Выстрелы с той стороны (СИ)

— Кыш, гуска дурная!
Пеликан повернулся боком посмотрел на Костю желто-черным, совершенно мультяшным глазом и спросил по-русски:
— Просыпаться будем?
— А стоит? — спросил Костя. Что-то подсказывало — не стоит. С памятью были нелады, но подсознание уже забило в набат.
— Определённо, — решительно сказал пеликан и двинул Костю клювом по голове.
Костя ушел под воду, вынырнул, отплевался — вода почему-то оказалась пресной. И вообще стало как-то холодно. Костя открыл глаза и увидел, что он голый. В голове еще слишком сильно гудело, чтобы переживать по этому поводу, но армейская инструкция по поведению в плену, упоминавшая лишение одежды среди способов предварительной психической обработки, вспомнилась сразу же, и глухая досада поднялась к горлу как тошнота. Попался же, как последний дурак…
Он ещё не очень хорошо спросонья контролировал себя — и отреагировал весьма непосредственно, причём как сержант, а не как священник.
— Could it be the wrong guy? — спросил у кого-то со страшным русским акцентом "пеликан" (проморгавшись, Костя увидел рыжеватого круглолицего парня с заплывшим глазом).
— No, no. He's the man I wanted you to take, — сказал высокий, рано поседевший дядька, хорошо известный Косте по фото— и голографиям.
Билл.
В свою очередь, Билл тоже узнал Костю по снимку, предоставленному группой Томаса.
— Ask him if he’s indeed a Christian priest[2], — обратился к рыжеватому Билл.
Это Костя понял без перевода. Всё же армейский английский из головы не выветрился. Но виду, что понимает, не подал, пользовался секундами, которые еще можно было потратить на окончательный приход в себя. В конце концов, Билл задал вопрос, на который — и только на этот один — он не имеет права солгать, хотя бы это стоило ему жизни.
— Да, — сказал он Рыси, когда тот перевел. — Я христианский священник. Зачем я вам нужен?
— Goodness gracious me. No, you don't have to translate that. Actually, right now you don't need to translate anything at all. OurbuddyhereunderstandsEnglish.
— Переводи, переводи, — Костя повел плечами, почувствовал наконец руки — ага, и "браслеты" на них. — Потому что я как та собака, понимать понимаю, а на общие темы говорю так себе.
Билл вгляделся в парня пристальней. Нет, молодой человек не лгал — да и понимал-то не так уж хорошо, напрягался, вслушиваясь.
— Perhaps we should speak Latin? [3]— Это, кстати, хорошая идея. И позволит убрать переводчика. Что хорошо для всех, включая переводчика. Латынь, конечно, с университета сильно подзаржавела, но это дело поправимое.
— Нихт ферштейн, — помотал головой пленник. — Только чин службы. Dominus vobiscum.
Грустно, подумал Билл. И по-немецки он тоже не понимает, иначе бы не вставлял в речь немецкие слова так свободно. Побоялся бы. А по-польски я двух слов не свяжу, не говоря уж о русском. Ну ладно.
— Ваше имя?
— Бог знает, вам ни к чему, — ответил поп.
Билл шевельнул бровями. Ну, ладно. Вопрос не принципиальный. Скопа на плече, морской десант. Шрам под левой рукой, боевое ранение. Ирландия, скорее всего. Найдём в считанные часы.
— Зачем группе священник?
— То есть как это зачем? — парень повозился в кресле, пытаясь найти удобное положение с заведенными за спинку руками. — Литургию служить, причащать, исповедовать… опять же — все под Богом ходим — отпеть… дело житейское.
— Не ворочайтесь, что-нибудь себе повредите. То есть, в группе все христиане? — Вот уж чего о Ростбифе не подумал бы… Да нет, глупости. Или парень врет, или крестились они совсем недавно. И произойти это могло, только если они откопали что-то очень серьёзное. Посерьёзнее "медитационной практики".
— Да какие они христиане. Ни одна собака ни в среду, ни в пятницу не постится, молятся после дождичка в четверг, пятую заповедь соблюдать и в мыслях нет… язычники они.
Издевается. Но при этом старается не врать. По крайней мере, прямо. Этого ему, видимо, тоже нельзя. Врать нельзя, убивать нельзя… На операциях такой человек крайне неудобен. И если его таскают с собой, значит, он нужен. По-настоящему нужен.
 
