Зверь-из-Ущелья. Книга 2 (СИ)

– Ты всё-таки пришёл? – спросила, не поднимая головы.
Волосы повисли спутанными сосульками, закрывая обзор, но мне не надо было смотреть – поступь отца я бы не спутала.
Он стоял у входа, дыша глубоко и размеренно. Потом прошёл вперёд и сел на скамью у стены.
– Решил навестить тебя перед посвящением.
Завтра мне исполняется двадцать.
– Не стоило. Ты ведь уже схоронил меня, просил больше не называть отцом, – произнесла с горечью. – Ты всегда любил только Орма, я была для тебя лишь средством достижения цели. Верховная жрица... Даже звучит нелепо.
Он странно молчал, не пытался кричать и спорить, не грозил, не ругался. Я подняла глаза и увидела лицо-маску. Отец смотрел на меня с каменным спокойствием, но внутри, я чувствовала, бушевал ураган. Если его всё время подавлять – разорвёт.
И тогда я приказала себе быть мягче. Он потерял любимое дитя, горе терзает сердце моего старика – такого даже врагу нельзя пожелать.
А мы с ним слишком долго воевали. Пора сложить оружие.
– Я надеялся, что эти семена не проклюнутся, но они оказались слишком крепки и проросли в тебе, – вдруг произнёс отец и нервно сплёл пальцы.
– Ты говоришь загадками.
Он низко наклонил голову и молчал так долго, что я начала переживать.
– Что значат твои слова? О чём ты?
Какие семена имеет в виду? Что значит "надеялся, что не проклюнутся"? Я чего–то о себе не знаю?
– Рамона… – наконец, послышался сиплый голос. И что–то в нём было такое, отчего стена показного равнодушия дала трещину.  – Ты знаешь, почему умерла моя мать, твоя бабушка?
– Нет. Но ты можешь мне рассказать, – я поджала под себя озябшие ноги, приготовившись и дальше внимать его странным речам. Краем уха я слышала, что смерть бабки произошла при странных обстоятельствах, и с чего вдруг он решился заговорить о ней именно сейчас?
Пока я ещё похожа на себя.
– Её убил твой дед.
Кровь отхлынула от лица, и я невольно схватилась за ворот платья, дёргая его в сторону.
– Убил?..
Отец поднял сухие воспалённые глаза.
– Да, убил. Столкнул в ущелье.
– Но за что?!
Я не понимала, как он мог решиться на такое зверство. Убить собственную жену!
– За измену. Я – его неродной сын.
Вот и всё…
Внутри что–то рухнуло с оглушительным скрежетом. Я сидела, боясь пошевелиться и даже не моргая, всматриваясь в лицо отца с надеждой, что он всё же пошутил. Хотя такими вещами не шутят.
Но он оставался серьёзным, во тьме глаз плескались застарелая обида и печаль.
– Я ушам не верю…
– А ты поверь, Рамона, – недобро усмехнулся. – Поверь, что твой отец – грязный бастард, вымесок, и ты – его потомок. Вся наша кровь – испорченная. Грязная. Поэтому я почти не удивлён, что ты… ты...
Он не договорил. Время текло мучительно медленно, кровь барабанила в виски, и казалось, что я задыхаюсь.  
– Это… я даже подумать не могла. Но тогда… – я растерялась и замолкла на полуслове, в голове царил настоящий бедлам, и у меня не хватило сил произнести «кто твой настоящий отец?».
– Она родила меня от лестрийца.
– От лестрийца?!
Лицо исказила мука, на щеках проступили багровые пятна, словно ему было очень-очень стыдно.
– Об этом никто не знает. Даже Орм… не знал. Только я, а теперь ещё и ты. И Этера, наверное, догадывалась. Тем тяжелее мне было принять, что ты пошла по стопам своей бабки, умудрилась влюбиться… – он поджал губы, будто попробовал что-то горькое. – …влюбиться в лестрийца.
– Любить – не преступление, папа! – не сдержавшись, я соскочила с койки и предстала перед ним в полный рост, босая и с растрепавшимися волосами. – Ты и сам это знаешь…
– Знаю, я любил твою мать, но это совсем другое!
– Я не о матери сейчас говорю, – я покачала головой и вздохнула. – Я знаю о тебе и Матушке Этере.
Глаза изумлённо расширились и забегали, но отец быстро взял себя в руки
– Всё это давно и надёжно похоронено. Того мечтательного идиота больше нет.
– Совсем нет?
Он качнул головой и вцепился пальцами в колени, будто боялся упасть.
