Два с половиной человека (СИ)

– Уж не решил ли ты устроить секс по телефону?
– Очень заманчивая идея, конфетка, – вздыхаю я, сжимая плоть в кулак. – Полжизни бы отдал за возможность прямо сейчас ворваться в твоё лоно.
– Мне ещё пригодится твоя жизнь, поэтому тебе придётся потерпеть и не разбрасываться такими обещаниями, – слышатся серьёзные нотки в её голосе.
– Ладно, тогда, маленькая госпожа, твоему поклоннику придётся ходить голодным до нашей, надеюсь, очень скорой встречи.
– Ты только вернись ко мне, – тихо просит она. – Я уже пообещала тебе выполнять твои мужланские запросы по первому требованию, главное, вернись.
Она говорит это так обречённо, словно теряет меня. Мне не нравится её настрой.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍
– Что не так, матрёшка? Пузожитель беспокоится? Ты точно себя нормально чувствуешь?
Я слишком увлечён нашим утренним общением и не сразу замечаю входящую Ангелину. Которая, конечно, слышит мою обеспокоенную речь. Жестом прошу у неё пять минут тишины, надеясь, что она выйдет, но женщина словно прирастает к полу.
– Нет, Яр. С малышом всё в порядке, я действительно хорошо себя чувствую. Дело в другом. Мне кажется, что ты можешь одуматься и решить, что я не слишком-то хорошая партия. Мне кажется, что в твоей жизни уже есть женщина, с которой мне всегда придётся конкурировать и быть лучше, а я совсем не уверена, что это возможно.
– Не говори ерунды. Тебе не нужно ни с кем конкурировать, – я говорю тихо. Меня смущает присутствие бывшей жены, но я не собираюсь беречь её возможные чувства. В системе моих жизненных ценностей абсолютно другой приоритет. – Я люблю тебя и буду признателен, если ты перестанешь надумывать глупости, пока меня нет рядом и я не могу тебе это показать.
– Хорошо, не буду, – с лёгкостью соглашается она. – Тебе, наверно, нужно идти?
– Да, матрёшка. Уже нужно. Прости, что разбудил, но я скучаю.
– Мы тоже скучаем, Яр.
– Береги себя, ладно?
– А ты себя.
Я отключаюсь и кладу телефон обратно на тумбу, с осторожностью поднимаюсь, скидывая бинты.
– Она… беременна? – спрашивает Геля.
– Не твоё дело, – говорю ей грубовато, но смягчаюсь, увидев выражение её лица. – Прости, я правда не готов пока обсуждать с кем-либо свою личную жизнь.
– Я рада за тебя, Ярик, – Ангелина подходит ближе, рассматривая шов. – Ты заслуживаешь всего этого. Ты всегда был таким… правильным, чётким. Идеальным до раздражения. Думаю, именно поэтому я оказалась такой отвратительной женой. Слишком тяжело соответствовать твоим высоким стандартам.
– Да простой я, Геля. Обыкновенный. Если жрать хочу, то хочу, чтобы жена мне готовила, в уютный дом возвращаться хочу, семью хочу, в парке гулять, телек смотреть, а не обсуждать сутками напролёт расследования да убийства. Не хочу после секса нестыковки очередного дела мусолить. У меня уже это в печени сидит за столько лет. Я живой человек, имею право оставлять за порогом своего дома всю эту грязь. А ты же иначе не умеешь.
– Разве ты не за это меня полюбил?
– Нам было чуть больше двадцати, Ангелин. Конечно, я сходил с ума от самой красивой, умной и целеустремлённой девушки на курсе. Только мы выросли, уже давно, иначе в нашей профессии никак. Я устал, понимаешь? Мне нравится возвращаться в тёплый дом с сытным ужином, нравится слушать бессмысленный щебет своей женщины, вот, что для меня важно. Мы не виноваты в том, что мы такие. Мы хорошие специалисты, отлично работаем в тандеме, но абсолютно несовместимы в быту. Мы слишком одинаковые, когда мне нужно нечто абсолютно противоположное. За столько лет ты мне как сестра, которой у меня никогда не было. Я давно не вижу в тебе женщину, Ангелин. Да и признайся хотя бы самой себе, что и я давно перестал интересовать тебя как мужчина.
Она ничего не отвечает. Механическими движениями обрабатывает место пореза, действует мягко, стараясь не причинить боль. Постепенно сковывающее её напряжение рассеивается, и Ангелина поднимает на меня взгляд.
 
