Дом крови (ЛП)

Эдди сглотнул.
Задрожал.
И сказал:
- Да.
* * *
Карен выключила лампу на тумбочке рядом с кроватью, поудобнее устроилась под плюшевым одеялом и попыталась не думать о Шейне. Это было невозможно. Там, в темноте, где неясные очертания незнакомой мебели маячили, словно призраки из сна, она обнаружила, что не в состоянии думать ни о чем другом. Темнота была удушающей, темный плащ туго натянут на голову. Не в силах остановить это, она мысленно вернулась на несколько часов назад, вызвав в памяти приступ клаустрофобии, когда она вслепую пробиралась сквозь невидимые деревья. Темный и неприступный, этот лес был полон скрытых камней и веток, которые хлестали тебя по лицу за мгновение до того, как ты их замечал. Она пошатнулась и упала, поднялась и продолжила идти, двигаясь с неумолимой, беспечной решимостью в направлении крика, который они услышали с дороги. Ужас, самый сильный, всеобъемлющий всплеск эмоций, который она когда-либо испытывала, был сильнее, чем она могла бы вынести. Но она была неустрашима, движимая чувством вины, необходимостью спасти любимого, которого она предала.
Эхо голоса Чеда дразнило ее: Я трахнул твою девушку, Шейн.
Мудак.
Что за мерзкий сукин сын.
Откровение Чeда, высказанное с такой жестокостью, было непростительным оскорблением. Грубость в высшей степени. Но он был всего лишь посланником. В своих проступках она могла винить только себя. Хуже всего было то, что регулярные свидания с Чедом не были единичным явлением. У нее было много других любовников. Ей было стыдно за это. Она хотела познать безмятежную радость чистой любви, идеальных отношений, настолько полноценных во всех отношениях, что это, наконец, избавило бы ее от неспособности быть моногамной. Она возлагала такие надежды на Шейна, даже на мгновение поверила, что он - тот самый. Тот, кто соответствовал бы ее чувственности, что, наконец, позволило бы ей вырасти в ответственную, верную любовницу.
Но теперь она никогда не узнает.
Ее глаза снова наполнились слезами. Чувство вины поднялось в ней, как воздушный шарик, готовый лопнуть, а сердце заныло от потери. Затем она подумала о Дрим и вспомнила ту ужасную ночь, когда дрожащий голос Алисии по телефону вызвал ее в отделение неотложной помощи. Вид изможденного, одурманенного наркотиками лица подруги в палате неотложной помощи преследовал ее несколько месяцев. Жизнь была чертовски несправедлива. Дрим была милой, веселой, красивой девушкой, и депрессия, которая ее подкосила, была такой жестокой. Многие люди заботились о Дрим, даже любили ее, но ей было наплевать на себя.
Это озадачило Карен.
Даже разозлилo и напугалo ее.
Теперь, однако, она думала, что знает, каково это - быть во сне, жить в месте, где царят страх и неизбывная тоска. Темная, гулкая, пустая комната сердца, уединенное место, куда никто другой никогда не отважился бы войти. Ее подруга постоянно жила в этом уединенном мире. Он казался одновременно чужим и гостеприимным.
Она не могла уснуть. Сначала не могла. Она ворочалась в постели, сворачиваясь клубочком сначала на левом боку, потом на правом. Она перевернулась на живот, вцепившись в подушки, как в любовникa. Это было бесполезно. Слишком много душераздирающих ассоциаций. Поэтому она снова повернулась на спину и уставилась на бархатный полог кровати с балдахином. Она думала, что ее разум никогда не отдохнет настолько, чтобы подарить ей временное забытье. Но сон пришел, как всегда, подкрадываясь медленно, незаметно, вытесняя сознание прежде, чем она поняла, что оно ушло.
А потом пришли сны.
Во сне Шейн был жив. А потом его не стало. Он превратился в ходячий труп, раненое, ковыляющее существо, киношного зомби. Его рот был приоткрыт, и из горла вырывалось ровное, хриплое шипение. Его вялый член свисал из расстегнутой ширинки джинсов, и одна из его мертвых рук безрезультатно поглаживала его. Он бросился за ней, и она убежала. Она все бежала и бежала, спотыкаясь о фантасмагорическую пустыню, наполненную визжащими летучими мышами-вампирами и волками со светящимися желтыми глазами.
