Изгои Интермундуса (СИ)
Спустя некоторое время, когда я уже сбавляю шаг, а смятение чувств постепенно покидает мысли, на меня запоздало накатывает злость. Может, это и низко и по-детски предсказуемо, но злюсь я не на себя, а девочку, буквально только вчера появившуюся на пороге нашего дома. Кажется, что после ее появления мои проблемы возросли и умножились, а жизнь еще туже затянулась морским узлом.
Возможно, это немного преувеличенно, но именно мне придется объяснять любимому человеку, что это за девочка, зовущая меня «мамой». И убеждать его, в отсутствии у меня нет незаконнорожденных детей. Вся эта ситуация – несмотря на то, что восьмилетняя девочка по логике вещей не может быть моей дочерью – вероятнее всего, посеет в Кире сомнения на мой счет. Второй проблемой, конечно, был и остается Теон – он, несомненно, начнет меня в чем-нибудь обвинять. Скажет, что я настолько безалаберная, что не могу присмотреть за одним-единственным ребенком. Ребенок... Это уже проблема номер три – мало того, что она упрямая, так еще и непонятно откуда она вообще свалилась.
Северный ветер постепенно набирает силу, а его холодные потоки заставляют тело сжиматься с каждым порывом. Я замерзла и по-дурацки себя чувствую: мою глупость доказывает еще и то, что я оставила все свои покупки в центральном парке. Развернувшись, иду обратно.
Можно забыть об оставленных вещах – их нет. И это наверняка дело рук Теона. Сев на скамейку, обнимаю себя и начинаю растирать плечи, чтобы хоть как-то согреться. Злость уже прошла, но тревожные мысли все еще не покидают. По всей видимости, девочка сама по себе не представляет опасности, но ведет она себя слишком настороженно для беззаботного ребенка. Может, ее кто-то преследует? Или она что-то натворила? Если я не найду ответы на эти вопросы, то не смогу помочь Этли. Да и чем я могу ей помочь? Она ищет маму, но даже не хочет назвать ее имя... Все это очень настораживает, к тому же, приход девочки совпал с появлением у меня странных снов. Неужели все это как-то связано? Хотя нет, наверное, всего лишь совпадение.
Бессмысленно просто сидеть, уставившись в серое небо, и ждать от него ответов, совета или дружеского пинка. Поднявшись, направляюсь домой, стараясь не думать о том, что скажет Теон по поводу моего ребячливого поведения или как примет меня малышка Этли.
Какой-то инстинктивный страх царапает спину, пытаясь добраться до сердца. Я будто снова угодила в тот темный подвал...
– Дея! – знакомый голос отскакивал от темных стен, изгибался и принимал жуткие формы.
Забилась в угол, обняла колени, но дрожь все не уходила.
– Дея! – испуганный зов по ту сторону потайной двери стал громче.
Разум говорил мне, что Лео сможет помочь, как и всегда, но сердце, съежившись в объятьях страха, ему не верило.
– Мяу, – шорох позади меня напомнил, зачем я сюда спустилась.
Обернулась, дрожь в коленях все еще не уходила, но я пошла вперед. Стоило мне дойти до предполагаемого «мяу», он словно в испуге отпрыгивал от меня еще дальше. Сглотнула мерзкий ком и, цепляясь за прутья, пошла дальше. Кромешная тьма давила огромным булыжником на спину. Но я должна найти Кара. Он может попасть в одну из старых ловушек, и отрезанная лапа окажется меньшим из бед.
Затхлый запах подвальной плесени и пыли проникал в легкие.
– Кар, – оклик получился робким, и почти не разогнал сгустившуюся тишину. Она налипала черными и влажными пятнами. Я нервно терла кожу, чтобы избавится от этого ощущения.
– Кар, – почувствовала, как горло начало зудеть в преддверии слез.
Тут, что-то живое и жутко мягкое коснулась моей ноги.
– А-а-а-а! – непроизвольный крик эхом пробежал по коридору. Непроизвольно зажмурилась и ждала, когда чудовище оттяпает мне ногу.
– Мур, – желтые глаза кота засветились в темноте. Я нервно хихикнула. Вот же трусиха.
Когда мне было восемь, я впервые сюда забралась, но темнота тогда так не пугала. Может из-за того, что дорожка света за спиной придавала храбрости. И тут, словно сжалившись, тьма расступилась. А торопливые шаги прогнали большую часть страха.