– Ты прав, Ярослав. Как всегда, чертовски прав. Думаю, мне нравилась сама мысль, что лучшие следователи комитета в настоящей жизни муж и жена, но я никогда не хотела возиться с младенчиками, готовить борщи и быть паинькой перед телевизором.
– Мы просто те, кто мы есть, – примирительно говорю ей. – Я больше не в обиде и не ищу ответов. Ты всегда можешь рассчитывать на меня по дружбе, как ни крути, а ты навсегда останешься для меня очень близким человеком, но спать с тобой я больше не стану, не предпринимай попыток в этом направлении. Ты же знаешь, какой я. Если люблю, то без остатка. Пока не перегорит.
– Я же говорю – идеальный! – усмехается она. – Я действительно рада за тебя. Пусть все твои мечты наконец осуществятся. Если ты её полюбил, уверена, она замечательный человек. Надеюсь, однажды ты нас познакомишь. Ну, когда будешь к этому готов.
– Непременно, – киваю ей.
Мне бы только оправдать этого замечательного человека, иначе, боюсь, знакомство выйдет напряжённым.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Во время скорого завтрака мы с командой перебрасываемся планами на текущий день. Я хочу, чтобы ребята завершили опрос соседей Пелевиных, а потом нашли и опросили всех, кто имел отношение к этой семье. Коллеги, знакомые, хоть другие женщины из клуба домохозяек Елены, мне плевать. Я хочу знать всё об этой семье. Любые слухи, даже самые неподтверждённые. Я должен знать обо всём.
Мы же с Ангелиной посещаем пенсионный фонд и отыскиваем всех местных, кто получал отчисления со счёта диспансера. Пока Ангелина висит на телефоне со справочной, я беру два кофе навынос и еду к зданию городской больницы. Возможно, что-то из старого архива удалось сохранить и нам удастся разжиться необходимыми сведениями.
Чуда не происходит. Главный врач подтверждает каждое слово про уничтоженный архив диспансера. И это значит, что я не уберусь из этого захудалого городишки, пока не найду сведений о том, как на самом деле погиб сын Пелевиных, если он, конечно, погиб, и кто из детей этой семейки стоял на учёте.
– Из всех сотрудников диспансера пока ещё жива и обитает в городе только Мария Семёновна Петрова. Она проработала санитаркой со дня основания здравницы до закрытия диспансера, – сообщает мне Ангелина, стоит только устроиться за рулём. – Вот адрес, поехали навестим бабулю.
– Сколько ей?
– За девяносто перевалило, – Геля закатывает глаза и фыркает: – Лишь бы память осталась ясной!
– Остальных найти не удалось? – раздражаюсь я.
Что ни новость, так одна эпичнее другой. Не дело, а нелепица, ей-богу!
– Иных уж нет, а те далече… – декламирует Власова гнусавым голосом.
– Пушкин?
– Сади, болван!
– Извините, товарищ майор, не признал за вашим акцентом.
Ангелина звонко смеётся:
– Я скучала по работе с тобой, Власов.
– Если ты меня не достанешь до конца расследования, так и быть, похлопочу, чтобы тебя определили мне в напарники.
– Ты же знаешь, что теперь, когда мы больше не муж и жена, мне больше незачем  соревноваться с тобой за лавры первенства?
– Теперь мне нет до этого дела. Даже приятно, если рядом со мной будет кто-то пронырливый и пытливый. Ну и тебе я хотя бы могу доверять. Ты отличный следователь, Ангелина.
– Просто я училась у лучшего, – не остаётся она в долгу. – Кажется, мы приехали.
Съезжаю на обочину, и мы осматриваемся. Деревянный двухподъездный барак не внушает доверия, выглядит до безобразия нежилым. Чёрт, неужели где-то до сих пор ещё люди живут в таких условиях?! Давненько я такого не видывал!
 
– Нам нужна четвёртая квартира, – Геля сверяется с записями. – Судя по всему, это второй этаж.
– Класс! – вздыхаю я. – Обожаю таскаться по развалюхам!
– Смотрю, сытая семейная жизнь пошла тебе на пользу? – иронизирует Власова. – Ты, майор, стал кошмарным брюзгой.