Все дороги ведут сюда (ЛП)

— У тебя здесь есть ещё члены семьи, Амос?
— Только дедушка, папа и Джонни. Все остальные разбросаны.
Все остальные.
Хм.
..•.❃.•.•.
Мне хотелось бы думать, что поездка к началу тропы не была самой неловкой поездкой в моей жизни, потому что большую часть пути никто не сказал ни слова.
Ну, за исключением того, что я в значительной степени «ахаю» почти по каждому поводу.
Мне не было стыдно. Мне было все равно. Я делала то же самое во время других походов, за исключением того, что в этих случаях я видела не так уж много животных.
Корова!
Теленок!
Олень!
Посмотрите на это огромное дерево!
Посмотрите на все деревья!
Посмотрите на эту гору! («Это не гора, это холм», — весело сказал Амос).
Единственным комментарием, который я получила, кроме поправки Амоса, был вопрос мистера Роудса:
— Ты всегда так много говоришь?
Грубый. Но мне было все равно. Так что я сказала ему правду.
— Ага.
Жаль, что мне не жаль.
Поездка сама по себе была прекрасной. Все становилось больше и зеленее, и я не могла вспомнить, чтобы мои пассажиры что-то говорили. Они даже не жаловались, когда мне пришлось дважды остановиться, чтобы пописать.
После парковки Амос провел нас по обманчиво легкой тропе, которая начиналась прилично, создавая иллюзию, что это будет легко.
Затем я увидела название на вывеске, и внутри у меня все замерло.
Четырёхмильная тропа.
Некоторые говорили, что глупых вопросов не бывает, но я знала, что это неправда, потому что постоянно задавала глупые вопросы. И я знала, что спрашивать Роудса, действительно ли «Четырехмильная тропа» составляет четыре мили, это глупый вопрос.
И часть меня, честно говоря, не хотела на самом деле знать, что я собираюсь преодолеть в четыре раза больше, чем я привыкла. Я не то чтобы была не в форме, но внешность была обманчивой. Моя кардио-выносливость улучшилась за последний месяц прыжков со скакалкой, но этого недостаточно.
Четыре мили, черт возьми.
Я взглянула на Амоса, чтобы увидеть, не выглядит ли он встревоженным, но он бросил взгляд на вывеску и вздрогнул.
Четыре мили и четыре водопада, гласила вывеска.
Если он сможет это сделать, то и я смогу.
Я дважды пыталась заговорить, и оба раза так тяжело дышала, что тут же остановилась. Не то чтобы они хотели поговорить со мной. Когда я пробиралась за Амосом, а его отец замыкал тыл, я была просто рада, что поехала не одна. На стоянке было припарковано несколько машин, но никого не было видно и слышно. Было прекрасно тихо.
Мы были в глуши. Вдали от цивилизации. Вдали от… всего.
Воздух был чистым и свежим. Горным. И это было… это было впечатляюще.
Я остановилась сделать пару селфи, а когда позвала Амоса притормозить и повернуться, чтобы я могла его сфотографировать, он неохотно сделал это. Он скрестил руки на худой груди и приподнял края шляпы. Я щелкнула его.
— Я пришлю его тебе, если хочешь, — прошептала я Роудсу, когда мальчик продолжил идти.
Он кивнул мне, и я готова поспорить, что ему стоило пары лет жизни выдавить «Спасибо».
Я улыбнулась и отпустила его, наблюдая за каждым шагом, как одна миля превращается в две, и я начала сожалеть о том, что так рано совершила этот долгий переход. Я должна была подождать. Я должна была сделать более короткие, чтобы быть готовой к этому.
Но если мама смогла это сделать, то и я смогу.
Так что, если она была в лучшей форме, чем я? Ты не достигнешь формы, пока не поднимешь свою задницу и не заставишь это случиться. Мне оставалось только смириться и продолжать.
Вот что я сделала.
И я бы солгала, если бы сказала, что это не заставило меня чувствовать себя лучше, чем я могла бы сказать, когда Амос тоже начал замедляться. Расстояние между нами становилось все короче и короче.
И как раз в тот момент, когда я подумала, что мы идем на край гребаной Земли и этих водопадов не существует, Амос остановился на секунду, прежде чем повернуть налево и подняться вверх.
Остаток похода прошел с широкой улыбкой на лице.
