Невеста-самозванка (СИ)

— Нет, что за ужасная непогода! — его бабушка сердито отряхивала снег со своей накидки. — Анна, скажи же!
— Говорю, — поддакнула я. Экипаж ощутимо качнуло, мы тронулись в путь.
Я тут же спросила у сидящего напротив мрачного Эйтона:
— А как лошади ориентируются при такой плохой видимости?
— Никак. Экипаж перемещается с помощью магии. Мой управляющий заранее подготовил его для нас. Минут двадцать и прибудем на место.
Мне очень хотелось спросить, что это за место такое, раз туда нельзя было прямиком порталом переместиться, но я промолчала. Вообще ничего лишний раз говорить не хотелось. Да из-за того, что некто подслушал мой разговор с Илбергом, я теперь все время под ударом! Ведь каждое слово можно было понять превратно, не зная всей картины!
Но кто подслушал?
Точно не Эйтон. Он не из тех, кто станет таиться и греть уши у чужих дверей. И точно не Алистер, он бы не издал шороха. Так что, если исключить всех слуг, остаются только Артан, Ниелла и сама леди Тиффания. Гадай теперь, откуда первый удар прилетит…
***
Леди Тиффания продолжала ворчать на тему снега, при том то и дело обвиняя внука, словно это по его прихоти погода буйствовала. Эйтон в ответ молчал и, вероятнее всего, даже особо не прислушивался к ее словам.
Я то и дело ловила на себе его взгляд, и если я при этом делала вид, будто не замечаю, сам Эйтон не спешил впадать в стеснительность и глаза не отводил. И эта игра в гляделки сначала забавляла, но стоило вспомнить, что мой предприимчивый жених втайне разрушает наши узы, как все порывы заигрывать как ветром сдуло.
А экипаж, между тем, покинул пределы бушующей метели, за окном открылись белоснежные просторы. Холмистое пространство простиралось до самых гор, лишь нарастая к горизонту, словно белое море, в котором волны чем дальше, тем выше.
Причем один из холмов поражала настолько ровной поверхностью, словно некий великан аккуратнейшим образом срезал вершину гигантским ножом. И именно на этой образовавшемся плато угнездились развалины. Почему-то совсем не тронутые снегом, чернеющие на общем сверкающем фоне как обугленный нарыв на идеальном полотне.
— Бывший замок Ристеллхолд, — леди Тиффания, похоже, наблюдала, куда я смотрю. — Историческое место, между прочим. Сомневаюсь, конечно, что Эйтон тебе рассказывал, — и очередной недовольный взгляд на внука.
Да мы с Эйтоном вообще не так уж много разговариваем. И даже как-то…жаль, что ли. Он хоть и невыносимый аж до зубовного скрежета порой, но, не могу не признать, с ним никогда не скучно.
— Ты слышала когда-нибудь о Марсите Милосердной? — продолжала заниматься пробелами в моем образовании леди Тиффания.
Я покачала головой.
— О, и не удивительно, дорогая, о таком мало распространяются. Да и те, кто слышал об этой легенде, и вправду считают лишь легендой. А ведь на самом деле историческое событие! Была такая богиня, знаешь ли. Взирала на людей, взирала, и пришла к выводу, что наш мир болен. Да-да, болен, Анечка. И что эта страшная болезнь, убивающая его, не что иное, как магия. И не советуясь с другими богами, Марсита Милосердная решила попросту истребить всех магов, дабы таким образом исцелить мир. И битва произошла в этом самом месте, — она кивнула в сторону окна. — Тогда-то и предыдущий замок нашего рода снесло как бумажную игрушку.
Может, и напрасно, но мне почему-то сразу вспомнилось то место, где я впервые увидела Илберга и его хозяина. Тот зал со светящимися витражами. И ведь один из них, потрескавшийся и потемневший, как раз и изображал некую женщину. Так если допустить, что мой неведомый покровитель — один из богов, то и та женщина на темном витраже — эта самая Марсита?
— Но, как я понимаю, маги победили? Раз магия до сих пор в мире осталась.
Леди Тиффания кивнула.
