Мечты о свободе (ЛП)
— Когда мы возобновим марш?
* * *
В этот день марш мы не возобновляем.
Тем вечером мы с Оландоном сидим отдельно от остальных, и Брумы понимают, что мы не хотим, чтобы нас беспокоили. Я понятия не имею, где Джован. Его отсутствие кажется мне существенным. Как будто что-то значит, что его нет рядом со мной, как это было в прошлом.
Ещё одна брешь в моих доспехах. Ещё одна рана в моём сердце.
— Он не заслуживает, чтобы мы были с ним, — говорит Оландон.
Я гадаю, кого он пытается убедить. Не меня, это точно.
Аквин предал нас. Он знал, что его сын был нанят для убийства принца Кедрика. И в глубине души он, должно быть, чувствовал, что вместо этого Хейс попытается убить меня, иначе зачем было предупреждать меня? Не то, чтобы я назвала предупреждение, которое он мне дал, чем-то иным, кроме как загадочным пустяком. Всё это время я полагала, что он едва знает мою мать. Он заставил меня поверить в это.
Теперь он намеревается умереть, когда всё, что я хочу сделать, это непрестанно кричать на него в течение нескольких дней. Меня не волнует, что он может быть уже мёртв. Мне всё равно.
Посреди ночи меня будят, когда кто-то входит в шатёр Короля. Место, где мы прятались весь день.
— Это просто я, — мягко говорит Джован.
Услышав его слова, я фыркаю: они так же нелепы, как и всегда. Просто Джован. Я закатываю глаза.
Брат не просыпается.
Джован пробирается ко мне и в изнеможении опускается на меха. Он обхватывает меня за талию, притягивает к себе и прижимается лицом к моей шее.
— Мне жаль, детка.
Я пренебрежительно хмыкаю, но в итоге это звучит так, будто я стараюсь не заплакать.
— Что есть, то есть, — говорю я.
Он ничего не произносит, просто целует моё плечо. Он молчит так долго, что я решаю, что он уснул.
Пока не слышу его тихие слова на ухо:
— Он всё ещё жив.
* * *
На следующий день мы возобновляем марш. К вечеру мы должны добраться до кромки леса. В течение дня я улавливаю обрывки разговоров, и меня раздражает, что я специально подслушиваю, желая узнать, как дела у Аквина.
Не могу отрицать, что известие о том, что он стабилен, приносит мне облегчение.
Весь день Джован держится рядом, а когда мы останавливаемся на ночлег, он не оставляет мне выбора, завлекая в свой шатёр. Я оглядываюсь через плечо на Оландона, но Ашон уже взял его под своё крыло. С моим братом всё будет в порядке.
— Хочешь поговорить об этом?
Джован стягивает рубашку через голову.
Глядя на то, как он раздевается, я обнаруживаю, что мне действительно хочется поговорить.
— Это был он, — категорично говорю я. — Всё это время.
— Он что?
Я надуваю щёки.
— Он убил Кедрика! — взрываюсь я.
Джован качает головой.
— Нет, не убивал. Его сын убил Кедрика.
— Одно и то же.
Я скрещиваю руки на груди.
Джован опирается руками на стул, на котором я сижу, и наклоняется.
— Это не так. Скажи мне правду. Что злит тебя больше всего?
Я злюсь на всё. Как я должна выбрать одну вещь, которая раздражает меня больше?
— Закрой глаза, Лина.
Я подчиняюсь.
— Перенесись мысленно в тот день на поляне, когда ты впервые узнала правду.
На меня обрушивается поток образов.
— Воспроизведи это всё. Где ты потеряла контроль?
Я открываю глаза и обнаруживаю его лицо прямо перед своим. Никто из нас не двигается.
— Когда я поняла, что он знал, что Кедрик умрёт и не сказал мне.
Он целует меня в губы, а потом в лоб.
— Да. Теперь иди в постель.
Он прижимает меня к своей груди, отбрасывая одеяла. Для него слишком жарко.
— Следующий вопрос, — говорит он.
Я киваю ему в грудь.
— Если бы ты могла уберечь близнецов от боли… ты бы сделала это?
— Конечно, — а затем я понимаю, куда он клонит. — Это разные вещи.
