Реинкарнатор

Костя улыбнулся. Кажется, проблема с коммуникацией решена. Хотя и странным образом.
 
Глава 3
 
До морга проще оказалось добраться на метро, так что Колесов нырнул в подземку на «Лхасской», а вынырнул уже через тридцать минут на окраине города. Дорога вела через небольшой парк, мимо дацана, чей блеск показался задолго до самого храма. Жидкое золото с крыши стекало на землю, превращаясь в маленькие огоньки; они танцевали вдоль дорожек, водили хороводы у входа, обнимали каждый столб. С началом Лхабаб дуйсэна огни мерцали везде, но особенно – в дацанах. Верующие спешили к началу хурала, будто ручейки вливались в расплавленное солнце. Каждый постарался принарядиться; из-за холода приходилось кутаться в теплые пальто, но из-под них виднелись яркие разноцветные одежды, особенно у женщин.
Три дня вся страна будет ходить друг к другу в гости, дарить подарки, буддисты примут участие в церемонии катхина, остальные проведут время с детьми и любимыми. Кому не нужны три дополнительных выходных? Наверное, только Косте. Все праздники, особенно религиозные, казались ему сумасшествием, и больше всего раздражал Сагаалган – буддийский Новый год, который, страшно подумать, длится аж месяц! К счастью, у реинкарнаторов не бывает праздников, люди умирают всегда.
Колесову пришлось, будто ледоколу, вклиниться в толпу верующих и пересечь ее поперек. На него удивленно оглядывались, но вежливо пропускали, притормаживая. На фоне пестрой одежды мирян и оранжево-желтых кашай монахов его пальто и высокие сапоги смотрелись черной кляксой посреди радуги.
В морге, спасибо Данзару, все прошло наилучшим образом, если не считать того, что пришлось побегать по всему зданию, отыскивая хоть кого-то, кто работает в этот праздничный день. Хмурый сонный дежурный – явно всю ночь отмечал – не задал ни одного вопроса, просто выставил на стол стандартный металлический пенал. Там вперемешку с часами, золотыми запонками, брелоком, кожаным кошельком и другими личными вещами нашлись и ключи.
Обратно до метро Костя решил пройтись медленно и спокойно. Хотелось подышать холодным воздухом и привести мысли в порядок. Ему в этом лучше всего помогала чайная церемония, но это дополнительные два часа, которых сейчас не было.
Старомодные часы на цепочке показывали час дня. Женька постоянно подшучивал над ним из-за этих часов, обзывая замшелым ретроградом. Несмотря на обеденное время, есть не хотелось, и он ограничился кофейней по дороге. Отхлебнул горячую черную жидкость из большой чашки и достал планшет, врученный Данзаром. Подобные выдают в библиотеках, в закрытых секциях: ни сохранить, ни скопировать, ни изменить информацию на нем невозможно, следует только прочесть, после чего вернуть планшет обратно. Данзар закачал туда все, что собрал о Петмансоне, и это стоило изучить до поездки в квартиру старика.
Дата рождения, дата смерти, номер пластины с кармой; с женой лет пятьдесят как в разводе, дочь умерла, но осталась внучка, причем уже взрослая, других близких родственников нет… – это все сейчас не особо интересно, не важно, а вот то, что Леонхард Янович хоть и вышел на пенсию, но продолжал работать в НИИ реинкарнации на кафедре приборостроения, заставило Костю вздрогнуть. Слишком много воспоминаний нахлынуло на него. Слишком много связано с этой кафедрой. И все это Костя давно забыл. Очень надеялся на то, что забыл.
Петмансон оказался профессором, известным специалистом в области кармографостроения, издал несколько научных книг, ездил по миру с лекциями, по его учебнику учились студенты. Колесов вспомнил, что сам читал его труды, они даже есть в его домашней библиотеке, в той половине шкафа, где стоят книги по исследованию кармы.
Информации о Петмансоне оказалось много, в основном энциклопедического характера. Конкретику по делу придется добывать самому. При всей своей усталости и нелюбви к общению Костя сейчас рвался вперед. И дело не только в том, что он хотел доказать, что достоин вступить в Орден, хотя он хотел это доказать. Костя считал, что смерть Петмансона – это его ответственность, его вина. Колесов помнил каждого, кого не смог спасти, всех, кому не успел записать карму. И это будто раны на его душе – со временем они рубцевались, но продолжали ныть. И вот сейчас еще одна. Формально он сделал все, что мог, но реинкарнаторы знали, что их работа не в том, чтобы нажать кнопку на приборе, а в том, чтобы обогнать смерть. Они чувствовали ее, ежедневно бегали с ней наперегонки, и в этот раз Костя не справился: старуха с косой каким-то образом обхитрила его, повредив прибор или пластину. И он обязан узнать, что произошло, чтобы такого больше никогда не повторилось.
 
