Пересмешник. Всегда такой был (СИ)

Проснувшись утром, уделив положенное время внешности, всё же отказавшись от косметики, даже минимума, Али смотрела в зеркало, и увидела отражение, которое она видела изо дня в день. Бледноватая кожа. Несмотря на жаркий климат там, где жила и работала молодая женщина, кожа её оставалась белой, практически кипенной, полупрозрачной, как у фарфоровой куклы. Собрав свои густые рыжие, или, как предпочитает говорить Али, тициановского цвета, волосы, она быстро нанесла на лицо защитный крем от солнца. Несмотря на явную «рыжесть», у девушки не было ни одной веснушки. Вот такая странная смесь осеннего типа внешности с белой кожей, отсутствием веснушек и непереносимость солнца. Абсолютная.
Нелепыми пятнами на белом лице выглядели миндалевидные темно-серые глаза в обрамлении густых каштановых ресниц. Бывают ресницы черные, бывают светлые, у Али были каштанового оттенка.
Одевшись максимально просто, избегая туфель на высоком каблуке, Али отправилась на рынок. Вне зависимости от того, сколько лет не приезжала молодая женщина в этот пыльный городок — рынок всегда был на одном и том же месте. Женщины, чаще нарядно, по их представлению, одетые, спешили за покупками, вышагивая в тканях абсолютно не сочетающихся с пылью и жарой.
Избежать встреч не удалось — маленький городок вносит свои коррективы. Она вежливо улыбалась, дипломатично избегая прямых ответов, но давала понять, что у неё все складывается удачно, уже на протяжении многих лет ей удавалось контролировать свою жизнь и свои эмоции. Это ощущалось правильным.
Возвращаясь домой она контролировала мысли, не позволяя своим глазам лишний раз моргнуть, потому что тогда возникало это: неконтролируемая вспышка памяти, ненужной, пустой, затратной и нерациональной.
Медленно проехавший мимо автомобиль, большой и наверняка удобный, с детским личиком на правом сиденье, вызвал скорей раздражение. «Странная любовь к нерационально большим машинам в этой местности», — думала Али, пока шла домой. Все остальные мысли остались за тенью от ресниц под светом тусклого фонаря на деревянном крыльце.
Подключив интернет, Али погрузилась в мир расчётов, фэйсбука, и ничего не значащего общения.
«Хай».
«Хай».
«Как дела?»
«О, все отлично».
«Что это за городок?»
«Обычный российский городок, ничего особенного».
«Жду фотографий»
«ОК», — небрежно крутя оправой.
Она могла кинуть пару фотографий, возможно, даже найти что-нибудь действительно примечательное, заслуживающее её внимания. У Али безупречный вкус, выверенный, симметричный.
Позволив себе на ночь лёгкое чтение, с не раздражающими эмоциями, Али легла спать, надеясь, что свет от уличного фонаря не будет ей мешать, или на то, что мешает ей именно фонарь…
Она успешно справилась с поставленной перед собой задачей — не вспоминать. Она ставила перед собой только достижимые цели. Эта — достижимая.
Она почти научилась контролировать сны, главное — уснуть в правильное время, в правильной позе и не позволять мыслям блуждать в лабиринтах памяти, которая выскакивает то тут, то там…
— Хочешь ириску, городская?
— Ты все ещё пахнешь ирисками «кис-кис»… сладкая… где ты их прячешь, Лина?
— Сейчас я тебя поцелую. Хорошо?
— Что я делаю, ерунда какая-то…
Она видела этот большой автомобиль уже трижды, справа всегда улыбалось детское личико. Али немного раздражал тот факт, что маленького ребёнка посадили на переднее сиденье, это было опасно и нерационально. Но это был не её автомобиль и не её ребёнок, так что раздражение было возможно контролировать. «Неужели так сложно соблюдать простые правила?» — думала Али, стараясь не моргать и не позволять вспышкам памяти пульсировать в висках.
— Прости, я ничего не заметил… то есть заметил… то есть давай забудем, я не имел таких намерений.
— Ты похожа на золотую рыбку, рыжая, и твоя кожа светится… как чешуя, это удивительно, Лина.
— Эй, не плачь, выплачешь золотую слезу, а ты ещё не исполнила три моих желания, рыбка. Не плачь — первое желание.
