Два с половиной человека (СИ)

Спустя несколько минут сосания пустышки глазки смотрят осоловело, и полупрозрачные веки, задрожав, смыкаются. Я снова поднимаюсь в спальню, нахожу телефон, пристраиваюсь к изголовью кровати, укладывая малышку на грудь, и поглаживаю ладонью. Всё привычно, та же рука, тот же ребёнок, просто пузожитель теперь не прячется в Ритином животе. Мой мозг цепляется за эти аналогии, видимо, чтобы справиться со стрессом.
Открываю список пропущенных вызовов. Власова звонила раз пять. И прислала сообщение. Надеюсь, в нём есть ответ на мой вопрос.
«Власов, не смогла дозвониться. Докладываю: перед смертью Туманов переписал завещание, но подробностей нотариус сообщить не успел. Ему стало плохо, и меня выставили. Придётся ждать, пока нам снова не позволят побеседовать с ним!»
Удовлетворённо хмыкаю себе под нос, и малышка вздрагивает, выпуская изо рта соску. Смотрю на неё, удивляясь, какая же она красавица. Вся в Ритку.
И у меня теперь одна задача: сберечь их обеих.
  
23. Ярослав
 
Вздрагиваю и открываю глаза, натыкаясь взглядом на блестящие синие бусинки. Кривит личико, морщит нос и… Я успеваю подсунуть пустышку вовремя, до того, как плач огласит требования маленькой принцессы. Пару мгновений смотрю, как она причмокивает, хмуря бровки, и перевожу взгляд на Ритку.
Пробегаюсь пальцами по лбу. Температуры вроде нет. Глажу по щеке.
– Рита, Рит, думаю, тебе нужно покормить малышку.
Девушка тут же распахивает глаза и кивает:
– Давай, конечно.
Я помогаю ей устроиться поудобнее на подушке, подкладываю на руки ребёнка и оставляю их наедине. Пока Рита поднялась, ей тоже нужно поесть. Ну и что, что стоит глубокая ночь, верно?
Проверяю содержимое сковородок. Рис и курица. Вполне съедобно. Грею еду, наливаю сладкий чай и возвращаюсь в спальню.
Рита с улыбкой любуется своей дочерью. Усталая. Невозможно прекрасная. Девушка поднимает на меня взгляд:
– Она такое чудо, правда?
– Да. Она красавица, вся в тебя.
– Поможешь..? – нерешительно спрашивает Туманова. – Нужно переодеть её.
– Конечно, говори, что делать, чего принести?
– Подгузник, влажные салфетки, комбинезон на кнопочках спереди, пледик, тот, розовый, мягкий, – перечисляет она. – И впитывающую пелёнку тоже захвати.
Я отыскиваю всё необходимое и выкладываю на кровати. Рита распаковывает малышку, стягивает перепачканный подгузник, ловко протирает салфетками и оставляет девочку на пару минут на пелёнке, откидываясь на подушки.
– Ты как, Рит?
– Не очень, Ярослав. Всё болит. Это совсем некстати, да?
– Ну что за глупости, – отмахиваюсь я. – Что значит – кстати, некстати? Это всё условности. Не хандри. Отдохнёшь, поправишься, и всё будет хорошо. Марина Семёновна сказала, что тебе нужно отлежаться пару-тройку дней, а потом будешь как огурчик!
– Сейчас я себя чувствую разбитой.
– Я понимаю, – терпеливо говорю ей. На самом деле, я, конечно, понятия не имею, что чувствует человек, из которого появился другой человек. Но кем я буду, если не поддержу, не пожалею? – Тебе не о чем волноваться, я рядом, и вместе мы обязательно со всем справимся.
– Да, ты прав. Теперь надо держаться ради неё.
Мы синхронно переводим взгляд на малышку, и я усмехаюсь:
– Вот же соня! Даже не дождалась свежей одежонки!
Ритка смотрит на меня сияющим взглядом:
– Как ты её назвал?
– Соня? – непонимающе переспрашиваю, и она кивает.
– Соня, Сонюшка, Софийка, – повторяет Рита. – Мне очень нравится.
Власова Софья Ярославовна. Хм!
– Да, мне тоже нравится. Надеюсь, скоро чехарда вокруг тебя закончится, и мы сможем получить все документы.
Рита хмурится, и я тороплюсь её успокоить:
– Осталось совсем недолго, верь мне.
Она проглатывает ком страха и бормочет:
– Хорошо.
Рита тормошит дочку, и та начинает недовольно вопить. Мы неловко, в четыре руки, запаковываем Соню в подгузник-парашют, натягиваем на дрыгающиеся ножки штанишки, всовываем сопротивляющиеся ручки в рукавчики и аккуратно защёлкиваем малюсенькие кнопочки.
 