– Совершенно. Я понял, что так будет лучше, и что любовь – это не то, ради чего стоит жертвовать всем. Ты тоже это поймёшь. Это неизбежно.
 
– Я не желаю этого понимать.
– А придётся! Знаешь, как это больно? Больно расплачиваться за чужие ошибки. Отец ненавидел меня, я это чувствовал. Терпел только из-за Дара. Если бы я был пуст, меня бы ждала судьба матери – я в этом уверен. Мне было пять, когда она погибла, – голос сорвался на хрип.
Я попыталась представить, как чувствовал себя пятилетний малыш, которому сказали, что его мамы, самого родного существа на свете, больше нет. Что она погибла от рук другого близкого человека.
Холод пробрал до костей.
–Ты никогда не видел своего настоящего отца?
Он снова усмехнулся, и усмешка эта прилипла к губам. Захотелось стереть её, провести рукой, а потом… обнять. Просто обнять и забыть всю боль, что трещиной пролегла между нами. 
– Мама рассказывала о нём немного. Она думала, что я ещё маленький и ничего не понимаю, но я понял. И запомнил, – он наградил меня пристальным взглядом. – У него были янтарные глаза и рыжие волосы. Совсем как у тебя. Это единственное, что я о нём знал – не было даже имени. Если бы я сумел его отыскать, то плюнул бы ему в лицо, а потом убил за то, что испоганил сразу несколько жизней. Потому вся эта любовь – сплошной обман. Цена за него слишком высока.
В душе царил сплошной раздрай, я чувствовала, что распадаюсь на куски. В который раз.
– Скажи, отец… – голос совсем ослаб и звучал жалко. Я вся была жалкой. – Ты видишь во мне его воплощение?
Взгляд задержался на моих волосах, а в следующий миг он перевёл его куда-то вверх.
– Помеченные огнём, – сухо усмехнулся. – Не хотел признаваться в этом даже себе, но… да. Наверное, да. Это неправильно, но я ничего не мог с собой поделать.
Я отвернулась и некоторое время стояла, вцепившись пальцами в плечи. А потом, когда на горле разжались невидимые пальцы, заговорила:
– Все твердили, что Дар может проявиться только у чистокровных искателей, а у тебя, как и у меня, он силён и ярок. Как же так? Мы ведь должны были родиться пустыми.
– Возможно, это самая большая из всех загадок.
Я снова повернулась к отцу и даже кулаки стиснула от переизбытка эмоций. Жить снова захотелось – хотя бы ради того, что выяснить всё до конца.
– Мы – искатели. Но, кажется, все позабыли, что значит это слово. Мы ищем ответы на вопросы, ищем истину, смотрим вглубь вещей! Тогда почему никто до сих пор не озадачился этим вопросом?
– Иногда знать правду страшнее, чем жить в неведении.
Я чуть не взвыла.
– Откуда столько упрямства и косности, нежелания что-то менять? Может, ты просто трус?!
– Ломать – не строить, Рамона. За твою так называемую любовь заплатят все искатели.
Он поднялся, всем своим видом показывая, что не желает продолжать разговор.
– Орм уже заплатил.
Чтобы не закричать, я закусила щёки изнутри. Зажмурилась, лишь бы не смотреть ему в глаза. А, когда вновь смогла владеть собой, тихо спросила:
– Скажи, ты знаешь, что со мной сделают? Матушка Этера открыла тебе суть ритуала?
По взгляду поняла – да, знает. Сжав ладонями виски, я осела на колени и издала несколько сухих смешков.
– Это так страшно. Потерять все чувства, эмоции, забыть любовь и привязанности. Жизнь станет пустой и безликой. Серой.
– Так будет лучше для тебя. Считай это избавлением. Лекарством от страстей и земных соблазнов, – слова прозвучали, как приговор.
Он не пожалеет меня, не защитит. Будет до последнего толкать туда, где я смогу занять пост Верховной жрицы и прославить нашу семью.
Больше не оборачиваясь, отец вышел и запер за собой дверь.
Некоторое время я ещё сидела на полу бесформенным кулем, потом переползла на ложе и зарылась лицом в подушку. Волосы да и весь мой внешний вид никогда не давали отцу шанса забыть о своём происхождении. О том, что он – полукровка, был рождён от греха и презираем тем, кто его воспитал. Он рос в ненависти и страхе, откуда там было взяться любви? И даже моя мать, моя чистая светлая мать, не смогла до конца вырвать из него корни этой заразы.