Моя девочка (СИ)

В жизни бы себе этого не позволил, но в воображении… Так ощущения зашкаливают.
Гребаный извращенец, вот кто я.
Что бы еще показать ей этакого? До чего дойти? Где остановиться?
Готова ли она к порке? О, мне кажется, готова! Так, чтобы ей понравилось, преступить порог самую малость. Оставить следы на ее чудной заднице, на ее спине… Усилить и растянуть удовольствие.
И к чертям, кончаю раньше, чем планировал и не туда, куда намеревался.
Ты охренел совсем? До того, что забыл про презик?
Да я кончил от одних только своих грязных мыслей. Надо поделиться с Никитой, еще неизвестно, кто из нас больший развратник. Ему тоже нравятся молоденькие, но у него интересы куда темнее моих.
Нет, Кира моя и только моя, я даже говорить о ней больше не хочу ни с кем.
— Я бы поела, — неожиданно зевнув, заявляет Кира. — Можно, или там у тебя муляжи стоят?
Я смеюсь, как не смеялся даже в детстве. Хотя было ли оно у меня? Бабушка строго следила, чтобы любимый внук был всесторонне развит, чтобы у него не оставалось времени ни на что, а особенно на дрочево. Однажды подглядела, и месяц изводила.
Ага, это зло. Что уж говорить о личной жизни?
Это хорошо, что я не признался Кире, что жена была у меня первой женщиной. Это уж потом, когда она изменила, я пустился во все тяжкие. Кого только не перепробовал, пока не понял, не ощутил, на что я западаю больше всего.
— Так мы поедим, или я так и помру под твоей тяжестью? — ворчит Кира. — Пусти уже. Жрать хочу, как волк.
— Смотри-ка, такая маленькая, а такая прожорливая.
Я отодвигаюсь, решив немного передохнуть. Смотрю, как голая Кира подходит к столу, как, закатив глаза, кусает сочный персик, как сок течет у нее по подбородку и капает на грудь.
С ума сойти можно от этого зрелища. Лолита недоделанная. Хорошо хоть, возраст согласия мы благополучно миновали.
Нахрена было о себе-то трепаться? Ведь ее хотел расспросить, а выходит, выложил больше, чем кому-то.
Кира добирается до мяса, ест жадно, но не сказать, что торопливо. Красиво ест и естественно, как и все, что она делает. Вытирает рот льняной салфеткой изящно, как принцесса.
Если человек может помереть в свой самый счастливый день, то я могу помереть уже сейчас, глядя, как моя девочка поглощает мою еду.
В эту благостную картину мироздания внезапно вклинилась Лиза. Укоризненно погрозила пальцем и растворилась во мраке моей совести.
Да, я помню, что она твоя лучшая подруга. Единственная. И я даже обещал тебе никогда и ни за что…
В жопу такие обещания!
Да, вот сначала только Киру в жопу, а потом так сразу и обещания туда же.
Если все так, как мне кажется, то надо будет сначала подготовить ее.
Лизу, не Киру, бля.
Если Кира — это заноза, что уже не вырвать из сердца, то надо срочно и серьезно поговорить с дочерью. Рассказать, что Кира стала значить в моей жизни. Не может быть, чтобы Лиза не поймет этого. Она добрая, она простит мне мою слабость.
— Вина не надо, я слишком пьяная от тебя, — говорит Кира, глядя на «Дон Периньон».
Бутылка охлаждается во льду и выглядит недовольной. Надо бы убрать, но лень. Я редко когда отпускаю прислугу, а надо бы. Так забудешь, как ширинку застегивать самому.
— Папочка, если не хочешь остаться голодным, иди сюда, — призывно машет Кира долькой полупрозрачного розового хамона и хватает голубой сыр. — Вкусный какой! Мой любимый, с плесенью. Знаешь почему? Я испорченная и люблю все порченое, — признается она куску хамона, стоя голой посреди моего двора с анальной пробкой в заднице после того, как я только что взял ее.
Что я могу сказать? Не видел ничего более прекрасного в своей жизни. Она совершенна. Надо запретить ей одеваться вообще. Такую красоту нельзя прятать под одеждой. И на работу ездить не буду. Я не буду на работу, она не будет на учебу.
— Я краду твою еду-у-у! — напевает Кира, притоптывая на одной ноге и торопливо глотая дольки ананаса. — Папочка, накажи меня за это!
— Обязательно, — лениво отвечаю ей и поднимаюсь с травы. — Сейчас вытащу из твоей задницы пробку и трахну тебя туда тоже.
 
