Мама по принуждению (СИ)

— У меня клаустрофобия, — произношу, стараясь не задумываться над тем, что только что сказала.
— Я это понял, — произносит Адам. — У моей жены тоже была клаустрофобия. У них это семейное, оказывается, — он улыбается. — Я тогда узнавал, как побороть приступы. Помогло, — он проводит ладонью по моей руке, гладит, ласкает, успокаивая.
Я понимающе киваю. Все эти уловки я и сама прекрасно знаю. Как дышать, куда смотреть. Они срабатывали, но не так часто. Алиса использовала их куда успешнее. Она и на лифте приучилась ездить, а я так и не смогла. Боялась до чертиков и предпочитала даже на пятый, да хоть на десятый этаж, ходить пешком.
Я обвожу взглядом комнату и фокусируюсь на коробке, которую он показывал мне, прежде чем я бесстыдно упала в обморок. Она одиноко валяется под стенкой в паре метров. Забытая Адамом из-за волнения.
— Что там? — я киваю на бархатную квадратную коробочку.
Адам непонимающе смотрит на меня, а после переводит взгляд в сторону и улыбается.
— Подарок, я уже говорил, — он пожимает плечами. — Думал, подарю тебе, когда приедем домой, поговорим.
— Адам, прости меня, — прошу у него.
— Ты не виновата, — говорит он. — Я понятия не имею, что произошло и почему мы оказались запертыми здесь, но причин для паники нет, — четко произносит Адам. — Здесь отличная вентиляция, правда, прохладно. Ты вон, дрожишь вся.
Он трогает меня за плечи и прижимает к себе, а я вдруг чувствую холод. Руки уже давно закоченели. В подвале действительно ощущается низкая температура, а на мне — тоненький свитер и джинсы. Правда, Адам тут же снимает с себя пиджак и вынуждает надеть его на себя и укутаться. Я делаю так, как он велит, плотно затягиваю полы пиджака и пытаюсь согреться. Адам в это время согревает мои руки своим дыханием.
  
Глава 34
 
Кажется, мы находимся здесь более получаса. Я почти что окоченела и никакое согревание от Адама не помогает, хотя он сделал почти невозможное — остался в одной майке, надев на меня всю одежду и обмотав всем, что нашел в подвале, лишь бы мне было тепло. Правда, лучше так и не стало. Замерзли даже ноги. Вообще после родов я стала жутко восприимчива к низким температурам.
— Да что ж такое! Почему здесь никого нет?
Адам снова подходит к двери и бьет по ней несколько раз, кричит, но в ответ снова полная тишина.
— Ты как? Держишься? Думаю, нужно стучать постоянно, кто-то, да услышит.
Спустя минут десять я перекрикиваю звук ударов и зову Адама ко мне. Во-первых, мне становится жутко холодно, а во-вторых, его удары не приносят никакого результата.
— Открой вино! — прошу его.
— Тебе нельзя — это раз, два — скоро тебе станет однозначно хуже, поэтому нет. Неизвестно, сколько мы здесь еще пробудем.
Я киваю, хотя от его слов становится еще холоднее. Что значит, неизвестно, сколько мы пробудем?
— Тише, — Адам подходит ближе, приседает рядом. — Вставай, тебе нужно двигаться. Так ты замерзнешь еще больше.
Все, что он говорит мне, я понимаю. Мне и правда лучше двигаться, но на это нет абсолютно никакого желания.
— Ангелина! — Адам требовательно трясет меня за плечи. — Вставай.
Я мотаю головой. По щекам начинают стекать слезы. Мне холодно и страшно. А еще я хочу обратно, в тепло, желательно под махровое одеяльце.
— Ангелина, подумай о Родионе! Если ты продолжишь сидеть, замерзнешь!
Его слова магическим образом действуют на меня. Я отбрасываю плед, которым он меня укрыл и встаю. На несколько минут становится холодней, но только я обхожу подвал, тело чуть нагревается. Мы вместе с Адамом начинаем махать руками, делая зарядку, а после просто прыгать на месте.
— А не потанцевать ли нам? — спрашивает он и тянет ко мне руку.
— Почему бы и нет.
Адам быстро притягивает меня к себе, располагает руку на моей талии, прижимая мое хрупкое тело к своему прессу и начинает двигаться. Быстро, ритмично и невероятно заражающе. Поворачивает к себе спиной, кладет руки мне на бедра и задает ритм, показывая, что нужно крутить попой в разные стороны. В конце концов, наш танец похож на детский паровозик, но мы согреваемся. И правда, в подвале не минус, чтобы окоченеть, да холодно, но лишь когда сидишь, как сонная муха.
 