– Дать ей соску? – спрашиваю у Риты.
– Нет, лучше грудь. Мне кажется, она голодная. Я не понимаю, попадает что-то ей в рот или нет. Что, если молока не будет?
– Ну-ну, не переживай. Всё сложится, как надо, – успокаиваю её, усаживаясь рядом. Беру Соню на руки, покачивая, но тут же передаю девочку маме. – Покорми её.
Рита прикладывает дочь к груди, я накрываю их пледом и глажу Ритины руки, спинку малышки.
– Всё будет хорошо, Рит. Мы справимся.
В её глазах блестят слёзы, но она сжимает веки. Кажется, так и засыпает. Вскоре и Соня выпускает изо рта сосок, расслабленно отклоняя головку.
Я прикрываю женскую грудь, перехватываю малышку и ухожу в детскую, устраивая ребёнка в кроватке. Думаю, прилягу здесь же, на диване. Чтобы следить за ней. Да так и засыпаю.
Просыпаюсь от обиженного плача уже ранним утром. Пока Рита кормит и переодевает Соню, мне нужно решить вопрос с работой.
– Тёть Нюр, – говорю после тихого приветствия. – Радость-то какая! Соня родилась вчера.
Выслушиваю шквал эмоций и поздравлений и без зазрения совести прошу:
– Помощь твоя мне здесь нужна, Рите пока отдыхать нужно, с малышкой надо посидеть.
– Ярик, ну я всегда за милую душу, но приболела я. Температурю. Бронхит, Ираида Альбертовна послушала. Это теперь когда кашель пройдёт! Не могу я вас заражать.
Чёрт! Такого я не ожидал!
– А чего не сказала?
– Чай, не маленькая, – смеётся она в трубку. – Что ж я тебя по пустякам от семьи и службы отвлекать буду!
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Поправляйся тогда скорее! – рассеянно говорю ей и прощаюсь.
Следующий звонок Власовой нервирует меня заранее. Ума не приложу, что делать, если она встанет на дыбы и откажется мне помочь!
– Ярослав, какого чёрта с ранья беспокоишь? Случилось чего?
– И тебе доброе утро, Ангелина Анатольевна. – церемонно начинаю, но тут же плюю на условности: – Гель, прикроешь меня на несколько дней? Скажи, что я разрабатываю версию или ещё что, ладно?
– А ты разрабатываешь? – с сомнением протягивает она.
– Ага.
– Ладно, – подозрительно легко соглашается она. По дому проносится детский плач. – Это что у тебя там, котёнок?
– Геля, ну какой мне котёнок? – усмехаюсь в ответ. – Телевизор. Я побежал. Позвоню чуть позже, скоординирую работу на сегодня.
– Как скажешь, начальник.
– Спасибо, Ангелин. Ты даже не представляешь, как здорово выручила меня!
Возвращаюсь в спальню и забираю у Риты девочку.
– Давай, Соня, ты папочке пожалуешься на жизнь, а мамочка немного отдохнёт, ладно? – пропеваю на мотив колыбельной и пресекаю взглядом любые возражения со стороны Ритки.
Прижимая младенца к себе, целую растрёпанную макушку той самой мамочки.
– Отдыхай, Рит. Проголодается, принесу.
Она открывает рот, чтобы поспорить, но я с улыбкой качаю головой:
– Не спорь. Пожалуйста. Чем быстрее ты восстановишься, тем быстрее я смогу решать все остальные вопросы.
Я смотрю на Сонечку, и сердце сжимает неведомый раньше страх. Непросто быть папой, когда подозреваешь, что на твоего ребёнка ведётся охота.
Первая неделя новой жизни окрашена столькими разнообразными и незнакомыми мне эмоциями, что они накрывают меня с головой. Я тону. Захлёбываюсь. На мгновение перестаю дышать. А потом моя жизнь становится чуть ярче, полноразмерней, и я понимаю, что больше никогда не захочу становиться прежним.
Рита с Соней – моя семья. Оставим условности для кого-то другого, ладно? С самого первого вздоха и на всю оставшуюся жизнь малышка покорила моё сердце, поработила, заставила преклонить колени, поменять ориентиры. Не знаю, что за магическая сила сокрыта в крохотном пухлом тельце, но стоит ей посмотреть на меня своими бусинками глаз, и я понимаю, что люблю. Безгранично. Беззаветно. И эта любовь гораздо глубже всего, что я испытывал когда-либо ранее.