давайте прощаться. Надейтесь на лучшее. Люба, нам пора.
Сев в машину, Захарьина задумчиво сказала Сидоровой:
– Любушка, ведь есть же способы определить испачкана одежда при перетаскивании трупа или непосредственно в момент убийства, то есть в нашем случае это в процессе стрельбы?
– Ну, конечно, есть, – ответила Сидорова. – Когда преступник пачкается кровью жертвы при перетаскивании, перевозке, ну, в общем, при любом перемещении, следы характерные и легко локализуемы. А если кровь попала на одежду во время стрельбы, ситуация другая. Еще работающее сердце осуществляет функцию насоса, и мы видим следы другого типа. Конечно, вещи Брахмана постираны и замыты, но экспертиза подскажет нам все, что надо. Кстати говоря, отмыты вещи крайне плохо. Явно постирали в машинке обычным порошком.
– Я поняла, – обрадовалась Захарьина. – Люба, от тебя сейчас зависит судьба следствия. Брахман уверен, что ему ничего не грозит. Следы крови он легко признает. А вот их распределение по одежде может все изменить. Ну и, конечно, хорошо бы найти следы пороха. Так что, Люба, будем ждать новостей от тебя.
* * *
В то время как Захарьина и Сидорова навещали «скромное» жилье Брахмана, Федор Измайлов бродил по тихим улочкам и составлял схему расположения видеокамер, в поле зрения которых мог попасть подъезд убитого Розенфельда. Федор понимал полуофициальность своего положения. Честно говоря, он и не думал прикрываться выданным ему удостоверением. В организациях, которым принадлежали интересовавшие его камеры, Измайлов представлялся своим истинным титулом – начальник службы безопасности нефтяной компании Юнгфрау. Он вообще-то любил наблюдать, какое впечатление его установочные данные производят на имеющих с ним дело «безопасников». Конечно, Измайлов сразу же выслушивал глубокомысленные соображения о том, что все это было давно, записи наверняка не сохранились.
 
«Как же не сохранились», – ухмылялся про себя Измайлов. Уж что-что, а инструкцию он знал. Но он и не собирался переходить к разговору об инструкциях. Он объяснял просто: «Что бы и где ни пропало, это можно восстановить. Конечно, для этого потребуется постараться и этот большой труд будет хорошо оплачен». Измайлов оставлял каждому из своих контрагентов по сто долларов, говоря при этом, что сумма будет утроена, если будет достигнут положительный результат. Федор Петрович оставлял номер своего телефона, добавляя при этом, что будет находиться неподалеку, а точнее – в кафе «Эрзерум». По пути склонный к иронии гигант размышлял о том, почему Эрзерум, откуда Эрзерум, почему название турецкого города, воспетого Пушкиным, вдруг как-то странно локализовалось на юго-западе Москвы. Ждать Измайлову пришлось недолго. Уже через двадцать минут позвонил работник службы безопасности расположенного вблизи от дома Розенфельда Челендж-банка и сказал, что у него есть то, что нужно Федору Петровичу. Федор пригласил молодого человека в кафе. Тот пришел с флешкой. Запись датировалась концом дня пятого июля и на ней был виден подъезд дома Розенфельда. Избавившись от информационного мусора, Федор получил в сухом остатке следующее.
В 18 часов 02 минуты в подъезд Розенфельда вошел человек, одетый точь-в-точь, как описал одежду Брахмана молодой художник Вова Крохин. Он шел спокойно, в руках у него были красивый модный кейс и большая спортивная сумка. Фигура этого человека весьма напоминала слегка располневшую фигуру Брахмана.
– Неплохо, – отметил про себя Измайлов. Но настоящая удача ждала его впереди. В 18 часов 25 минут похожий на Брахмана человек вышел из подъезда, и, о счастье, камера дважды четко зафиксировала его лицо. Это был Петр Михайлович Брахман. Сомнений никаких. Федор продолжил просмотр. Но далее обошлось без сюрпризов, все, как рассказывали участники событий: сначала в подъезд вошел Владимир Крохин, затем прибежал взбудораженный Брахман, после они вдвоем погрузили в машину что-то большое, а потом прибыла Катя. Измайлов попросил опломбировать драгоценную видеокамеру и пообещал, что завтра он пришлет новую аппаратуру, а эта камера будет изъята для следственной работы. Собеседник Федора удивился, но Измайлов доброжелательно успокоил молодого человека, сообщив, что все делается на сугубо законных основаниях, а, кроме того, в деле замешаны такие люди… Измайлов ткнул указательным пальцем в потолок. В сочетании с выданными «письмами за подписью князя Хованского» аргументы Измайлова успокоили служителя безопасности банка.
Когда он ушел, Измайлов позвонил Анне.
– Аня, победа, – сказал он. – Брахман входил в квартиру Розенфельда примерно за полтора часа до Владимира Крохина. Вся конструкция преступника рухнула, теперь он в твоих руках.
– Везет так везет, – философски проговорила Захарьина, – бывают же удачные дни. Ты что собираешься делать, Федя? – спросила она мужа.
– Сейчас встречусь с другими «телевизионщиками». Вдруг повезет? Но это уже так, больше для порядка. Теперь тебе можно будет браться за Брахмана. Сложно ему будет отвертеться.
– Подожди, Федя, нужны и другие результаты. Где у нас орудие убийства?
– Брось, Аня, я знаю, что ты чистодел, но с орудием убийства ты перегибаешь палку. Брахман сам выдаст его тебе.
– Кто знает, кто знает, – закончила разговор Анна.
День подходил к концу. Анна чувствовала, что мозг у нее вот-вот взорвется. Больше всего она ненавидела часы вот такого томительного ожидания.
  
Четверг, 26 августа
 
Утром Анна Захарьина пришла на работу в приподнятом настроении. Вчера вечером она посмотрела видео, подготовленное ребятами Федора Петровича. В глубине души она понимала правоту мужа. Теперь Брахману деваться некуда. Еще вчера Трефилов доложил ей, что Черемушкинский суд в качестве меры пресечения арестовал гражданина Брахмана на два месяца. Позиция становилась выигрышной, но технически сложной. Анна упорно думала о том, как преодолеть эти технические сложности с наименьшими затратами. И в это время раздался звонок Сидоровой. Любовь Николаевна сообщила неприятные вещи. Следы крови на одежде Брахмана были замыты и застираны, но вот их локализация по одежде и обуви была амбивалентна. Никаких твердых заключений о том, что Брахман стрелял в Розенфельда не было. Также экспертам не удалось обнаружить никаких следов пороховых газов.