ЛВ 3 (СИ)
— Только загвоздка имеется, — Водя страницу перевернул и узрели мы неожиданное.
У этих путепроводных медальонов особенность имелась — они не по паре были, они были так — один заглавный, и от него дюжина второстепенных.
— Я видела лишь два, — сообщила друзьям верным, забирая книгу у Води.
— А что еще видела? — обиженно как-то водяной спросил.
— Ульгерду видела, — ответила, головы от книги не поднимая. — И честно скажу — то, что видела, то не понравилось мне.
— Покажи, — попросил Водя.
Руку протянула, к щеке его прикоснулась, в глаза заглянула да и передала образ Ульгерды таким, каким в последний раз наблюдала. Затем, не долго думая, передала и тот, коим эту ведьму одарила, когда свечи зажигала, чародейскую, жизненную силу распределяя. И увидал Водя, как хватается ведьма за кулон свой малахитовый, как преисполняется решимости да силы, как решается сделать шаг.
— Весь, как вспомню тебя в костре том, так у самого пламя в груди жжет! — высказался Водя.
Затем призадумался, и попросил:
— Покажи последний образ.
Показала снова.
— Силы в ней нет, — отметил водяной. — Где растеряла?
— Мне это не ведомо, — я руку убрала, снова к книге вернулась. — Чародеев то, как я погляжу, голыми руками не возьмешь.
— Да уж и ежовые рукавицы не помогут, — подтвердил властитель просторов речных.
А потом вдруг спросил:
— Весь, что у тебя с аспидом?
— Любовь! — с чувством ответил кот Ученый.
Мы с Водей молча на кота посмотрели, кот понятливо умолк.
— Сложно все, — правду я водяному ответила.
И взялась про кулоны эти путепроводные и путеводные читать. Сложно было, язык-то совсем древний. И тут Водя возьми да и скажи:
— Веся, не хочу тебя ни обидеть, ни унизить, ни оскорбить как-либо, да только — ведунья ты, Веся. Пока молодая совсем, пока в тебе сила ведьминская кипит, да юность свое берет, несмотря на то, что весну свою ты отдала, пытаясь спасти Кевина. Но ты ведунья, Веся, лесная ведунья, и чем дольше в лесу живешь, тем меньше у тебя эмоций человеческих будет. Вижу я, что аспид к тебе не равнодушен, понять это не сложно, с самого начала ясно все было. Но ты… ты, Веся, уверена ли ты, что чувствуешь свое сердце? Что не отголосок это эмоций, чувств, да желаний аспида?
Поглядела на него искоса, взглянула да и вернулася ко чтению.
— Я сказал, ты услышала, — сказал Водя.
— Услышала, — отрицать не стала, — да только в случае том, напомнить должна — и ты мне не пара, воевода водный.
Нахмурился, голову опустил, задумался.
Опосля возьми да и скажи:
— Твоя правда, прочную пару лишь ведунья да леший образуют. Но твой леший человеком обратится не способен.
И тут из кустов прорычало:
— Ошибаешься, водяной, теперь и зверем могу.
И как из-под земли выскочил одним прыжком к Заводи зверь-чудище. Более всего чудище походило на пса черного, с ушами острыми, мордой хищной, шерстью сумрачной, пастью такой, что и волкам не по себе бы стало. А мне вот стало — вскочила я, книгу едва не обронив, кинулась к зверю-чудищу, морду его ладонями обхватила, и вопросила радостно:
— Ты ли это, лешинька?
— Я, Веся, я, — и носом в мой нос уткнулся.
— Как? — зарываясь в шерсть его пальцами, спросила не веря в то, что вижу-то.
— А хрен его ведает… точнее аспид, но вышло как-то так. Веся, сам поверить не в силах.
А кто в силах?! Я гладила его морду, касалась шерсти и поверить не могла. Ни на единую секунду не могла. А леший носом еще раз в мой ткнулся, и снова лешим стал, натуральным, деревянным, большим и суровым.
— Вот знала бы что так можно, давно бы в Гиблый яр сунулась, — глядя на него огромного снизу вверх, сказала в сердцах.
Леший мигом ощетинился, да и ответил:
— А подзатыльника моего отведать не хочешь, Веся?
Вот никакой радости с этими мужчинами.
— Клюкой отвечу! — ответила я, и ушла обратно к водяному.
Села рядышком, книгу взяла галантно протянутую, частью куртки его укрылась и засела дальше читать.