– Дея! – теплые и сильные руки заключили в объятья. – Как хорошо, с тобой все в порядке...
Теперь мне было не страшно. Ведь сейчас со мной ты. Ты – мое личное солнце. Даришь тепло, радость и силы справится с тьмой.
– Ай! – больно ударившись о поребрик, возвращаюсь в реальность. Холодную, промозглую и такую... осеннюю. Все в моей жизни так шатко, будто я строю карточный домик – заведомо ненадежное строение...
Блуждаю по улицам почти час, намеренно удлиняя дорогу до дома. И на ходу придумываю оправдательную речь для Кира. За всеми мыслями и внутренними диалогами не замечаю, как подхожу к нужному подъезду. Поднявшись на седьмой этаж, немного медлю у двери квартиры, прислушиваясь к звукам внутри, чтобы хоть как-то понять настрой ее обитателей – в основном Теона. Ведь, чуть что, он начинает закатывать скандалы на ровном месте. Но ничего настораживающего я не слышу. А, если честно, должна? Не будет же он, в самом деле, изливать душу восьмилетнему ребенку? Тут дверь резко отворяется, и на пороге возникает объект моих размышлений.
– Что ты делаешь? – спрашивает он.
Ни издевок, ни поучений, всего лишь одна фраза, полная искреннего недоумения, сбивающая с толку.
– Я... это... замок проверяю... – отвечаю, сама не веря в то, что говорю.
– Заходи, слесарь, – Теон слегка улыбнувшись, отходит в сторону и пропускает меня в квартиру.
Зайдя внутрь, начинаю медленно расстегивать пуговицы на своем пальто: одну за другой, потом берусь за сапоги. Из кухни тянет жареной картошкой, и я, сглотнув подступившую слюну, вспоминаю, что так и не позавтракала сегодня.
Аккуратно поставив сапоги на коврик около двери, держу курс в зал. Телевизор переключен на канал Disney. Я и забыла, что он у нас есть. На экране мелькают какие-то говорящие грызуны со смешным акцентом, Этли сидит на диване, склонившись над листом бумаги, по кофейному столику разбросаны цветные карандаши. Девочка, сдвинув брови, что-то сосредоточенно рисует в альбоме. Наверное, одну из этих телевизионных зверюшек. Теон входит в зал с дымящейся тарелкой в руках. Отворачиваюсь, стараясь не обращать внимания на сосущее чувство внутри. Естественно, я могу пойти на кухню и без угрызения совести утолить голод тем, что приготовил Теон, если, конечно, еда не отравлена. Но здесь есть одна загвоздка: как только я отправлю первый кусок в рот, в мою спину полетят комментарии по поводу моей несамостоятельности и принадлежности к ясельной группе детского сада. Лучше умереть с голоду.
– Будешь? – спрашивает Теон, помахав перед моим лицом вилкой, с насаженным на ней ломтиком картофеля.
Открываю рот, чтобы вежливо отказаться и непрозрачно намекнуть, что я сама в состояние приготовить себе поесть, но тут же молниеносно выхватываю у Теона тарелку с вилкой и с невозмутимым видом начинаю уплетать им приготовленное. Все равно, его не переубедить в зрелости моих суждений, так что незачем попусту морить себя голодом.
Парень лишь пожимает плечами и идет на кухню за новой порцией. Этли смеется, наблюдая за этой сценой, а я улыбаюсь ей в ответ, весело подмигнув. Не чувствую в воздухе ни намека на напряженность и, облегченно выдохнув, продолжаю трапезу. Между прочим, раньше отвоевать у кого-нибудь кусок – было довольно распространенным способом добывания пищи.
Теон, вернувшись назад, демонстративно садится на диван рядом с Этли, как бы намекая на то, что после моего нахального и вероломного поступка он мне больше не доверяет.
«Ты полила пестицидами ростки нашей дружбы»,– мысленно изрекает парень.
«Ничего подобного. Ты сам любезно предложил поделиться»,– кидаю в ответ.
– Да... – уже вслух произносит он, покачав головой.
Остаток вечера мы потратили на совершенно пустую болтовню, но еще никогда мне не было так легко в общении с моим вечным спутником. Возможно, все дело в этой маленькой девочке. Кажется, только одно ее присутствие разряжает обстановку, нейтрализуя давяще-неловкую напряженность между нами. К тому же, с каждым днем мы все больше и больше понимаем друг друга и все меньше ругаемся по пустякам.