Этот город был слишком пыльным и южным, всё, что хотела Али — это убраться отсюда, как можно быстрей, о чем и сообщила агенту, получив заверение, что он, по возможности, сделает всё максимально быстро.
 
Она бродила по окрестностям городка, делая фотографии, чтобы выложить их в сеть и, возможно, получить пару одобрений от друзей. Одобрение не имело значения. Имело значение — контролировать ситуацию, ситуацию, которая грозила выйти из-под контроля, когда тот самый большой автомобиль остановился рядом с ней, и она увидела глаза, те самые глаза, которые сейчас смотрели, молча усмехаясь морщинками в уголках. Пересмешник. Он всегда был такой — Пересмешник. Его глаза всегда усмехались. Ей. Миру. Солнцу.
— Что ты здесь делаешь, Лина? Привет, кстати.
Как некстати, подумала Али, очень сложно контролировать, сложно отдавать себе отчёт, сложно поступать разумно…
— Здравствуйте, Вадим, я жду такси, была рада вас видеть, приятная неожиданность.
Пересмешливые глаза продолжали так же смотреть: молча и усмехаясь одним им ведомой шутке.
— Те? Здравствуй-те? Хм… — улыбаясь широко, что было ещё более некстати. — Лина, ждать такси в этой местности — не лучшее занятие для молодой девушки… женщины. Садись, — любезно открывая дверь в мало контролируемое прошлое.
— Спасибо, — кажется, пятясь назад.
— Лина… Не занимайся ерундой, я подвезу тебя, и всё. Всё! Только подвезу. Сейчас стемнеет, ты хочешь стоять тут на дороге одна? В темноте? — с каждым словом подходя ближе, возвышаясь.
— Хорошо, спасибо, вы очень любезны.
— О, да, я очень любезен, — потешаясь чему-то. Пересмешник. Всегда такой был.
В машине стояла тишина. Али хотелось включить хоть какую-нибудь музыку, новостной канал, шипение приёмника… что угодно, потому что сложно контролировать тишину и вспышки памяти под веками.
— У тебя такие мягкие волосы, Лина.
— Будь моей, стань моей, не бойся, сейчас….
— Ну же, рыбка, я люблю тебя, действительно, люблю.
— Пока, Лина, — останавливаясь у дома. — Видишь, ничего страшного не случилось, — уже откровенно потешаясь. Пересмешник, всегда таким был.
— До свидания, спасибо.
Не дыша дойти до деревянного крыльца.
Контролировать.
Контролировать. Дыхание. Шаги.
Кукла на заднем сидении автомобиля. Детское личико в правом окне этого автомобиля. Кольцо на правой руке.
Контролировать. Усмешка в глазах. Волосы, которые треплет ветер из всех окон машины…
Контролировать. Не думать. Не помнить. Нерационально. Глупо.
Шёпот. Боль. Боль. Нет смысла в боли.
Боль от кольца. Ожидаемого.
Розовый бантик на заднем сидении. Ожидаемо.
Контролируемо и Закономерно.
Пересмешник. Всегда такой был.
Вадим. Вадик. Вадька. Старший брат Веты, намного старше, на девять лет Вету, на восемь — саму Али. Пропасть в то время. Ещё большая пропасть сейчас.
Алёшка прибегала к Вете по приезду и, натыкаясь на старшего брата, слышала неизбежное:
— О, городская приехала.
— Привет, городская.
— Много парней закадрила, Алёшка?
— Валите отсюда, пигалицы, взрослые дяди будут взрослые разговоры разговаривать.
В глазах всегда плескался смех. Всегда. Как сегодня. Не меняется.
Если кто-нибудь спросит Али, красив ли Вадик, она не сможет ответить на этот вопрос. Наверное, она скажет, что он принадлежит европеоидному типу, что у него темно-русые волосы или, возможно, он шатен, когда волосы отрастают длинной больше пяти сантиметров — начинают виться, будто он ночь спал на крупных бигуди, и выгорают на солнце ярко-белыми прядями, так что, чаще всего, Вадик, попросту, коротко стригся, не допуская столь гламурного вида.
Одно лето он не стал этого делать, зная, что Лина обожает перебирать тонкими пальцами его кудри, пока его голова лежит на её коленях.
Она вспомнит, что на щеках, когда он улыбается, появляются ямочки, которые нервировали Вадика ничуть не меньше, чем кудри, и которые любила целовать Лина, поэтому он не переставал улыбаться в её присутствии…