— Весь, — понял леший, что не то сказал, все понял, да поздно уж.
— Занята я, — ответила, головы не поднимая.
А опосля и ушел. Молча. Осталась я дальше книгу читать, и все бы ничего, да только в книгу гляжу, ничерта не вижу.
— Весь, — Водя ласково руки коснулся, — как так вышло?
И даже без уточнения, поняла, о чем он.
— Чародейская сила живительная, она с подвохом оказалась.
— Я отклонений от нормы не отметил, хотя все проверил как есть, — взмахнув длинным серебристым рыбьим хвостом, сообщил водяной.
— Да я тоже все проверила, и даже перепроверила, и на всякий случай проверила еще раз. Но когда на лешего иллюзию человеческую накинула, он вдруг возьми, да и человеком стань.
Поразмыслив немного, Водя сказал:
— Плохо это, теперь с магией осторожнее нужно будет обращаться.
Кивнула молча, да сызнова в книгу погрузилась. Было о чем почитать. Чародеи завсегда действующие по принципу «каждой твари по паре», в особо крайних случаях переходили на правило «двенадцать пар». И тот медальон, что пыталась закинуть ко мне одна из чародеек, он имел не только одиннадцать присоединяющих, он имел и парный медальон, и в нем тоже было одиннадцать присоединяющихся. И по всему выходило, что существует еще кто-то, со вторым центральным артефактом.
Я повернулась, поискала прутик, да и нарисовала для начала одну линию — границу мою. Опосля подле нее один напротив другого два круга — основные медальоны. От них полукругом по одну сторону одиннадцать кружков, да по другую тоже одиннадцать. Подсветила рисунок магией, присмотрелась. Водя тоже интерес проявил. И кот ученый. Я же молча смотрела на то, что, сработай оно верно — защиту яра Гиблого проломило бы. Границу леса моего Заповедного нет, там граница широка, в полторы мили шириной, там так не сдюжишь, а вот у яра граница тонкая, в шаг всего толщиной, и сломить ее таким путем хоть и сложно, да можно.
— Весь, что не так-то? — тихо Водя спросил.
Поразмыслив, ответила так тихо, как трава шелестит:
— Об одном чародее знаю я, о Заратаре эль Тарге, но коли есть еще одиннадцать чародеев, да двенадцать чародеек… то не окончена наша война, даже к завершению не близится.
И не поднимаясь, клюки не призывая, позвала лишь мысленно:
«Ярина».
Чаща заповедная явилась кошкою черною, из ветвей смоляных сотканною, да только кошка эта размером с телка годовалого была. Прогнулась всей спиною, мурлыкнула, и ближе подойдя, уселась передо мной, пристально глядя тускло-сияющими зелеными пустыми глазницами.
— Границу увеличить придется. Да усилить.
«И где ведьмы?» — вопросила Ярина.
— Где ведьмы там особливо. А еще знай — никаких артефактов, никаких амулетов, ничего магического на территорию яра не допускай!
«Как прикажете, госпожа лесная ведунья», — ответила Ярина.
И исчезла.
Леся явилась тут же, и гордо, с нескрываемым чувством превосходства, заявила:
«Тоже границу усилю, причем сама, мне даже подсказывать не надобно!»
И исчезла. Один росток остался, который ждал что похвалят. Пришлось похвалить:
— Ох ты моя умница, ты моя красавица, ты надежная аки крепости все разом, ты…
Засмущался росточек, да и исчез.
А Водя посмотрел на меня и тоже исчез — не только мне о границах позаботиться следовало.
И едва плеснула вода, сомкнувшись над воеводой своим, кот Ученый протянул задумчиво:
— Да, дела-а-а…
— И не говори, — тихо отозвалась, на медальоны страшные глядя.
Пугали они меня, особенно после того, как с силой жизненной в Гиблом яру заложенной столкнулась. И перед кем угодно храбриться могла, да только боли, как тогда, когда в костре горела, никогда не испытывала. И повторно испытать не хочу, не хочу вовсе.
— Так а, Весь, с аспидом у тебя что?
«Любовь», — тихо ответило сердце.
И улыбнулась я невольно, страх прочь отпуская. Что завтра случится, то мне неведомо, что послезавтра — не ведомо тоже, а вот прямо сейчас счастье было в душе. Тихое, светлое счастье. Только холодно очень, замерзла совсем, оно и не удивительно — столько часов у воды ключевой-студеной просидеть.