Мама по принуждению (СИ)
Прямо в ночнушке, не надев даже тапочек, вылетаю в коридор, осматриваюсь и иду к дверям, расположенным рядом с моей комнатой. Если Адам слышал крик малыша, значит, его спальня должна быть где-то рядом.
Так и выходит.
Я нахожу их спящими на большой кровати.
Адам спит, уткнувшись в подушку, а Родион размещен рядом, но в детской люльке. Мужчина не позволил себе оставить малыша просто на постели. Они оба спят. Я подхожу ближе, заглядываю в люльку. Сын спит без соски: с улыбкой на лице и бутылочкой, видимо от смеси, рядом. На моем лице появляется улыбка. Я умиляюсь такой картине.
От осознания, что Адам не стал меня будить, сам покормил малыша, мне становится как-то тепло на душе. Обо мне подумали, позаботились, дали отдохнуть, значит, я смогу поговорить с ним и попросить объяснений? Это дает мне маленькую каплю надежды на адекватность мужчины.
Видимо, Родион ночью вновь начал плакать, а потому Адам забрал его к себе. И только сейчас им обоим удалось уснуть? Я тяну мягкую люльку на край и, подхватыв ее, уже собираюсь забрать Родиона, но вдруг натыкаюсь на пристальный, внимательный взгляд хозяина дома.
— Оставь сына… — его тон звучит, как приказ, но, смягчившись, Адам добавляет: — Пожалуйста.
Я замираю.
Внутри меня борется два человека: мать, понимающая, что Адам хочет провести время с сыном и женщина, которую обидели и насильно лишили семьи. Я колеблюсь. Не знаю, как поступить правильно. Оставить Родиона и уйти? Оставить и посидеть рядом с ними спящими, или настоять на своем и забрать сына?
— Ангелина, пожалуйста, он мой сын, я не сделаю ему плохого.
И смотрит так, что я опускаю люльку обратно и даже пододвигаю ее к мужчине ближе. Топчусь на месте, не зная, лучше уйти, или остаться и, наконец, делаю шаги в направлении двери. Адам прав. Он отец, и он не сделает Родиону ничего плохого. Если бы хотел, уже бы сделал, а он его переодел, покормил и…
— Останься, — вдруг слышу в спину. — Кровать широкая, ложись по ту сторону люльки, — он замолкает, а я замираю. — Я же вижу, ты боишься оставлять сына со мной. Не уходи.
“— Не уходи, Ангелина, останься! — голос Тимура эхом отзывается в голове.
— Не могу. Она моя сестра. Я не могу ее предать! — а это я… давным-давно.
Так давно, что уже и забылось.”
Хочется сжать голову ладонями так сильно, как это вообще возможно, лишь бы прогнать эти воспоминания оттуда. Вычленить, убрать, забыть о них. Почему, почему, почему сейчас? Что в этом мужчине такого, что я вспоминаю? Голос, тон? Всё ведь другое? Или я забыла, каким был Тимур?
Я поворачиваюсь.
Бросаю взгляд на Адама. У него даже цвет глаз другой, не такой, как у Тимура. Они у него зеленые, не голубые.
Адам двигается чуть к краю, пододвигает к себе Родиона и освобождает место для меня. Нерешительность и страх сосредотачиваются во мне. Что делать? Уйти, или остаться? Я действительно не хочу оставлять сына, но лечь в одну кровать к мужчине, который фактически меня купил, тоже не желаю.
Глава 13
— Я пойду, — пячусь назад под пристальным взглядом Адама.
Остаться тут выше моих сил, поэтому как только мне удается отойти подальше от кровати, я разрываю зрительный контакт с мужчиной и поворачиваюсь к двери, чтобы трусливо скрыться за ней. Да, я не готова так быстро меняться. Еще пару дней назад я была самой счастливой женой и мамой на свете, тогда у меня сбылись едва ли не все мечты, а уже сегодня… кто я сегодня?
Жена другого.
Человека, которого даже не знаю.
Дальнейшее меня пугает еще больше.
Я почему-то жду, что Адам пойдет за мной, вернет меня в комнату и силой заставит лечь рядом, но ничего такого не происходит. Я спокойно захожу в комнату, отведенную нам с Родионом, пользуясь моментом принимаю душ, а когда выхожу — привожу в порядок лицо. После процедур улыбаюсь своему отражению.
