Живые. История спасшихся в Андах

Неожиданно из толпы людей, своими ногами, самолетами, радиостанциями и молитвами помогавших художнику в его донкихотских поисках, раздался радостный возглас. Собравшиеся увидели вдалеке три вертолета чилийских ВВС. Появление в небе трех крестов или сонма ангелов было бы для них менее волнующим и чудесным событием в ту минуту. Люди неотрывно смотрели на сложные шумные винтокрылые машины. Рассекая воздух, они зависли над землей, потом сделали круг и, наконец, приземлились на бетонную площадку парадного плацдарма.
Прежде чем их моторы смолкли, дверцы откатились в сторону, и Паэс-отец увидел Паэса-сына. Художник с криком рванулся вперед и кинулся бы на вращающиеся лопасти, если бы Чарлоне не удержал его. Карлитос спрыгнул на землю, вслед за ним Паррадо, и оба побежали к Паэсу Виларо. Чарлоне отпустил художника. Тот бросился навстречу ребятам и обнял обоих одновременно.
Слова были излишни. К отцу, недели напролет проводившему в упрямом и фанатичном поиске сына, награда пришла в виде двух живых юношей, которых он теперь прижимал к себе. Паэс Виларо рыдал, а позади него стояли триста солдат Кольчагуанского полка, и по их щекам тоже текли слезы. В крепких объятиях отца Карлитос уже чувствовал себя дома, и только одно мешало ему быть совершенно счастливым — видеть испуганного и напряженного Николича-старшего.
Карлитос опустил глаза. Ему казалось, что, охваченный радостью, он словно изготовился нанести смертельный удар отцу своего лучшего друга, а когда снова взглянул на Николича, увидел, что тот уже разговаривает с Даниэлем Фернандесом. По выражению их лиц становилось понятно, что они обсуждали.
 3 
В шесть часов утра полковник Морель позвонил в больницу святого Иоанна Богослова в Сан-Фернандо и попросил ее руководство подготовиться к приему спасенных в горах уругвайцев. Главный врач больницы, доктор Бакедано, немедленно оповестил своих самых опытных подчиненных — докторов Аусина, Валенсуэлу и Мелеха, еще ничего не знавших о физическом состоянии пострадавших, кроме того, что те провели в Андах семьдесят дней с очень ограниченным запасом пищи или даже вовсе без нее.
Первым делом следовало подготовить палаты. Старый больничный комплекс состоял из нескольких одноэтажных строений с крытыми верандами и внутренними двориками, но на его территории находился также отдельный корпус для частных пациентов, и Бакедано решил разместить в нем новеньких, предварительно переведя больных в другой корпус. Пока велись все эти приготовления, трое докторов позвонили своему коллеге (тоже по фамилии Валенсуэла) — заведующему отделением интенсивной терапии Центральной больницы Сантьяго — и сообщили, какой курс лечения собирались назначить новым пациентам. Валенсуэла одобрил выбор коллег.
Кареты скорой помощи с восемью молодыми уругвайцами прибыли в больницу в десять минут четвертого пополудни. Они въехали во внутренний двор между главным корпусом и кирпичной часовней. Ребят вкатили в здание на санитарных носилках — всех, кроме Паррадо, настоявшего на том, что он пойдет самостоятельно. Юноша начал проталкиваться к больничному корпусу сквозь толпу медсестер и посетителей, дожидавшихся появления чудом выживших пассажиров разбившегося в Андах самолета. Когда он наконец оказался у входа, его остановил полицейский.
— Извините, но вам туда нельзя. Этот блок только для пострадавших в авиакатастрофе.
— Так ведь я один из них! — воскликнул Паррадо.
Полицейский внимательно посмотрел на стоявшего перед ним высокого парня. Лишь борода и длинные, давно не стриженные волосы убедили его в том, что молодой человек говорит правду. Медсестры поначалу тоже с недоверием отнеслись к словам Паррадо и даже попытались уложить на больничную койку, однако он наотрез отказался проходить медосмотр до тех пор, пока ему не дадут возможность принять ванну. Девушек такое поведение весьма озадачило, и они обратились за советом к докторам. Те пожали плечами и сказали, что Паррадо волен поступать по своему усмотрению. Все поняли, что поведение необычных пациентов не всегда будет предсказуемым.
