Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье

– Хорошо, штандартенфюрер, – он обошел кусты и, топая сапогами прямо по воде, приблизился к тому месту, где принимала утреннюю ванну Мария фон Белов.
Она стояла по колено в ледяном ручье, повернувшись к Раттенхуберу боком. Обнаженная, в хрустальных каплях воды, сверкавших в лучах утреннего солнца. 
– Я смущаю вас, Иоганн? – засмеялась Мария. 
– Нисколько, – ответил Раттенхубер, стараясь не смотреть на ее гладкое, вызывающе соблазнительное тело. – Вот ваше полотенце, возьмите.
Фон Белов вполоборота повернулась к нему. Оберфюрер увидел небольшую крепкую грудь, плоский живот и треугольник светлых волос под ним. Рука, грациозно протянутая к нему, казалась по-девичьи тонкой, но под шелковой кожей были заметны тренированные мускулы.
– Нагота – естественное состояние человека. Все дело в климате. Арийцы, создавшие эллинскую цивилизацию, могли позволить себе ходить обнаженными, а наши предки, германцы, к сожалению, нет. Отсюда и ложный стыд.
Раттенхубер не нашелся, что ответить. Он повернулся и вышел на берег прямо через заросли ежевики, не обращая внимания на царапающие лицо колючки.
«Чертова баба, – думал он про себя. – Еще и издевается! Прекрасно же знает, что мужчина на войне вечно голоден!»
Оберфюрер не считал себя аскетом, но определенных принципов все-таки придерживался. После смерти своей первой жены он несколько лет жил холостяком, но потом неожиданно для самого себя сделал предложение воспитаннице своих мюнхенских родственников Гундель. Как выяснилось позже, Гундель, совсем юная девушка, готовившаяся к карьере пианистки, уже давно была влюблена в статного белокурого офицера СС, охранявшего самого фюрера. Брак оказался счастливым, но детей у них долго не было – лишь недавно Гундель родила Раттенхуберу дочь.
Раттенхубер любил жену и старался хранить ей верность – конечно, порой он, как и многие другие, посещал офицерские бордели, но изменой это не считал. Мужчине нужна разрядка, особенно на войне. Главное – не приносить в дом заразу, но для этого офицерам СС выдавали специальные антибиотики. Уколол себя в бедро за час до посещения пуфа [7] – и несколько дней никакая хворь гарантированно к тебе не пристанет.
Фон Белов – совсем другое дело. Красивая стерва, умеет себя держать, и видно, что любит командовать. Единственный раз, когда она безоговорочно подчинилась Раттенхуберу – в ту памятную ночь в доме Гитлера в ставке Wehrwolf, когда Иоганн, выполняя приказ фюрера, взял в руки серебряного орла. Но тогда ее воля была сломлена силой загадочного предмета. Кроме того, Раттенхуберу казалось, что Мария не забыла своего поражения и не оставляет мысли взять реванш.
«А теперь еще играть со мной вздумала, – думал он с раздражением. – Наверняка этот трюк с полотенцем подстроен специально!»
Он разозлился еще больше, когда поднял глаза и увидел сидевшего в секрете в ветвях огромной сосны разведчика. Егерь, не отрываясь, смотрел в бинокль не туда, куда предписывал ему воинский долг, а на заросли, за которыми купалась адъютант фюрера. Конечно же, он видел и дурацкую сцену с полотенцем.
– Солдат! – рявкнул Раттенхубер. – Чем вы занимаетесь на посту? 
Разведчик вздрогнул и едва не свалился с дерева. 
– Виноват, господин оберфюрер, – он тут же перевел бинокль на вершины Большого хребта. – Больше не повторится!
– Уж об этом я позабочусь! – лязгающим голосом пообещал Иоганн. Нашел командира егерей и устроил ему образцовую выволочку за разгильдяйство дозорных. Лейтенант, надо отдать ему должное, все же нашел в себе смелость спросить, в чем именно это разгильдяйство заключалось.
– Вместо того, чтобы отслеживать обстановку вокруг лагеря, ваш солдат наблюдал за... – тут Раттенхубер замялся, – за частной жизнью офицеров!
– Это недопустимо, – согласился лейтенант. – Я немедленно накажу разгильдяя.
После этого Раттенхуберу стало немного легче. Он даже сумел выдержать обращенный на него лукавый взгляд Марии фон Белов, успевшей переодеться в полевую форму СС.