Он пожимает массивным плечом, и закидывает руку за голову. Он смотрит в потолок шатра, не отвечая.
Я сажусь, сбрасывая его руку.
— Почему ты защищаешь его?
Он проводит пальцем по моей спине.
— Со временем ты пришла бы к тем же самым рассуждениям. Но у тебя может не быть времени.
— Он стабилен.
Джован качает головой.
— Лина, он стар.
Я опускаюсь обратно и ложусь на спину. Мне приходит в голову мысль.
— Почему ты не злишься на него? Он выбрал смерть твоего брата вместо моей.
Джован поворачивается ко мне.
— Если бы он выбрал тебя, у меня были бы два брата. Из-за того, что он выбрал Кедрика, я обрёл любовь и счастье. В любом из вариантов, я бы что-то потерял. И если бы это зависело от меня, то и Хейс, и Аквин уже были бы без голов.
— Тогда почему ты не топаешь, как обычно?
— Я вообще не топаю.
С моих губ слетает смешок.
Он наигранно вздыхает.
— Этот звук.
Он наклоняется и целует меня в шею.
— Но серьёзно, — говорю я, пытаясь вспомнить, о чём мы говорили.
На этот раз он действительно вздыхает и отодвигается.
— Потому что убийство Аквина расстроит тебя. Это твой выбор.
— А Хейс?
Я ничего не могу с этим поделать. Этот мужчина безумен, но большая часть меня сопереживает тому, как он рос.
— Он связан с Аквином. Ты должна присутствовать при принятии этого решения. И я обещал твоему тренеру, что выбор не будет сделан, пока он не покинет нас.
— Почему?
С чего бы Джовану обещать такое Аквину?
— Он говорил, а я слушал. Как и ты поступишь, в своё время.
Я вздыхаю.
— Не уверена, что смогу, Джован.
Джован оставляет ещё один поцелуй на моей шее.
— Тогда и это тоже твой выбор.
Я могу разглядеть лишь его лицо.
— Спасибо.
Он вжимается в меня бёдрами.
— Не благодари меня пока.
Когда наши губы встречаются, он проглатывает мой смех.
ГЛАВА 28
На следующий день мы добираемся до опушки Каурового леса.
В этот момент как будто сотни эмоций слились в одну.
Есть вещи, которые я принимала за абсолют, но которые больше абсолютом не являются.
Завтра мы отправляемся на войну.
И я могу умереть.
Джован может умереть.
Санджей, Оландон и Вьюга — все могут умереть.
— Серьёзно, Грех, ничего такого тупого я ещё никогда не видел, — фыркает Лёд.
Я бросаю взгляд в сторону и разражаюсь хохотом. Грех пытается компенсировать тот факт, что у него всего половина волос, зачесывая оставшуюся часть на лысину. Я хихикаю вместе со всеми.
Осмелюсь сказать: Грех выглядит обиженным нашим смехом.
К нему подходит Осколок и отстёгивая от пояса кинжал.
— Теперь, Грех, это для твоего же блага.
На какой-то короткий миг Грех приходит в замешательство. Затем он понимает, что задумал Осколок.
— Ты этого не сделаешь, — обвинительным тоном произносит он.
Осколок кивает Вьюге, Гневу, Льду и Лавине, которые медленно приближаются к нему.
Я вижу лишь отдельные фрагменты, в основном сплетение конечностей и пронзительные крики Греха. Вьюга издаёт странные шушукающие звуки, как будто они должны успокоить человека, которого насильно стригут.
Я качаю головой и иду в направлении палатки Джована. По дороге меня встречает краснолицый Санджей. Я разглаживаю свои черты. Я ждала этого.
— Ты сделала меня посыльным! — говорит он.
Санджей нечасто злится, но когда он это делает, он действительно выходит из себя.
— Да, — спокойно говорю я.
— Не надо использовать на мне это Солатское дерьмо. Я иду в бой вместе со всеми.
Окружающие нас солдаты с интересом слушают. В порядке вещей, когда Санджей так говорит со мной, когда мы наедине, но не при свидетелях. Я выпрямляюсь.
— Солдат, — рявкаю я. — Я Татума, и ты будешь обращаться ко мне с уважением.
Санджей моргает, глядя на меня.