— К вашим услугам! — кланяется она. — Слушаюсь и повинуюсь!
— Ты уверена, что готова?
— Моя задница справилась с пробкой, — смеется Кира, прикрывая лицо сорванным цветком, — справится и с твоим членом.
Вообще-то я хотел отдохнуть. Я вроде бы уже не молод, но чертов член встал только от слов Киры. Однако трезвая голова прежде всего.
— На колени.
С ума сойти! Она слушается. Знаю, что боится, но слушается меня.
Дома до хрена лубрикантов всех сортов, но это же надо вставать, идти… Слюнявлю собственные пальцы, провожу между складок, покрасневших и влажных. Набираю ее собственные, офигенно сладкие соки.
Эта пизда — сущая роза. Чайная, с нежными, будто гофрированными лепестками. А самый край — будто пеплом подернут. Сейчас я кончу от одного этого зрелища!
Дьявол. Черти в аду наверняка уже приготовили для таких, как я, отдельный котел. Особенно кипящий. Или муки особенно гадостные. Да и похрен.
— Выдыхай медленно и осторожно.
Кира слушается, я вытаскиваю пробку с легким нажимом. Проталкиваясь между ягодиц, засовываю один палец. Потом второй, одновременно поглаживая ее текущие складки. Раздвигаю тугое колечко мышц. Совсем немного, но Кира похныкивает.
Ей мало! Моей дрянной девчонке мало! Добавляю третий палец и насаживаю ее на них поглубже. Двигаюсь уже грубее и жестче. Кира дрожит, я слизываю соленый пот с ее спины.
Вот и все, мышцы растянуты, она готова, но я решаю ввести еще палец, член-то не маленький, Кира долго привыкала даже обычным манером. Другой рукой нахожу грудь — Кира всегда чутко реагирует на эту ласку. Но сейчас все ее тело — одна эрогенная зона. Поглаживаю бока, обвожу две ямочки чуть ниже талии. Пересчитываю губами хрупкие позвонки.
Бля, какая у нее кожа с внутренней стороны бедра! Чистый бархат. Заломленные руки за спиной, кольцами волосы по плечам…
Я дышу ее дыханием, я ощущаю биение ее сердца в такт моего, я чувствую, что ей надо, чего она хочет, от чего вздрагивает и покрывается мурашками.
Поцелуй-прикус в шею — и с ее выдохом я легко втискиваюсь в жаркую и тесную дырочку. Замираю, переживая первое, восхитительно сильное, крайне приятное для меня, но пока болезненное для Киры сжатие. Поглаживаю ее. Двигаюсь глубоко, не торопясь. Изучаю ее изнутри. Бугорок, впадинка, теснота нутра.
Замершая поначалу Кира начинает двигаться, мгновенно уловив такт.
— Давай же!
Просит еще и еще! Ого, а вот этого я не ожидал.
— Еще, папочка, — хрипит она почти безумно и яростно двигается навстречу. — Отпусти себя…
Ну все, я срываюсь с катушек окончательно.
Я знаю, чего она хочет — я чувствую это.
Рву и рву на себя Киру, ухватив за ее бедра. Мало, мало! Хлещу наотмашь ягодицы до красных пятен. Царапаю их, чтобы потом ласкать ставшую невероятно чувствительной кожу кончиками пальцев. Покусываю спину, чтобы сразу зализать раны. Прихватываю шею одной рукой и сжимаю ее. Затем отпускаю для вдоха — и снова сжимаю.
Кира обхватывает мой член все сильнее, вздрагивает, бьется подо мной, а затем кричит что есть силы. И я не удерживаюсь и выпаливаю в нее, заполняя задницу Киры полностью.
Она медленно отпускает меня, или я отпускаю ее. Мы падаем рядом, дышим тяжело.
Мне кажется, даже животик ее, обычно впалый, немного вздувается.
Между ее ног стекает моя сперма.
— Папочка постарался, — мурлычет Кира, приоткрывая глазищи, пачкает пальцы, облизывает их. — Знаешь…
— Что? — спрашиваю я Киру, немного приподнимаясь.
— Я никогда не казалась себе такой… такой… чистой. Ты очистил меня.
 
— Я?! Скорее, запачкал.
— Может, запачкал, а потом — очистил. Никогда не чувствовала себя такой целой. Хотя твоя девочка сейчас, кажется, сдохнет…
— Нет, не сейчас.
— Да? С чего бы не сейчас?
— Я же говорил, на эти выходные у меня большие планы, — говорю я, мягко обтирая Киру чистым полотенцем — ласково и нежно, как маленькую.