В движении становится хорошо.
И даже жарко!
Особенно, когда тяжелые мужские руки держат меня за бедра, гладят по животу и талии, ощупывают спину. Умом я понимаю, что нужно отстраниться, но телу слишком хорошо, чтобы это сделать. Мы танцуем, то быстро, то медленно, унимая дыхание.
— Легче? — Адам поворачивает меня к себе, прижимает за талию и начинает вальс.
— Да! — я улыбаюсь.
Чувствую жар на щеках и тепло по всему телу. Понимаю, что сейчас наверняка выгляжу растрепанной, расслабленной. Щеки точно раскраснелись, глаза горят блеском. Я так давно не танцевала! Кажется, это было еще на свадьбе! Да, точно. После я и не танцевала. В клубы не ходила, на дискотеки тоже, на свадьбах друзей муж больше сидел, а идти в толпу одной было как-то глупо.
Оказывается, танцевать — очень круто! Особенно, если рядом есть мужчина, который разделяет твои чувства.
Я украдкой посматриваю за Адамом. Он выглядит счастливым, периодически следит за ногами, видимо, чтобы не оттоптать мои ступни, и улыбается, когда мы сбиваемся.
— Сто лет не танцевал, — смеется он, замедляясь еще, чтобы отдышаться. — Видишь, оказывается, все не так плохо. У меня вон — майка вся мокрая.
В подтверждение своим словам Адам перекладывает мою руку себе на пресс и надавливает. Майка действительно мокрая, а вот его кожа — горячая, как в печке. Я сглатываю, мы останавливаемся, глупо глядя друг на друга.
Я теряюсь, хочу убрать руку, но получается, что лишь поглаживаю Адама по кубикам пресса. За эти несчастные пару секунд, успеваю понять, что они у него, оказывается, довольно твердые. И их много!
— Прости, — он улыбается. — Это было лишним.
— Нет, просто…
Я замираю. Щеки начинают гореть сильнее. Мне почему-то становится жутко неловко, впрочем, в его присутствии это нормально. Подобные чувства я испытываю не впервые.
— Ладно, давай танцевать!
Мы пытаемся, но что-то как-то не получается. Я ухожу с головой в себя, думаю о том, почему чувствую в его присутствии все это, а Адам слишком пристально смотрит прямо на меня, заставляя смущаться.
Адам вдруг останавливается, перехватывает мой подбородок и вынуждает посмотреть прямо ему в глаза.
— Ты чертовски красивая, когда расслабляешься. И я жутко хочу тебя поцеловать.
Его признание звучит искренне, поэтому я могу только молча смотреть на то, как он склоняется и касается губами моих, как целует, едва ощутимо проводит языком по небу. Господи, я отвечаю ему. Целую Адама в ответ, обнимаю его за шею и притягиваю ближе. В моей голове все смешивается воедино. Родион, Маша, наше свидетельство о браке, его слова и внимание, которым он меня одаривает.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍
Я пытаюсь подумать о том, что нам не стоит этого делать, но думать не получается. Особенно тогда, когда Адам делает несколько шагов назад и мы вместе падаем в кресло. Вернее, он помещается на мягкое сидение, а я… я на него. Сверху. Адам устраивает меня поудобнее, обнимает и притягивает к себе за бедра ближе. Снова целует. Так, что с моих губ срывается горячий стон.
Господи, что мы делаем?
Это все от холода! Точно от него!
  
Глава 35
 
Его руки на моей талии, губы исследуют едва ли не каждый сантиметр на моей шее, плечах и груди. Он едва ощутимо касается кожи, проводит по ней влажным языком, ласкает так, что с лишь сильнее обнимаю его за шею и откидываю голову назад.
 
— Ты так красива, — шепчет Адам, приспуская лямку моего бюстгальтера и касаясь губами чуть покрасневшей от трения кожи. — Идеальная.