Колесов долго колебался, куда пойти вначале: тестировать прибор в квартире или расспрашивать соседей? Первое казалось проще и привычнее, поэтому он оставил это напоследок.
В файле кратко сообщалось о трех соседях Леонхарда Яновича по этажу. Семья из четырех человек, где мать – учительница в школе, отец – менеджер транспортной компании и двое детей – погодки, школьники. Холостяк сорока трех лет, безработный, перебивается случайными заработками. И одинокая старушка.
Костя прикинул, кто мог чаще всего общаться со стариком ученым. Семье явно не до него. Там работа, дети, школа, стирка, готовка. Такие обычно общаются с соседями, если у них дети подружились, тогда и взрослые приятелями становятся. Или же если сосед – немощный пенсионер, которому нужна помощь. Тогда учительница могла бы проведывать его, покупать лекарства, продукты. Но Петмансон был бодр практически до последних часов жизни. Сорокалетнему безработному вроде бы тоже без надобности общаться с пенсионером, пусть даже светилом науки. Будь он сам ученый или инженер – его могли заинтересовать разговоры с крупным ученым, но сосед подрабатывал то водителем такси, то грузчиком, то курьером. Вряд ли такой человек увлекался кармографостроением.
Оставалась пенсионерка. Примерно одного возраста с Леонхардом Яновичем, детей нет, сидит дома. Скучно, наверное. Шанс, что она периодически заходила на чашку чая к соседу, был высок.
Подъезжая к знакомой кирпичной башне, Костя уже знал, что делать…
– Фохао. Оперуполномоченный Колесов. – Он раскрыл удостоверение и поднес к щели между дверью и дверным косяком так, чтобы читалась фамилия. – Вы Василиса Степановна Мишкина? У меня к вам разговор… Я войду?
Испуганный взгляд был ему ответом.
– Да, конечно, проходите… – наконец словно очнулась седая сухонькая пенсионерка, с лязгом сняла цепочку и распахнула дверь. Черно-белая кошка высунула нос из комнаты, увидела чужака и юркнула обратно.
Костя только сейчас сообразил, что с последнего дежурства так и не помыл сапоги. И хотя грязь давно засохла, разгуливать в них по квартире, где пахло лекарствами, показалось невежливым. Он начал разуваться, но Василиса Степановна всполошилась:
– Что вы, что вы! Не надо! Идите так!
– Наслежу ведь.
– Ничего страшного!
Костя кивнул. По его опыту, споры со стариками занимали массу времени, а в итоге все равно приходилось делать, как им хочется, даже если это нелогично, неправильно, а то и вовсе вредно. Он лишь скинул в коридоре пальто и прошел вслед за хозяйкой на кухню.
– Хотите чаю? С печеньем. А еще у меня варенье есть, абрикосовое, без косточек, сама варила.
– Обожаю абрикосовое варенье! – соврал он. – Сто лет его не ел. Увы, его почти никто сейчас не делает, а в магазине не то, совсем не то.
– Кушайте-кушайте, у меня целая банка! – засуетилась старушка.
 
Костя придвинул большую чашку с бледно-желтым чаем и вазочку с вареньем. Ничего. Если надо, он готов съесть даже пачку лакричных конфет и не поморщиться.
– Василиса Степановна, вы же общались с Леонхардом Яновичем?
– Мы соседи, как не общаться? То лампочка перегорит, а мне нельзя на табуретку залезать, голова кружится, то деньги надо собрать на ремонт двери в подъезде, то еще чего. Неужто его убили?..
В ее глазах плескался страх, разбавленный любопытством, и Костя понадеялся, что разговор пойдет легко.