 
До старого дуба добрались быстро – все-таки по утреннему лесу идти было куда легче, хотя приятной эту прогулку Раттенхубер бы не назвал. Он изрядно вымок – ночью прошел дождь, и с мокрых веток за шиворот падали крупные холодные капли. Высокая трава отяжелела от росы, и вскоре сапоги оберфюрера заблестели, будто их полночи натирал усердный денщик.
– Пойдем вдоль кабеля, – распорядилась Мария фон Белов. – Первым идите вы, Людвиг. Затем я, потом Иоганн.
Йонс свистнул своего пса и, опираясь на вырезанную из белого дерева палку, принялся спускаться по скользкому склону. Несмотря на годы, он двигался уверенно и ловко, как настоящий горный пастух. Мария фон Белов не отставала, легко перебираясь через поваленные деревья и грациозно перепрыгивая залитые дождем рытвины. Что же касается самого Раттенхубера, то он с трудом удерживал равновесие. Влажная глина чавкала под подошвами сапог, петли папоротника норовили оплести ноги, мокрые ветви хлестали по лицу. Через несколько минут спуск стал таким крутым, что ему пришлось хвататься руками за кусты. Черная змея кабеля, извиваясь, уходила все дальше и дальше.
– А что, если русские протянули его в долину реки? – спросил Раттенхубер. – Не станем же мы возвращаться на тридцать километров на север.
– Разумеется, нет, – фон Белов на мгновение обернулась к нему, мелькнули белые, как сахар, зубы. – Я думаю, этот кабель тянется недалеко, во всяком случае, не дальше озера. 
– Осторожней! – крикнул ушедший вперед Людвиг. – Здесь обрыв!
Шагах в пятидесяти ниже того места, где стояли Раттенхубер и Мария, в склон горы будто вгрызлись огромные челюсти. Мешанина песка и камней, из которой торчали искривленные корни сосен, уходила вниз на добрые двести метров. Вдалеке виднелось озеро Туманлы-Кёль, похожее на тарелку из ярко-синего стекла.
Скрытый кустами кабель змеился по краю обрыва, ныряя в едва различимую сверху расщелину. Если бы Людвиг Йонс не поднял кабель из травы, Раттенхубер вряд ли заметил бы этот узкий провал, похожий на искривленный в недоброй усмешке рот.
– Нам туда, – сказала фон Белов, доставая из сумки свое альпинистское снаряжение. – На этот раз, Иоганн, я бы попросила вас последовать за мной. Там может оказаться небезопасно.
– Зачем вам вообще понадобилось туда лезть? – недовольно спросил Раттенхубер. – Можно приказать егерям, они живо распотрошат эту дыру.
– Мне нужно проверить кое-какие догадки, – туманно ответила фон Белов. – Людвиг, пожалуйста, оставайтесь здесь. Мы с оберфюрером скоро вернемся.
Она обвязала канат вокруг вывороченного из земли корневища упавшей сосны, нацепила на свои высокие армейские ботинки стальные «кошки» и без малейших колебаний спрыгнула вниз с края обрыва. Держась за канат, Мария быстро достигла расщелины и помахала Раттенхуберу рукой.
– Все в порядке, Иоганн, спускайтесь!
Раттенхубер без особого энтузиазма последовал ее примеру. Расщелина, замаскированная от посторонних глаз густым кустарником, росшим прямо на камнях, оказалась входом в узкую, как лисья нора, пещеру. Мария протиснулась внутрь и посветила фонарем в темный угол пещеры, куда уходил силовой кабель.
– Смотрите под ноги, Иоганн, – крикнула она Раттенхуберу. – Здесь могут быть растяжки.
– Что вы хотите здесь найти? 
– Уже нашла, – в голосе фон Белов не было слышно особенной радости. – Идите сюда, только осторожно!
Раттенхубер, наклонив голову, чтобы не стукнуться о нависавший гранитный свод, пролез внутрь. Кабель, собранный в моток, лежал на каменном полу пещеры. 
– Они не рассчитали длину, – объяснила Мария. – Видите, куда он уходит?
Отрезок кабеля скрывался под завалом из земли и камней, громоздившимся в дальнем углу. Кое-где острые каменные обломки перебили резиновую обмотку, и в свете фонаря тускло отблескивал металл.
– Мы опоздали, Иоганн, – фон Белов подошла к завалу и попыталась вытащить один из обломков. – Сработано на совесть. Я думаю, у них было несколько зарядов с электрическими взрывателями, расположенных на расстоянии двадцати-тридцати метров друг от друга. Вот для чего понадобился кабель. Они завалили не только вход, но и всю галерею.