— Победили. Но цена оказалась велика. Многие тогда погибли. Магия была обречена на постепенное измельчание и вырождение. После битвы носителей истинной магии и так осталось совсем мало, а за убийство богини остальные боги наложили проклятье, что в роду ее убийц сила обречена исчезать с каждым поколением. Такая вот цена победы… И мои предки были среди этих несчастных победителей. И предки моего мужа тоже. Но я, как видишь, уже без магии. Да и в остальных родах потомки уже без магии. Эйтон теперь у нас единственный во всем мире такой остался. Единственный и, что весьма логично предположить, последний.
 
Она при этих словах так выразительно смотрела на внука, что, яснее ясного, таилась в высказывании некая подковыристая провокация. Не то, что зачем-то намеренное топтание на больной мозоли, но еще и подпрыгивание на ней.
Но Эйтон никак не отреагировал, смотрел в свое окно на холодный безжизненный пейзаж. И только на мгновение напрягшиеся желваки выдавали, что слова бабушки и вправду были для него неким больным местом.
***
Леди Тиффания хоть и расстроилась, что не удалось вывести внука на открытую конфронтацию, все равно продолжила свою просветительскую деятельность, как ни в чем ни бывало:
— И, кстати, интересный момент, Анечка, здесь, в Дамринге, никогда не наступает лето. Вечная зима с тех пор. Прелюбопытная особенность, знаешь ли. Мы как-то приезжали сюда с Давером, сразу после свадьбы как раз, и я видела границу лета и зимы. Да-да, ты только представь, ровной такой полосой отделено. И с одной стороны трава зеленая, а с другой снег. Диву даешься такое видеть… Да и отсюда возникает вполне закономерный вопрос. Что вообще здесь можно раскапывать? А, Эйтон, может, ты перестанешь притворяться, что ты здесь только для нагнетания обстановки и хотя бы это пояснишь?
Но Эйтон и сказать ничего не успел, как его говорливая бабушка тут же снова принялась мне пояснять:
— Видишь ли, после тех скорбных событий и разрушения замка Ристеллхолд королевская семья тут же все эти земли себе присвоила, дабы якобы оградить эту местность от простых смертных. Мол, остаточная опасная магия и все такое прочее. Да еще и среди народа начали активно разрастаться слухи, мол, само это место проклятое, и кто сюда попал, назад не вернется. А при этом с подачи короля начали строить сеть шахт по добыче неведомо чего и, как видишь, до сих пор действующих. Так что скажешь, Эйтон? Тебе же наверняка есть, что сказать.
Боюсь, единственное, что Эйтон хотел сейчас сказать, это посоветовать бабушке выйти прямо здесь, а еще лучше — сразу домой вернуться. Но с поражающим меня самообладанием все же ответил:
— Если вы считаете, что королевская семья мне докладывается о своих замыслах, то вы слишком переоценили мое влияние. Тем более далеко не факт, что нынешний король содержит до сих пор эти шахты с каким-либо конкретным умыслом. Вполне вероятно, что до него даже не дошло, зачем именно его предкам понадобилось все здесь в мерзлой земле раскапывать.
Леди Тиффания принялась рассуждать о никчемности короля, но словно сама с собой рассуждала. По крайней мере, ни к внуку больше не приставала, ни меня не трогала. А я снова отвернулась к окну. Обуглено черные развалины замка все еще прекрасно просматривались. Эдакий мрачный молчаливый памятник…
Но почему мне кажется, что это не простое совпадение? Если неведомый хозяин Илберга и вправду из богов, то их стремление убить Эйтона моими руками означает лишь одно. Они хотят завершить начатое почившей Марситой. Но зачем? Чем вообще им может мешать последний в мире обладатель той самой древней силы? Тем более раз, по словам леди Тиффании, крайне низкая вероятность, что эта магия перейдет к потомкам. Так в чем смысл?..
— Я одного не понимаю, — я все же перебила нескончаемый поток рассуждений пожилой дамы, — почему эту Марситу при всех ее злодеяниях называли Милосердной?
— О, а тут все просто, милая. Еще до того, как тронуться рассудком, она такой и была. Богиней милосердия. Способной даровать людям то, что никто другой не мог бы.
— И что же?
— Магию исцеления, Анечка. Самую, что ни на есть настоящую магию исцеления.