Жена врага. Ты станешь моей (СИ)

— Прекрати! — а ноздри все еще забивает ее пьянящий запах.
— Отпусти ее! — звенит в ушах голос сына.
Я наклоняюсь ближе и впервые за шесть лет о чем-то искренне и по-доброму прошу женщину:
— Не пугай ребенка…
Она сдается.
— К врачу! — даю распоряжение охране.
Эльвира смотрит на моего сына с теплотой. Все это как-то странно колет под ребром. Я чувствую то, что наверное не ощущал уже хрен знает сколько: я дома потому что здесь мой сын и моя женщина…
Я не хочу думать эту мысль дальше. Она обжигает.
Ко мне тем временем шагает Мурат.
Сжимаю кулаки и наклоняю голову. Когда у меня в последний раз были близкие, я облажался. Мне надо выплеснуть эту злость.
— Сафонов, да ты совсем охренел, — начальник моей охраны наклоняется к моему уху.
Хватаю его за плечо.
Ему можно говорить мне все, что угодно, но с глаза на глаз.
Мы стоим так близко друг к другу, как будто в самом деле решили шепотом пообщаться. Мурат продолжает глухо:
— Когда ты начинал, то был нормальным человеком, ну а теперь ты насилуешь женщин, пьешь и кутишь днями напролет, проворачиваешь для богатых мразей грязные дела. Ты из-за нее потек мозгами.
Мурат говорит про Ингу.
Скалюсь.
Да, я помогал чиновникам кое-что отмыть, но вовсе не потому что поплыл от Инги. Мне были нужны ее связи, ведь я разыскивал моего мальчика и мне требовался выход на генералов ФСБ.
Я действительно зашел дальше, чем следовало.
Иронично, что правильный ответ мне дала Эльвира.
— Ты стал мразью и я боюсь за ребенка.
Тут уж я не выдерживаю и бью Мурата в челюсть. В прошлый раз, когда у меня были близкие я был слабым, а теперь…
Я холодный, безразличный человек, которому требуется все больше и больше адреналина.
Я правда могу нанести вред сыну — я боялся этого.
Мурат сплевывает кровь, выступившую из разбитой губы. Я его на землю сбил.
— Я увольняюсь, — Мурат пытается встать.
— Катись!
Я наконец понимаю, что потерял единственного друга из-за…
— Берегись Архиповых, — Мурат наконец поднимается. — Они сожрут то, что от тебя осталось.
Папаша Инги сменил гнев на милость, когда я оказался отличным деловым партнером для некоторых его нечистых на руку коллег. Так что Мурат относительно прав — они теперь оба есть в моей жизни.
Оборачиваюсь к Владику.
— Давай покажу комнату, — просто не могу об этом промолчать, хоть и знаю, что не послушает он меня.
Там есть игрушки для самых маленьких и уже для относительно больших. Я верил, что мы встретимся и по-своему отмечал его дни рождения. Подарки оставлял в детской.
Все, что я делал я объяснял себе благом сына. Но теперь я толком не знаю, что это.
— Опусти меня и маму к Руслану, — говорит сын и это вызывает новый приступ ярости.
Сжимаю кулаки так, что кажется у меня сейчас вены на руках полопаются.
— Кто этот Руслан?
Мальчик сжимает челюсти. Между бровями залегает складка.
Черт, да я бы убил любого, кто попробует забрать у меня роль отца! Как объяснить сыну, что у него есть только я?
Обхватываю ребенка обеими руками и чувствую как он издает писк. Я не рассчитал усилие, чуть не сделал хуже ему. От этого дурно.
Выпускаю Владика и даю отойти.
— Я твой папа! — пытаюсь достучаться. — Я и больше никто!
— Ненавижу, — бросает сын.
Сам бледный, но щеки горят. Прямо как я. Он будет драться до конца — читаю по лицу. Не даст приблизиться.
И здесь я, никогда раньше не дававший слабину, сдаюсь.
— Покажите ему… детскую.
Смотрю в спину Владу. Сколько раз я представлял себе, как открою эту комнату сам. Запущу ту самую железную дорогу, что сделана на заказ.
Поднимаюсь на ноги. Еще никому не удавалось сбить меня на землю. Даже самому близкому человеку.
Я ухожу в свой кабинет, чтобы как всегда выдохнуть.
Замечаю конверт на столе когда наливаю виски.
