Тень (СИ)

— Конечно! Отпуск творческий, говорит, получил полугодовой для работы над трудом научным, книгу пишет, вот и живет с мая.
— А документ этот, удостоверение, не может быть фальшивым?
— Фальшивым? Не-е знаю... А что, может и такое быть? Да вроде все в порядке, солидный документ, в пластик вплавлен. Разве что фотография, может быть, переклеена, это же не паспорт, просто мастичная печать, можно и подделать, глазом не разберешь... Да пойдемте к нему вместе. У них владение не оформлено, я и сказал, что кого-нибудь из поссовета приведу.
— А жена? Тьфу ты, Малышева то есть?
— Ее дома все равно нет, в магазин уехала, а там сейчас перерыв.
Они посидели, выжидая время, и минут через десять пошли к дому. Ворота оказались запертыми изнутри, на стук никто не отзывался.
— Давайте я с другой стороны обойду, там тоже выход есть, — предложил участковый. — А вы пока тут подождите.
Кологривов кивнул.
Понасенко в сторонке, там, где к рубленым хозяйственным постройкам примыкал штакетный заборчик сада, отодвинул незаметную калитку и скрылся внутри. Обратно он выскочил минуту спустя, запыхавшийся и возбужденный. Виктор рванулся навстречу:
— Что там?
— Такое дело, Виктор Миронович! Дом-то, значит, там на замке, а соседка, — он махнул рукой в сторону ближайшей к кузинской усадьбе, — она там у себя в саду работает, видела, как писатель этот минут десять назад задами к реке с рюкзаком прошел. Никак скрыться собрался?
— Куда можно выйти задами?
— Да куда угодно! Хоть к лесу, хоть на большак.
— Как уехать можно?
— На автобусе, — старшина взглянул на часы. — Он уже отошел. Только что!
— А еще?
— На попутной можно или на электричку уйти, тут леском...
— Поехали за автобусом!
До машины бежали. Затем газик неожиданно резво для старого своего тела сорвался с места и, распугивая поросят и кур, вскидывая задом и взвывая форсированным мотором, понесся пыльными улицами села. Водитель, склонившись низко к рулю, короткими точными движениями посылал его то вправо, то влево, огибая выбоины. Рейсовый ЛАЗ настигли километрах в пяти. Прижавшись к кювету с ювелирной точностью, так, что колеса застреляли щебеночными залпами в ромашковый луг, машина накренилась, грозя опрокинуться, но, не снижая скорости, обошла автобус и, вырвавшись метров на сто вперед, взвизгнув тормозами, разом встала поперек дороги. ЛАЗ не успел еще остановиться, когда Понасенко и Кологривов бежали ему навстречу.
Шофер смотрел испуганно и выжидающе. Виктор протянул в форточку раскрытое удостоверение и указал глазами на переднюю дверь, возле которой топтался Понасенко. Сбоку видно было, как участковый прошел до конца по полупустому салону, осматриваясь и коротко кивая знакомым, вернулся обратно, задержался у двери, спросив о чем-то водителя, и еще раз обежал салон глазами. Потом он вышел. Виктор махнул рукой, автобус тронулся, а газик послушно сполз с его пути.
— Нет, Виктор Миронович, — выдохнул Понасенко. — И шофер его на остановке не видел, на попутки он не садился. Так что, видно, на электричку подался.
— Перехватить успеем?
— Не знаю, на газике туда не проехать, только на мотоцикле, тропа там в лесу. Давайте-ка к моему дому, я покажу.
Мотоцикл Понасенко оказался неожиданно маленьким и стареньким, первых выпусков «Ковровцем», испуганно присевшим под тяжестью старшины.
— Что это, у вас и штатного нет? — не выдержал Кологривов, опасаясь, что хрупкая машина не довезет Понасенко.
— Как нет, Виктор Миронович, есть, «Урал» с коляской, — кивнул на ворота сарая. — Да на мустанге этом сподручнее там, я на нем на рыбалку езжу!
— Ну давайте, я вас у дома Кузиной ждать буду!
— Добро! — Понасенко, не распуская ремешка на фуражке, надвинул ее глубоко, так, что края врезались в короткую седую щетину, махнул рукой и отпустил сцепление. Взревевший «мустанг» сорвался с места, и уже через несколько секунд старшина скрылся в клубах густой пыли.