 
Для Паррадо приготовили ванну. Он попросил шампунь, и медсестра принесла ему собственный флакон.
Нандо сбросил грязную одежду, залез в ванну, как следует вымылся и полтора часа пролежал в горячей воде. Потом принял душ, насухо вытерся полотенцем, облачился в белый халат, выданный медперсоналом, и с блаженным безразличием позволил трем смущенным докторам осмотреть себя. Врачи не обнаружили у него сколько-нибудь серьезных проблем со здоровьем.
Конечно, у Паррадо, как и у семи его товарищей, был диагностирован значительный дефицит массы тела. За время пребывания в Андах он похудел на 50 фунтов[117]. Меньше всех потеряли в весе Фернандес, Паэс, Альгорта и Манхино — от 30 до 33 фунтов[118]. Канесса сбросил 37,5 фунта[119], Эдуардо Штраух — 44[120], а Инсиарте — 80[121]. Эти цифры не только свидетельствовали о том, что ребята сильно исхудали, но и служили ярким контрастом их прежнему, довольно внушительному весу. До авиакатастрофы Фернандес, Альгорта, Манхино и Эдуардо Штраух весили от 145 до 165 фунтов[122], а Паррадо и Инсиарте — почти 200[123]. Доктора немало удивились, когда узнали, что невысокий Паэс в лучшие свои дни весил 151 фунт[124].
У некоторых юношей имелись конкретные проблемы. Медики всеми силами пытались разрешить их. Рана на ноге Инсиарте все еще находилась в ужасном состоянии из-за попавшей в нее инфекции, Альгорта жаловался на боль в области печени. Манхино обладал целым букетом недомоганий: перелом ноги, озноб, высокое давление и аритмичный пульс. Анализы также выявили у пациентов недостаток жиров, белков и витаминов. Среди прочих бед были обожженные и потрескавшиеся губы, конъюнктивит и различные кожные инфекции.
Все три доктора очень быстро сообразили, что в течение десяти недель невозможно питаться лишь талым снегом, и, осматривая ногу Инсиарте, один из них спросил:
— Что вы в последний раз ели?
— Человеческую плоть, — ответил Коче.
Доктор молча продолжил осмотр, не выказав удивления.
Фернандес и Манхино тоже сказали врачам, чем питались в горах. Те в ответ промолчали, однако строго-настрого запретили охране пускать в больницу журналистов. При этом они не додумались внести изменения в свои инструкции по режиму питания восьми спасенных. Манхино, Инсиарте и Эдуардо, больше всех страдавшие от истощения, получали питание внутривенно. Остальным давали жидкую пищу и мизерные порции особым образом приготовленного желатина, после чего пациентам полагалось соблюдать постельный режим.
Ребята поняли, что в ближайшее время их скромный рацион не претерпит значительных изменений. Единственной твердой пищей, остававшейся в их распоряжении после размещения в больнице, был кусок сыра, который Канесса привез с собой из долины Лос-Майтенес и хранил теперь как сувенир на столе у своей койки. Все юноши лежали в отдельных палатах, но самые здоровые и крепкие ходили друг к другу в гости. Посовещавшись, они попросили медсестер кормить их чем-то более калорийным и вкусным. Эта просьба была отклонена, поскольку доктора Мелех, Аусин и Валенсуэла распорядились не давать больным дополнительной еды.
Изворотливость порождается нуждой. Карлитос быстро смекнул, что стал довольно известным человеком, и пообещал медсестрам оставить на память «особые» автографы и сувениры в обмен на нормальные продукты питания, однако очаровательных чилийских медсестричек было не так-то легко подкупить. Тогда была составлена коллективная жалоба на триумвират докторов, которые, по утверждению пациентов, морили их голодом.
Медики выслушали эту жалобу и в ответ объяснили упрямцам, что потреблять твердую пищу после длительных периодов голодания опасно.
— Послушайте, доктор! — воскликнул Канесса. — Вчера на обед я ел бобы с макаронами и сегодня чувствую себя нормально.
В конце концов доктора сдались и разрешили медсестрам принести каждому из восьми упрямцев полный набор блюд.