Дорога, которой нет

Казалось бы, кругом интеллигентные люди, но Федор Константинович, не собираясь пока часто живать в своем новом поместье, решил на всякий случай обнести его крепким и надежным забором, в чем Кирилл с удовольствием готов был ему помочь.
– Я все-таки поставлю чайник, – Ирина пошла в кухню, но вдруг остановилась на пороге комнаты, как громом пораженная чувством счастья.
Внезапно она остро, вплоть до мельчайших деталей, увидела Кирилла, в одной руке младший сын, в другой карандаш, которым он что-то чертит на листке в клеточку, увидела, как в детской старшие расположились на ковре. Егор в какой-то немыслимой позе йога читает, а Володя со свирепым выражением лица раскрашивает альбом. Она вдруг каждой клеткой тела поняла, что это ее гнездо, ее мир, ее счастье, которое пусть длится всего миг, но останется с нею навсегда.
И Макаров, гость редкий и человек не близкий, всего лишь будущий сосед, тоже попал в орбиту этого мгновения.
И только Ирина успела почувствовать, как спокойно настоящее счастье, как легко дается третье материнство, предыдущим опытом очищенное от многих напрасных тревог и страхов, и что ничегошеньки-то ей в жизни и не надо, кроме домашнего уюта, как зазвонил телефон.
«Ну вот и все, – сердце Ирины сжалось от нехорошего предчувствия, – порадовалась. Железный закон, стоит только подумать, как хорошо тебе живется, тут же выходит плохо. Сейчас что-то произойдет».
Она не ошиблась.
– О боже мой, Ирочка, – раздался в трубке голос Натальи Борисовны, соседки по даче.
«Помяни черта!» – обреченно вздохнула Ирина, опускаясь на табуретку. В арсенале Натальи Борисовны были два вида приветствия: «О боже мой, Ирочка» и «Ирочка, я сейчас умру». Первое было предпочтительнее, поскольку подразумевало, что на соседку просто обрушился очередной несправедливый удар судьбы, а в случае второго варианта Ирине следовало немедленно куда-то бежать и что-то делать, чтобы спасти жизнь несчастной женщине. Например, непонятная квитанция за электричество – это было «Ирочка, я сейчас умру», и приходилось срочно с карандашом в руках доказывать, что лишние четыре копейки – это не зловещие интриги электриков против лично Натальи Борисовны, а вполне законные их требования, а потом нести на почту ее квитанцию вместе со своей. А недолив молока в бидон проходил под рубрикой «Боже мой, Ирочка», потому что, какой бы отзывчивой женщиной Ирина ни была, призвать хамку-молочницу к порядку было не в ее силах.
Ирина догадывалась, чем вызван звонок, и обрадовалась, что Наталья Борисовна не начала его с «Ирочка, я сейчас умру», значит, есть шанс, что от нее не потребуют активных действий, но предчувствовала, что это «Боже мой, Ирочка» затмит все предыдущие «Ирочки».
– От кого-кого, а от вас я не ожидала такой беспечности, – надрывалась соседка. – Ирочка, вы же такая разумная, такая ответственная женщина…
«Может, свалить все на Кирилла?» – мелькнула у ответственной женщины трусливая мыслишка, а Наталья Борисовна продолжала так, будто обладала даром телепатии:
– И я знаю, вы имеете большое влияние на мужа, он бы не посмел ослушаться вас, если бы вы категорически запретили…
«Ослушаться, слово-то какое. Будто я директор царской гимназии и над ним с плеткой стою», – мысленно усмехнулась Ирина, поудобнее устраиваясь на табуретке. От соблазна бросить трубку ее удерживало смутное предчувствие, переходящее в твердую уверенность, что тогда Наталья Борисовна превратит ее дачную жизнь в ад.
– Ирочка, дорогая, простите, что я вас беспокою, но вы тоже поймите мое состояние… Приезжаю на дачу спокойно поработать, подышать свежим воздухом, и здрасте-пожалуйста! Этот уголовник. Я глазам своим не поверила! Первая мысль была, что он самовольно к вам забрался, я хотела даже вызвать милицию, но нет, оказалось все официально! С вашего разрешения!
– Ну да. Служебное жилье когда ему еще дадут, не в канаве же человеку ночевать.