Проглатываю залпом стакан, но легче не становится. Я вырвал моего мальчика у мразей и сам сделал его своим врагом.
После второго стакана приходит сообщение на телефон.
Это Инга.
Открываю мессенджер и не могу не оскалится. Опасность щекочет мне нервы, а я вот уже несколько лет адреналиновый наркоман.
 
“Ты получил мой подарок?” — высвечивается в мессенджере.
Подтягиваю конверт — он пахнет ее духами — и разворачиваю.
Госконтракт. Я не могу поверить в то, что вижу в течение нескольких мгновений. Ее папаша только что назначил меня официальным партнером. Предложил выйти из тени.
Швыряю бумаги обратно и откидываюсь на спинку кресла.
Я хотел забраться как можно выше — это мне нервы щекотало и кажется я наконец одержал верх над папашей Инги. Я сделал еще одного крутого противника.
Но… я прекрасно понимаю, что это не бесплатный жест.
Еще одно сообщение приходит быстрее, чем мне хотелось бы. Я представляю как Инга на том конце сжимает трубку наманикюренными пальчиками.
“Папа предложил отметить то, что самый богатый человек побережья официально возвращается к призванию”.
Откладываю телефон и закидываю руки за голову.
В ушах стоят слова Мурата: “Не доверяй ей”, а я тем временем представляю сына. Вот что он скажет, когда узнает о моем роде занятий?
Солнце даже сквозь стекла греет кожу и я едва-едва прикрываю веки.
Хочу стать нормальным и в жопу Мурата с его паранойей. Расправляю плечи. Ингин папаша пусть крутится как угодно. Женить меня против моей воли задача так себе.
По профессии-то я строитель. Теперь инфраструктура побережья на мне.
Подтягиваю к себе телефон и усмехаюсь.
“Добро”
Я все что угодно сделаю для сына. На языке горчит. Только почему он не хочет принимать этого?
Спускаюсь в детскую так и не допив бутылку. Приоткрываю дверь. Боюсь подходить. Впервые стыдно — вдруг он учует алкоголь? Да я собственного отца так не боялся смутить, как теперь Владика.
Смотрю сквозь приоткрытую створку. Влад чем-то напоминает мать, но больше меня конечно же. Не думал, что дети могут вызывать такие чувства — как будто я понял сейчас один из законов вселенной. Как будто что-то сломанное в душе становится на место.
Только рядом с ним сейчас не я, а чужой человек, охранник Василий.
— Я не хочу здесь оставаться, — говорит Влад и это как будто бьет меня под дых.
Сын оглядывается и показывает на меня пальцем.
— Не хочу чтобы он был здесь, — увидел отражение в зеркальной стенке шкафа.
Я делаю шаг в детскую.
— Что если отметим твой день рождения?
— У меня в декабре.
Я знаю.
— Будет много конфет, — вообще-то я рассчитывал на светский прием и Инга рассчитывала. Но в жопу Ингу.
— Пони… — я сочиняю на ходу. — Воздушные шары…
Понятия не имею, что там еще детям нравится. Я как бы о детях не думал все прошедшие шесть лет. Ну как, не думал? Только не о живых. А с бабами я предохранялся.
Реальный ребенок это сложнее чем ребенок гипотетический.
— И сахарная вата… — я ей в детстве обжирался.
Отрицательно мотает головой.
— И она… — сдаюсь.
Влад поднимает лицо.
— М-м-ама, — заставляю себя выдавить это слово и хлопаю дверью за спиной.
Иду наверх, сердце все еще колотится о ребра. Хочу что-нибудь разгромить. Какого хера Эльвира попробовала присвоить себе роль моей мертвой жены?! Как она посмела?!
Кулак встречается со стеной.
Бах!
Бью еще раз со всей силой. Трескается и отлетает штукатурка. Мне становится немного легче, как и все то бесчисленное количество раз, когда я выпускал пар кулаками.
Тут в коридор выскакивает врач, бледнеет, пытается уйти обратно в гостевую спальню. Но вот хрен ему, я его уже увидел.
Подскакиваю и хватаю за воротник. Врач замирает и я отдергиваю руку. Вот надо бы наверное перестать бить людей у всех на глазах.
Перед внутренним взором стоит испуганное лицо Владика. Растираю лоб костяшками пальцев.
— Как она? — пытаюсь сделать так, чтобы голос звучал спокойно.