Наконец мы прошли мимо других туристов, которые кричали «Доброе утро» и «Как дела», на которые я отвечала, когда двое других не отвечали. Я сделала больше снимков. Потом еще больше.
 
Амос остановился после второго водопада и сказал, что подождет там, хотя каждый следующий водопад был таким же эпическим, как и предыдущий.
И, к моему удивлению, Роудс последовал за мной, все еще сохраняя дистанцию и произнося слова себе под нос.
Я была очень рада, что он это сделал, потому что путь после последнего из четырех водопадов стал неопределенным, и я свернула не в том месте, но, к счастью, он знал путь лучше, чем я, и постучал по моему рюкзаку, чтобы заставить меня следовать за ним.
Я так и сделала — глядя на его подколенные сухожилия и икры, поднимающиеся вверх по склону.
Я снова задалась вопросом, когда он успевал потренироваться. До или после работы?
Я сделала больше селфи, потому что, черт возьми, я не собиралась спрашивать Роудса об этом. И я повернулась, когда он продолжал подниматься вверх, вытянув ноги. Когда он шел по рыхлой гравийной тропе, я навела на него камеру и крикнула:
— Роудс!
Он посмотрел, и я сфотографировала его, поставив ему большой палец вверх.
Если его раздражало, что я фотографирую, то мне очень жаль. Не то чтобы я делилась ими с кем-то, кроме тети и дяди. И Юки, если однажды она решит пролистать мои фотографии.
Амос был именно там, где мы его оставили, в тени деревьев и валунов, играя в игру на своем телефоне. Он выглядел слишком довольным, чтобы уходить. Его бутылка с водой почти закончилась, а я почти закончила со своей, как я заметила.
Мне нужно было купить соломинку, несколько таблеток для очистки воды или одну из тех бутылок со встроенным фильтром. В магазине все это было.
Я была слишком занята, пытаясь отдышаться на обратном пути, поэтому никто из нас ничего не сказал и тогда, и я сделала самые маленькие глотки по дороге, жалея, черт возьми, что не взяла больше.
Кажется, через час что-то коснулось моего локтя.
Я оглянулась и увидела Роудса всего в нескольких футах позади меня, который держал передо мной свою большую бутылку с водой из нержавеющей стали.
Я моргнула.
— Я не хочу тащить тебя, когда у тебя начнёт болеть голова, — объяснил он, не сводя с меня глаз.
Я колебалась всего секунду, прежде чем принять её, у меня болело горло, и у меня начинала болеть голова. Я поднесла бутылку ко рту, сделала два больших глотка — я хотела ещё, я хотела всё, но я не могла быть жадной сволочью — и вернула ему.
— Я думала, ты тоже закончил свою.
Он бросил на меня взгляд.
— Я наполнил её у последнего водопада. У меня есть фильтр.
Я улыбнулась ему гораздо застенчивее, чем ожидала.
— Спасибо.
Он кивнул. Затем он воскликнул:
— Ам! Тебе нужна вода?
— Нет.
Я посмотрела на его отца, и мужчина чуть не закатил глаза. В какой-то момент он тоже надел на голову кепку, как и его сын, низко надвинутую, чтобы я их почти не видела. Я не видела его куртки, но могу поспорить, что в какой-то момент он спрятал ее в свой рюкзак.
— Ты его тоже потащишь или понесешь? — тихо пошутила я.
Я была удивлена, когда он сказал:
— Его тоже потащу.
Я ухмыльнулась и покачала головой.
— Он уже привык к высоте. А ты нет, — сказал он позади меня, словно пытаясь объяснить, почему он предложил мне жидкости. Так, чтобы я не ошиблась.
Я замедлила шаг, чтобы он был ближе, прежде чем я спросила:
— Роудс?
Он хмыкнул, и я восприняла это как знак задать свой вопрос.
— Кто-нибудь когда-нибудь называл тебя Тоби?
Наступила пауза, затем он спросил: «Как ты думаешь?» с нескрываемым раздражением в голосе.
Я чуть не рассмеялась.
— Нет, наверное, нет. — Я подождала секунду. — Ты определенно больше похож на Тобера, — пошутила я, с ухмылкой оглядываясь через плечо, но его внимание было приковано к земле. Я думала, что я была веселой. — Хочешь батончик мюсли?