Любовь на карантине (ЛП)

— Идея в том, чтобы выходить за продуктами только раз в неделю, и даже тогда тебе нужно мыть руки до и после, как будто ты врач, готовящийся к операции. Почему бы вместо этого не испечь печенье? Я знаю, что немецкий кофейный торт великолепен, но есть много других припасов, чтобы усовершенствовать новый шедевр эпических пропорций выпечки.
— Но это любимый десерт твоего отца, — хнычет она.
— Почти уверенна, что ты тоже его любимица, поэтому, твое здоровье ему тоже важно. Вы не можете ожидать, что я буду слушать, как он продолжает говорить о гольфе после вашей смерти, оставляя меня своей жертвой. Это просто жестоко, мама.
Она тяжело вздыхает, вероятно, взвешивая все " за " и "против" совета дочери и находя что— то недостающее в моей лекции.
Когда родители стали такими требовательными к себе? И, по— видимому, пуленепробиваемыми. Буквально вчера папа отправился за новыми садовыми перчатками, несмотря на неоднократные предупреждения правительства и всех медицинских работников и ученых под солнцем. Им было скучно, и это справедливо — мне тоже скучно, — но святая корова. Я боялась, что кто— нибудь из них подхватит вирус из— за такой глупости, как необходимость срочно купить батончик "Сникерс".
— По крайней мере, у тебя есть дом и двор. Я застряла в квартире. Так что я не выше того, чтобы немного ныть. Такова жизнь.
Весь день шел дождь. Небо серое и несчастное над головой. Идеальная погода для того, чтобы сидеть на корточках и жить в поту.
— Я знаю, что ты взрослая, и я не собираюсь читать тебе нотации.
— Да, знаешь, — тут же парирует она.
Она не ошибается. Я хочу напугать ее. Их. Они должны прислушаться к предупреждениям.
— Мама, ты в самой рискованной возрастной группе. Так важно, чтобы вы с папой были осторожны.
— Ты что— нибудь слышала о Шоне в последнее время?
Я смотрю на небеса. Вполне возможно, мои родители любят моего бывшего парня больше, чем я когда— либо. Они, конечно, не против использовать его, чтобы остановить меня от чтения им лекций об опасностях пандемии. Шон играет в гольф и стал партнером в своей бухгалтерской фирме. Спортивный в том смысле, который нравился папе, и платежеспособный в том смысле, которым могла восхищаться моя мать.
Жаль, что он скучен, как черт из мешка.
Кроме того, поскольку он пережил ужасный развод до того, как мы начали встречаться, его взгляды на отношения, мягко говоря, испорчены. Я удивлена, что этот мужчина не настоял на том, чтобы я подписала брачный контракт на первом свидании.
— Нет, — сказала я. — Так сильно нет, мама. Нет повсюду, проливается на пол, взбирается по стенам…
Она фыркает.
— Не нужно драматизировать, Сэди. Шон очень хороший человек.
— Прости.
Я не сожалею. Это наглая ложь.
Шон и Сэди. 
Звучит плохо в любом случае. Для всех будущих отношений я собираюсь установить определенное правило анти— аллитерации. Это слишком запутанно. Представьте, если бы мы переехали вместе и получили полотенца с монограммами. Мы никогда не узнаем, какая из них кому принадлежит.
— Теперь ты просто ведешь себя глупо. Ты уверенна, что не хочешь вернуться домой в Техас из— за этой самоизоляции?
Господи. Она действительно не понимает этого.
— Мы не должны путешествовать, и мне здесь хорошо. Правда.
— Хорошо. Иди поработай. И не забудь питаться правильно!
— Да, мама. Я люблю тебя, мама.
Смотрю на мой буфет с закусками, планирую следующее угощение. На этот раз я думаю о M&M's.
Она смеется и вешает трубку. Почти подводит итог нашей семейной динамике. Немного юмора, щепотка обязательств, ложка вмешательства и целая куча любви.
Дождь прекращается, и воздух становится прохладным. Я выхожу на балкон и смотрю на город. По— прежнему сверхъестественно тихо, когда все заперты, только редкие машины ездят на улице. Люди, идущие рекомендуемые шесть футов друг от друга, несут то, что я предполагаю, продуктовые сумки. Где— то вдалеке раздается смех. Я слышу слабое бормотание грузовика в паре кварталов.