У дома Кузиной стояли зеленые «Жигули». Ворота были по-прежнему заперты, но калитка отворена. Обойдя строение, Виктор оказался перед распахнутым задним входом. Крутые ступени привели его в высокие сени, в которых направо и налево были прорублены двери. Он толкнул левую, обитую клетчатой клеенкой.
 
— Можно?
Попал в кухню. Справа громоздилась высокая свежерасписанная веселыми многоцветными петухами русская печь. Дальше, у окна, — резной посудный шкафчик и кухонный стол, накрытый светлой льняной скатертью. На лавке, рядом, привалясь друг к другу, стояли две туго набитые хозяйственные сумки и лежала широкополая соломенная шляпа. В проеме легкой переборки виднелся угол комнаты: стол со стопкой бумаг и книг, расчехленная пишущая машинка, старомодный диван с валиками, банки с полевыми ромашками и васильками на окнах.
Ираида Николаевна, загорелая, крепкая, еще красивее, чем при первой их встрече, в легком ярком сарафане, стояла возле стола вполоборота к вошедшему. В руках держала темные очки и листок бумаги. Вопрос и присутствие в доме постороннего дошли до нее не сразу. Машинально, не отрывая глаз от бумаги, она ответила приветливо:
— Да, да, пожалуйста.
Потом повернулась и взглянула. Первое недоумение сменилось пониманием, она еще раз, словно проверяя себя, бросила взгляд на бумагу, сложила вдвое, положила на край стола, шагнула к нему:
— А, это опять вы? Чем обязана? Как вы меня разыскали?
Виктор достал удостоверение.
Ираида Николаевна читала его внимательно, медленно, потом протянула обратно.
— Теперь кое-что понятно. Ну, а зачем вы меня все же ищете?
— Во-первых, для того, чтобы узнать, где сейчас находится ваш муж, Малышев Павел Петрович.
— А во-вторых? Или есть еще в-третьих, в-четвертых?
— Об этом потом. Ответьте на первый вопрос.
— Я вам уже всё, — она подчеркнула это «всё», — сказала!
— Но не может же быть, чтобы он совсем не писал?
— Почему не может?
— Ну хотя бы открытку, телеграмму. А если заболеет?!
— Если заболеет — сообщит. Пока не болеет.
Говорила Ираида Николаевна резко, отрывисто, неохотно. Причину Кологривов понять не мог.
— А друзья? Может, им пишет? Назовите их.
— Я думаю, что коли вы узнали, где меня искать, то и друзей его вам отыскать ничего не стоит.
Виктор рассердился. Она обращалась с ним как с мальчишкой.
— Друзей ваших, Ираида Николаевна, — медленно произнес он, — мы, безусловно, сами разыщем, кого еще отыскать не успели. Всех разыщем. И человека, который жил здесь и скрылся от нас, — тоже. Но будет проще и нам и вашим друзьям, да и вам, если вы сами их назовете. Меньше расспросов, меньше ненужных разговоров.
Малышева заметно сникла. Подумав, назвала несколько имен и адресов, которые Виктор записал.
— А теперь во-вторых. Кто тот человек, что живет здесь?
— Зачем вам это знать?
— Ираида Николаевна! Неужели вы не понимаете, что раз мы за дело взялись, то все это серьезно. Вы ведь даже не поинтересовались, почему мы разыскиваем вашего мужа! А если с ним что-нибудь случилось? Вас это не интересует? Я ведь через полстраны к вам летел!
Она на минуту нахмурилась. Но тут же согнала морщины с лица:
— Что случилось? А! Ерунда! Ничего с ним случиться не может.
— Вы уверены?
— Да.
— Ну хорошо. Так кто все-таки этот человек?
— Я не скажу. Это мой друг, и он здесь совершенно ни при чем.
— Он назвался вашим мужем.
— Это почти так и есть.
— Он назвался Малышевым Павлом Петровичем!
В глазах вспыхнули искорки гнева:
— Да, мы так договорились. Так проще.
— Он показал удостоверение Малышева!
— Муж оставил его случайно.
— Там фотография вашего... друга.
— Нет. Там фотография Павла. Они, правда, несколько похожи, да и фотокарточка старая. А потом борода...
— Вы можете отдать мне это удостоверение?
Малышева вошла в комнату, порылась в столе и, минуту спустя, вышла обратно.