Живые. История спасшихся в Андах

Канессу поразил даже не столько холодный прием, сколько ужасающий внешний вид хозяев фюзеляжа. После недельной разлуки он мог вполне объективно судить о том, насколько худыми и изможденными стали бородатые лица друзей за время его отсутствия. Он также оценил свежим взглядом беспорядок, царивший в их жилище и вокруг него: выпотрошенные трупы на грязном снегу, расколотые черепа… Канесса подумал, что перед прибытием спасателей обязательно надо будет заняться уборкой.
 3 
К концу первой недели декабря, через пятьдесят шесть дней, проведенных в горах, семнадцать выживших увидели кружащих в небе кондоров. Две огромные хищные птицы с девятифутовым[85] размахом крыльев, голыми головами и воротниками из белых перьев вокруг шей стали первыми живыми существами, которых увидели юноши, помимо друг друга, за последние восемь недель. Они испугались, что птицы спустятся вниз и унесут человеческие останки. Кондоров можно было отпугнуть выстрелом из револьвера, но ребята не стали рисковать, опасаясь, что резкий звук вызовет сход новой лавины.
Птицы кружили над фюзеляжем, улетая вечером и возвращаясь наутро. Они следили за передвижениями людей внизу, однако не бросались на них. Так продолжалось несколько дней. Вслед за кондорами стали появляться и другие живые существа. Однажды в фюзеляж залетела пчела, покружила в салоне и вылетела наружу; еще прожужжали одна или две мухи, а потом ребята увидели порхающую вокруг самолета бабочку.
По утрам уже было тепло, а в полдень становилось настолько жарко, что парни обгорали на солнце. Губы трескались и кровоточили. Юноши соорудили палатку из стоек, ранее использовавшихся для гамаков, и отреза ткани, которую Лилиана Метоль купила в Мендосе на платье для дочери. Все полагали, что палатка могла бы послужить наиболее заметным ориентиром для пролетающих над долиной лайнеров.
Вернувшиеся из похода к хвосту самолета сообщили товарищам о возобновлении поисковых мероприятий, но полученную информацию не сочли достаточно серьезным поводом для отсрочки экспедиции. Никто изначально не питал иллюзий в отношении радиостанции, так что неудачный исход эксперимента все восприняли спокойно, при этом не отказавшись от намерения поскорее отправить Паррадо, Канессу, Харли и Висинтина в горы. Новость о «Дугласе С-47» никоим образом не поколебала решимость Паррадо бросить вызов Андам, а вот Канессу заставила усомниться в целесообразности такого отчаянного шага.
— Было бы глупо идти в горы сейчас, когда нас ищут на самолете, оснащенном специальным оборудованием, — убеждал он всех. — Предлагаю подождать хотя бы дней десять, а потом уж снаряжать экспедицию. Это же сумасшествие — подвергать себя смертельному риску без особой надобности.
Такое заявление здорово разозлило ребят. Они так долго потакали капризам Канессы и терпели все его выходки вовсе не для того, чтобы услышать о нежелании идти в Чили. Все уже не очень надеялись на спасательный самолет, услышав по радио, что он сначала совершил аварийную посадку в Буэнос-Айресе, а потом перелетел в аэропорт Лос-Серрильос[86], где его двигателям потребовался серьезный ремонт. Да и запасы продовольствия подходили к концу. Юноши, конечно, знали, что под снегом еще оставались трупы, но найдены были не все, а несколько тел вообще договорились не трогать из жалости к родственникам и друзьям погибших.
Была и еще одна причина для негодования в адрес Канессы: парни гордились тем, что уже удалось совершить — остаться в живых после восьми недель пребывания в неимоверно тяжелых условиях, и желали доказать всему миру, а прежде всего самим себе, что могут самостоятельно достичь поставленной цели. Всем нравилось представлять себе выражение лица первого встретившегося на пути участников экспедиции пастуха или фермера, когда ему сообщат, что они выжившие пассажиры уругвайского «Фэйрчайлда». Каждый мысленно репетировал беспечный тон при разговоре по телефону с родителями в Монтевидео.
Нетерпение Фито носило более прагматический характер.
 
— Неужели ты не понимаешь, что никто не будет искать живых людей, — сказал он Канессе. — Искать будут погибших. А то специальное оборудование, о котором говорили по радио, — это фототехника. Они произведут аэрофотосъемку, вернутся на базу, проявят фотографии, изучат их… На поиски могут уйти недели, даже если спасатели будут летать прямо над нами.