— Как они на вас вышли? Почему вы согласились на них работать?
Костя снова пожал плечами.
— Бог нас вместе свел. А почему я согласился — так с чего бы мне отказываться. Люди же.
— Убивают они тоже людей. — Нет, молодой человек, плохо вас в армии или где еще учили. Все, что на лице не написано, по плечам и шее прочесть можно. Беспокоит вас этот вопрос. И очень. Значит, не будем пока на эту точку давить. Оставим на потом.
— Почему варки могут отличать священников от прочих людей?
— Вы, наверное, не того поймали. Варка поймайте и спросите. Мне-то откуда знать.
— От вашего начальства. Или от господа бога. Но вы знаете. А с варками есть сложности. Молодые несут чушь, а спросить у старых обычно времени не хватает…
— Это ваши сложности. Не мои.
— Ваши. Потому что именно от этих подробностей зависит, как я обойдусь с вами и вашими приятелями.
Пленник облизнул губы, попытался поймать ртом стекающие с волос капли, убедился в бесплодности попыток и проговорил:
— Я глупый сельский поп, но все же не такой глупый, чтобы так дешево купиться. Мы же все знаем, что вы Каспера предали. И что, вы с этим нас гулять отпустите?
— Я, — спокойно сказал Билл, — пытался прекратить охоту на людей. Единственным способом, которым это можно было сделать. Я бы с куда большим удовольствием просто провалил эту затею в штабе. Но не получилось, там слишком быстро испугались. А эти двое не соображали, что делают. Сначала — высокопоставленных чиновников, а потом дойдет до школьных учителей и почтальонов — как же, они тоже служат преступному режиму. О’Нейл начинал так же. Да сто раз это было, и все равно находятся идиоты, которые с самыми лучшими намерениями…
Рысь удивленно смотрел то на одного, то на другого. До него доходило постепенно, что он услышал слишком много.
— Я вас понимаю, — сказал пленник. — Что я могу сделать. Я могу попросить Энея, чтобы он закрыл вам счет. По нулям. Вы оставляете нас в покое — мы вас. Мы не открываем охоту на людей — вы никого не сдаёте. Отпустите меня сейчас — и я обещаю, что "Чёрная Стрела" не появится больше… нигде.
— Я не могу полагаться на ваше слово. — Билл сел за стол, подпер рукой голову. — Даже если приму, что вы не соврёте. Просто завтра Савина осенит ещё какая-то идея…
— Или вас. Или третьего кого-то. А потому — мочи всех. Вот я и говорю: какой мне смысл давать вам информацию? Я же для ребят ничего не выиграю, вы их уже приговорили.
Билл вынул из кармана маленькую плоскую металлическую коробочку, изъятую у священника при захвате. Оружия у него, как и следовало ожидать, не было. Документов — тоже.
— Осторожней! — вырвалось у пленника.
— А что, может рвануть?
— Может, — резко сказал парень. — Недостойно причащающийся осуждение себе ест и пьет. Рыжий, переведи это как можно буквальней.
Билл улыбнулся, когда Рысь перевел последнюю фразу.
— Вы хотите сказать, в прямом смысле слова?
— Прямей некуда.
Игрой это не было. Парень действительно прост как полено. И перепугался он всерьез. Причём не за фетиш свой. За меня. Как будто я — дурак-новобранец, решивший забить выступающий гвоздик прикладом собственного заряженного автомата. Держа его при этом дулом к себе. Ну и ну. И как же оно, спрашивается, стреляет? А он уверен, что стреляет.
Билл высыпал на ладонь содержимое коробочки — маленькие аккуратные сухарики, чем-то пропитанные. Вином, насколько можно судить. Взял один сухарик, забросил в рот и с хрустом разжевал. В самом деле, вино…
 
— Неужели это как-то действует на варков?
— Я не знаю, — священник опустил голову. — Я не пробовал. Это Тело и Кровь Христовы. Заключите с Энеем мир — получите от меня всю информацию. Нет — не получите ничего.
Понятно. Что ж. Посмотрим, как оно пойдёт. Нам же вовсе не обязательно нужен именно этот священник, правильно?