– Ирочка, я всецело за гуманизм и милосердие, но при чем тут вы?
– Мне казалось, что мы с мужем имеем право приглашать к себе гостей, если они не нарушают общественного порядка. Он же, надеюсь, не нарушает?
 
В трубке выдержали многозначительную паузу:
– Пока нет. Пока, – веско заметила Наталья Борисовна, – но это вопрос ближайшего времени. Он и в юности-то был хулиган, а зона, она, знаете ли, если меняет людей, то далеко не в лучшую сторону.
Ирина потерла лоб:
– Подождите? Вы его разве знаете?
– Ну разумеется, Ирочка! Он ведь жил у вашего мужа, пока не сел.
– Да? Не знала…
– Ах, дорогая моя, у Кирилла вечно паслось целое стадо всякой подозрительной молодежи. Еще даже при жизни матери, а потом-то уж вообще… – вздохнула соседка. – Патлатые, все в черном, в цепях каких-то, девки будто прямиком неудобно сказать откуда. Честно скажу, все эти годы между возвращением вашего супруга из армии и женитьбой я провела как на иголках. Каждый день ждала, что они или поубивают там все друг друга, или дом сожгут, или что еще похуже.
– Например, вызовут Сатану.
– Что, простите?
– Ничего, Наталья Борисовна, так…
– Вам все шуточки, а мы всей улицей жили как на пороховой бочке.
– Но, насколько я знаю, ничего страшного не произошло.
– Чудом, Ирочка, чудом! Вы просто не можете себе представить, как я обрадовалась вашему появлению! Молилась бы за вас каждый день, если бы в бога верила!
– Почему? – оторопела Ирина.
– Ну как же, я была уверена, что он женится на какой-нибудь лахудре и вся эта карусель только хуже закрутится, а тут вы, такая приличная, уравновешенная женщина, просто манна небесная. Казалось, все, Кирилл повзрослел, остепенился, наконец-то вместо притона под боком появился солидный семейный дом! Я нарадоваться не могла, глядя на ваше семейство! Успокоилась на ваш счет совершенно, и вдруг такой поворот!
– Наталья Борисовна, я вас уверяю, что мы разрешили Тарнавскому жить у нас только при условии соблюдения всех правил общежития, – отчеканила Ирина, – как только он нарушит ваш покой, я лично выставлю его вон.
– Дай бог, если так, Ирочка, дай бог, если так. Только вы не учли один деликатный момент… Вы не подумали, как присутствие Тимура отразится на душевном спокойствии Степана Андреевича?
Ирина растерялась:
– Честно говоря, нет. А что, должно как-то отразиться? Он ведь на другом конце улицы живет.
В трубке горько засмеялись:
– Ах, Ирочка, вы, наверное, не следили за процессом?
Ирина нехотя призналась, что нет. Хотя как специалист должна была интересоваться, может быть, даже сходить на заседание, как сделали многие другие ее коллеги. Все-таки дело было необычное, можно сказать, экзотическое, на грани законности и произвола, а фактически за гранью. Но она тогда все силы, что у нее были, подчинила одной цели – увести из семьи любовника и женить его на себе. Профессиональные вопросы вообще находились вне поля ее зрения.
– Так вот Степан Андреевич во многом инспирировал этот процесс, – сказала Наталья Борисовна с тяжелым вздохом, – он в Союзе писателей создал инициативную группу, опубликовал большую статью в «Литературке», потом на суде выступал общественным обвинителем… Поверьте, у него не было никаких личных мотивов, наоборот, он глубоко сочувствовал Тимуру как человеку, но считал это своим гражданским долгом, предполагая, что пример Тарнавского убережет других молодых людей от опрометчивых шагов… Кто же знал, что начнется перестройка и все перевернется с ног на голову!
Ирине хотелось сказать, что на такой случай надо иметь совесть и поступать сообразно с ней, тогда резкие смены политического курса не застанут тебя врасплох, но она и тут промолчала.
– Степан Андреевич совершенно справедливо опасается, что Тарнавский захочет ему мстить, да и вообще…
– Конечно, присутствие человека, которому ты разрушил жизнь, не может не раздражать, – усмехнулась Ирина, – ну пусть тогда Степан Андреевич даст Тимуру денег на кооператив. И совесть успокоится, и опасный человек уберется из поля зрения.