 
Затем сцена изменилась.
Она лежала на кровати. Кровать была ее собственной, но во сне она была в квартире Шейна. В его спальне. Она была обнажена. Над ней нависал мужчина без лица, который трахал ее, ворча и проклиная ее. И ей это нравилось. Это было так здорово. Она вцепилась в спину призрачного любовника и закричала. Шейн тоже был в комнате, он стоял одетый рядом с кроватью и с отсутствующим выражением лица наблюдал за первобытной схваткой.
В руках у него был пистолет.
Его "Глок".
Пистолет безвольно повис в его руке, направленный в пол. Но теперь его рука дернулась, поднимая пистолет и прижимая дуло к виску.
Она рассмеялась над ним.
- Сделай это. Я сильно кончу, если ты сделаешь это, Шейн.
Пустое выражение лица Шейна не изменилось. Его палец нажал на спусковой крючок, раздался мощный выстрел, и мозги ее парня забрызгали жалюзи на окне позади него.
Карен, судорожно вздохнув, проснулась, ее глаза моргали, натыкаясь на стену темноты, и последняя ужасная картинка из сна неизгладимо отпечаталась в ее мозгу.
Она почувствовала тошноту и отвращение от образов, возникших в ее предательском сознании. Смысл сна был предельно ясен. Своим предательством она убила Шейна. Но это был всего лишь сон, случайные вспышки в мозгу, извращенный способ подсознания справиться со стыдом, переполняющим ее сознание. Грубую мысленную стенографию нельзя было воспринимать всерьез.
Она знала это.
Так почему же она вдруг снова заплакала?
Потому что всего этого было слишком много. Горе снова захлестнуло ее, утопив в печали. Она была так поглощена своим чувством вины, что сначала не поняла, что что-то не так. Затем она почувствовала это.
Скованность.
Что-то холодное и металлическое обхватило ее запястья.
Наручники?
И внезапно больше не было чувства вины, не было бездонных глубин горя, в которые можно было бы погрузиться. Паника, горячая и подстегивающая, охватила ее, как лесной пожар. Ее руки дернулись, пытаясь освободиться, и она услышала слабый металлический лязг.
Дерьмо!
Ее руки были прикованы наручниками к спинке кровати. Прежде чем она успела закричать, она услышала слабый скрип, а затем увидела полоску желтого света. Дверь спальни медленно открылась, и в свете, падающем из коридора, показалась гибкая фигура.
Фигура усмехнулась.
Страх сжал ее сердце, словно холодная рука.
Фигура закрыла дверь. Раздался щелчок, звук закрываемой двери. Затем она услышала стук каблуков по деревянному полу. Лицо фигуры было еще неясно, но ее охватила внезапная уверенность - она знала, кто это.
Фигура включила лампу рядом с кроватью.
И Карен задрожала.
Ее подозрения подтвердились.
Мисс Викман улыбнулась девушке в наручниках, облизнула свои тонкие губы и сказала:
- Какая же ты непослушная маленькая сучка. Убиваешь своего парня таким образом.
Она издала звук "цк-цк" и покачала головой.
Карен захныкала.
- Не делайтe мне больно... пожалуйста.
Мисс Викман откинула голову назад и от души расхохоталась. Она снова посмотрела на Карен и сказала:
- О Боже, я так сильно не смеялась уже... - oна поджала губы, приподняла бровь и, казалось, задумалась. - ...о, с тех пор, как я в последний раз наказала маленькую лживую шлюшку, вроде тебя.
Она откинула одеяло, окинула оценивающим взглядом обнаженное тело Карен - на ней были только белые хлопчатобумажные трусики - и открыла ящик прикроватной тумбочки, откуда достала "девятихвостку". Онa былa черного цвета, с плетеной ручкой, девятью завязанными шнурками с металлическими наконечниками и петлей на запястье для удобства управления. Карен вздрогнула. Она уже играла с такими вещами раньше - в контролируемых ситуациях с партнерами, которым доверяла.