Мне уже не двадцать, чтобы не беспокоиться о внешнем виде. Через месяц исполнится тридцать. Время пролетело слишком незаметно для меня самой. Еще недавно мы с сестрой радостно бегали по лужайке и строили планы на будущее, а уже сегодня я второй раз вышла замуж, родила ребенка, а Алисы рядом нет.
Я грустно улыбаюсь своему отражению, осознавая, что женщине с новорожденным малышом для счастья нужен только спокойный ночной сон.
Когда я захожу в комнату, на кровати сидит Адам. Его волосы смешно взъерошены после сна, лицо помятое, но зато глаза, кажется, веселее, чем вчера.
— Мне нужно уехать на несколько дней, — произносит он. — Тебе в помощь остается Елена Эдуардовна, пожалуйста, не отпускай ее ночью, пусть помогает, ты должна выспаться.
Я киваю. Так действительно будет лучше. Вчера я стала засыпать под крики Родиона и у меня попросту не было сил, чтобы его успокоить. Подобное точно не должно повторяться, и раз уж помочь кроме Елены Эдуардовны, некому, придется оставить ее на ночь, правда, нужно отменить те дурацкие условия. Что толку, если она будет стоять у кроватки и смотреть на его слезы, не имея возможности что-то сделать.
— У меня есть условие.
— Даже не сомневался, — с улыбкой на лице произносит Адам.
— Елена Эдуардовна сказала мне, что у нее условия работы с ребенком. Многие из них странны для Родиона, так как он младенец. Я хочу снять эти запреты.
— Все, кроме мобильного телефона — пожалуйста, — с легкостью соглашается Адам.
От такого скорого решения я даже теряюсь. Думала, что мне придется придумывать аргументы, объяснять свою позицию, а он просто взял и… согласился.
Адам поднимается с кресла, белая футболка, что на нем надета, резко обтягивает бугристые мышцы на его бицепсах, и я вдруг вспоминаю, как вчера прижималась к нему в машине и трогала их руками. Как обводила пальцами непроизвольные рисунки и ощущала жар, исходящий от его кожи.
— Я искупал и переодел Родиона. Кормил его еще ночью из бутылочки, думаю, вскоре он потребует материнского молока.
Я киваю и перевожу взгляд на его лицо. Он выглядит уставшим, измученным и невыспавшимся, но на удивление довольным. Адам делает шаг в сторону и замирает. Его лицо искажает гримаса боли, и я, не думая, тут же подлетаю к мужчине, успевая как раз вовремя. Он опирается на меня, впивается рукой в мое плечо. До боли, но я не обращаю на нее внимания, пододвигаю стул и помогаю ему сесть.
— Что болит? — голос звучит как-то кряхтяще.
Это от того, что в горле пересыхает, а губы отказываются шевелиться. Мне отчего-то страшно. Мало ли, что тут творится у него в доме, вдруг кто-то подсыпал яд, а… а обвинят во всем меня.
Едва эта мысль посещает меня, как я быстро убираю от Адама руки. Он не обращает на мой жест никакого внимания, но когда замечает, с сожалением усмехается.
— Испугалась, — кивает он. — Все в порядке, — уже жестче. — Спасибо.
Он поднимается со стула так быстро, что я не успеваю отойти. Адам оказывается в паре сантиметров от меня, возвышается, как неприступная сказал и смотрит сверху вниз, после чего кладет руку мне на талию и чуть отодвигает в сторону, чтобы пройти, хотя мог бы и не касаться меня, а просто обойти.
— Что с тобой?
— Все в порядке, — отрезает и смотрит потемневшим взглядом. — Не выспался.
Он пожимает плечами и уходит, тихо прикрывая за собой дверь, а я остаюсь стоять и гадать, что только что произошло и почему такой сильный на вид мужчина имеет подобные слабости. Все дело в бессонной ночи или есть что-то более серьезное?
Глава 14
Елена Эдуардовна приходит уже после кормления. В приподнятом настроении и с улыбкой она врывается в комнату и тут же спрашивает:
— Это вы, да?
— Что я?
— Попросили снять все эти требования, — она довольно улыбается. — Сегодня, едва я пришла на работу, мне сказали, что из всех условий остается только мобильный телефон, да и то мне разрешили отвлекаться и звонить родным, если потребуется, только не рядом с Родионом. Это же ваших рук дело?