 
А потом он должен был прийти и заявить о своем присутствии.
Новый сосед.
Несмотря на пасмурную погоду, он сидит в шезлонге, пытаясь позагорать, в темных очках и без футболки. Можно подумать, он на пляже или что— то в этом роде.
С бутылкой пива в руке он поет слова песни Кенни Роджерса “Игрок”. Громко. И, учитывая его ограниченные вокальные таланты, слишком гордо.
— О Боже, ты неправильно подбираешь слова.
Я морщу нос. Не то чтобы он мог услышать мою конструктивную критику в наушниках. Наверное, это хорошо.
— И ты определенно пропустил эту ноту. Не бросай свою дневную работу, приятель.
— Сурово, — комментирует он, глядя на меня поверх солнцезащитных очков.
Он вынимает наушники и кладет их в карман.
Ууупс.
Долгое мгновение он просто изучает меня, как будто чего — то ждет. Кто знает чего?
— Я так понимаю, тебе знакома эта мелодия? — Наконец спрашивает он.
— Она одна из любимых песен моего отца.
Я пожимаю плечом. Он снова молча наблюдает за мной. Даже намека на какое— либо выражение на его красивом лице. Чувак определенно может победить меня в покер.
— Извини. Я не хотела мешать вечеринке на одного, — бормочу я сухо.
Он хихикает, поднося пиво к губам. Его шея слишком соблазнительна, толстая и сильная. И то, как его горло двигается вверх и вниз, двигаясь с каждым глотком пива… Хм. Я облизываю губы.
— Тогда спой, — осмеливается он.
— Черт возьми, нет! В отличие от тебя, я знаю свои вокальные способности.
Еще хихиканье.
— Как тебя зовут, соседка?
— Сэди.
— Привет, Сэди. Я Эван.
У него действительно приятный голос, когда он не поет и не кричит. Глубокий и немного грубоватый. Этот человек определенно не испытывает недостатка в уверенности, учитывая то, как он отбрасывает в сторону свои солнцезащитные очки и нагло оценивает меня. Учитывая, что минуту назад я пялилась на его голую грудь, мне не стоит жаловаться.
— Привет. — Я приветственно поднимаю руку. Нет. Это совсем не неловко.
— Не хочешь присоединиться ко мне в дневной выпивке, Сэди?
— Спасибо. Еще только полдень, а меня ждет работа.
Целая книга, чтобы написать на самом деле, с ним в качестве музы. Но нет необходимости вдаваться в подробности по этому поводу. Никогда.
— А, понятно. Ты хорошая девочка.
Он понимающе фыркает. Глупые насмешки. Придурок. Как будто он знает что— то обо мне. И…его слова не невнятны, но кто знает, сколько пива он выпил до сих пор.
— А ты какой— то несносный, — выпаливаю я, нет, мы больше не наслаждаемся нашим маленьким тет— а— тет.
Это только заставляет его смеяться сильнее, его голова откидывается назад, а рука скользит по прессу, когда он отпускает ее. Определенно навеселе, если не совсем пьян. Такого рода дерьмо мне не нужно. Если бы я хотела, чтобы меня осудили, я бы продолжила разговор со своей матерью.
— Приятно познакомиться, Эван.
На этой ноте я направляюсь к двери.
— Подожди! Пожалуйста. Мне очень жаль.
Он встает со стула и подходит к перилам, ближайшим к моей стороне.
— Я не хотел тебя смущать.
Я поворачиваюсь к нему, скрестив руки на груди. Жду.
— Если уж на то пошло, мне немного одиноко из— за всего этого карантина. Как— то не по себе от того, что приходится все время сидеть дома. — Он потирает свою золотистую грудь.
Я не могу не наблюдать за движением. Его грудь массивна. Небольшое количество светлых волос на ней равномерно рассыпалось по всему пространству в нужном количестве. Не слишком пушистый или пещерный, но определенно мужественный. Бьюсь об заклад, он мягкий. Дальше внизу находятся восемь — да, восемь — видимых мышц пресса. У кого на земле сейчас есть восемь кубиков? Может быть, он личный тренер. Хм… Личный тренер запирается в квартире во время карантина, заканчивает “тренировать” домработницу, и они влюбляются. Я снова морщу нос. Слишком клише и порно. Нет, я возвращаюсь к горячим качкам.