На Канессу этот аргумент вроде бы подействовал. Убеждать Паррадо не было нужды, а Висинтин всегда соглашался с мнением обоих. Вместе они начали готовиться к решающему походу. Кузены отрезали от трупов побольше мяса, чтобы его хватило не только для ежедневного потребления, но и про запас на время пути. Команда энтузиастов принялась шить спальный мешок из изоляционного материала, найденного в хвосте самолета. Это оказалось непростым делом. Когда закончились нитки, в ход пошли провода.
Паррадо с удовольствием помог бы товарищам, но шитье давалось ему с трудом. Тогда он взял фотоаппарат и сделал несколько снимков, а потом собрал одежду и снаряжение, необходимые для экспедиции. В свой ранец, сшитый из пары джинсов, положил авиакомпас, плед матери, четыре пары носков, свой паспорт, 400 американских долларов, бутылку воды, карманный нож и женскую губную помаду для лечения потрескавшихся губ.
Висинтин положил в свой рюкзак бритвенный набор. В горах не было необходимости регулярно бриться, но это был подарок отца, и юноше не хотелось оставлять его в самолете. Он прихватил также полетные карты, бутылку рома, бутылку воды, сухие носки и револьвер.
Канесса наполнил ранец всевозможными медикаментами, которые, по его мнению, могли понадобиться в дороге. Он взял с собой пластыри, катушку с зубной нитью, аспирин, таблетки от диареи, антисептический крем, таблетки с кофеином, мазь и большую пилюлю с неизвестным назначением. В ранец также отправились документы его владельца, включая свидетельство о вакцинации; женский увлажняющий крем, зубная паста, перочинный нож Метоля, ложка, лист бумаги, моток провода и талисман — слоновий волос.
Восьмого декабря был праздник Непорочного зачатия. Чтобы почтить Богородицу, молодые люди, уповая на Ее небесную помощь, решили прочитать все пятнадцать тайн Розария. Увы, когда они добрались до шестой, голоса их звучали все тише, и юношей одного за другим сморил сон. Оставшиеся тайны были прочитаны на следующий вечер, 9 декабря. В тот день Паррадо исполнилось двадцать три года. Повод для веселья был немного грустным, ведь до полета в Чили ребята часто мечтали о том, какую грандиозную вечеринку устроят по этому случаю в Монтевидео. Отметив праздник в горах, друзья преподнесли Паррадо одну из гаванских сигар, обнаруженных в хвосте. Паррадо выкурил ее, но получил больше удовольствия от тепла, разлившегося по всему телу, чем от табачного аромата.
Десятого декабря Канесса продолжал убеждать всех, что экспедиция недостаточно хорошо подготовлена. Ему не нравилось, как сшит спальный мешок, и он еще не собрал все необходимые вещи. Однако вместо того чтобы заняться сборами, парень праздно лежал, «накапливая силы», или же настойчиво предлагал Рою Харли обработать нарывы на его, Роя, ногах. Он задирал тех, кто помоложе, — например, сказал Франсуа, что Висинтин подтерся его любимой футболкой Lacoste, после чего Бобби, обычно сдержанный, пришел в ярость. Канесса повздорил даже со своим близким другом Альваро Манхино. Утром, испражняясь в салоне на чехол пассажирского кресла (поужинав гнилым мясом, Канесса страдал от диареи), он потребовал, чтобы Манхино убрал ногу. Альваро пожаловался, что за ночь нога сильно затекла, и не подвинулся. Тогда Канесса прикрикнул на Манхино, а тот в ответ выругался. Мускул вышел из себя и схватил Альваро за волосы. Он уже хотел ударить его, но передумал и просто отшвырнул в сторону. Альваро стукнулся о стенку и, всхлипывая, проговорил:
— Ты мне больше не друг!
Канесса взял себя в руки.
— Прости. Это все из-за моей болезни…
Он разругался со всеми. Кузены считали, что Канесса намеренно тянет время, и очень злились. Ночью товарищи отказались предоставить строптивцу привилегированное спальное место участника экспедиции — пришлось спать у входа. Единственным человеком, кто мог повлиять на него, был Паррадо, не терявший решительного настроя покорить горы. Лежа в салоне и дожидаясь своей очереди на выход, Нандо неожиданно сказал: