Злодейка чужого мира (СИ)

Первым условием для входа в медитацию является правильное дыхание и слова благодарности вселенной за предоставленное испытание. Да, поэтому спасибо тебе, гадость, за то, что я не умерла. Уверена, ты убиваешь меня к лучшему. Выворачиваешь меня наизнанку, как платье при стирке и прополаскиваешь мозги при главе Бересклета к моей будущей радости, несомненно. Так что теперь он знает, кто я, и может дергать меня за ниточки, как куклу, пока я не сломаюсь окончательно.
Мысли металась перепуганными белками, рассыпались песком, просачивались сквозь пальцы. Но Ясмин терпеливо собирала их снова и снова, пока мир перед глазами не стал упорядоченным и простым. Она хотела снова увидеть мать и заплатила за это. Все происходящее — следствие ее собственных поступков.
Никто не виноват. Так бывает.
***
В зале, облитой золотым предвечерним солнцем, выключили свет и зажгли свечи в старинных резных подсвечниках, установленных согласно давно утратившим смысл рунам. Ясмин вошла, рассматривая хаотичную роспись, выявившую себя при свете магических свечей. Бересклет был склонен к хаосу, в отличии от большинства тотемов, и в рунах это было особенно заметно. Никакой симметрии.
— Доброго заката, — любезно обронила она.
Семья, собранная из трёх ветвей, ее мать и напарники по несчастью были уже в сборе, поэтому не пришлось никого выделять.
На этот раз она постаралась. Платье, пусть и скромное, было хорошего кроя и из чистого шёлка, а пояс она, помня способ закрепления, обернула широкой полосой, подчеркивая талию и делая видимой откровенно невидимую грудь. Волосы, так и не пришедшие в порядок заплела и убрала вверх, но косметикой пользоваться не решилась. Чего доброго, мать подумает, что она пытается скрыть плохое самочувствие, а Абаль, что алые губы — это ради него.
И не так уж они будут и не правы.
Но теперь, когда карты открыты, и она понимает, что такое тотем Бересклета, намазать ее на бутерброд будет не просто.
— Ясмин, — с легкой запинкой позвала ее мать.
На этот раз, к вечерней зале отнеслись с вниманием, убрав столовую зону и освободив пространство для возможных танцев и выступлений. Словно кто-то собирается здесь танцевать.
Мама расположилась на старой козетке, вдвинутой в нишу между окнами, и Ясмин автоматически шагнула к ней. А после отпрянула. Глава Астер, хоть и сидел в кресле, но держал ее мать за руку, демонстрируя семейную близость. Интересно, мама понимает, кто сидит с ней рядом? Что. Понимает ли, чем стал ее некогда горевший научной страстью супруг?
Взгляд Ясмин метнулся по зале, отыскивая глав Древотока и Катха. Они знают? Кто-то должен знать. У любой силы есть проводник.
— Я хочу перемолвиться со своими спутниками словечком, — сказала она матери. — Им, должно быть, не по себе.
Мать не успела ответить. Глава Астер мягко похлопал ее по дрогнувшей руке. Большая часть его фигуры скрывалась в полутьме ниши, и Ясмин не видела его глаз.
— Конечно, Ясмин, — сказал он мягко, как если бы был ее отцом. — Но не отвлекай пока мастера Тихой волны, они с Айрис едва познакомились, дай им немного времени.
Сначала она не поняла. Мастер Тихой волны? После вдруг поняла и вспыхнула от смущения. Загорелась, как факел.
Бросила искоса взгляд в дальнюю часть залы, где Абаль высился стройной тенью около ее нежной сестры. В свете свечей Айрис казалась загадочной и необыкновенно красивой. Острые плечики, облитые шёлком, кружечная тень ресниц на щеках, мерцающие сапфиры глаз. Даже если бы рядом стояла Фло, Абаль забыл бы ее в ту же секунду.
После взглянула на мать, но та молчала, опустив взгляд в пол.
— Конечно, папочка, — сладким голосом, согласилась Ясмин.
К ее удивлению, глава Астер спустил ей это с рук, а мама беспомощно сказала:
— Отдыхай, милая, этот вечер организован для радости.
Глава 23
Ясмин улыбнулась и отошла.
Она не очень понимала, что затеяли тотемные боги, но теперь решить это было не так просто, как она полагала изначально. Отдав кровь тотему Бересклета, она стала его орудием и, возможно, прямой угрозой сыну Примула. А если точнее, она была этим орудием с самого начала. Интересно, осознавала ли это истинная Ясмин, отдавшая ей своё тело на служение Бересклету в минуту отчаяния?
 
— Примешь мою руку? — тут же сказал ей Верн, едва она успела отойти от матери.
Формулировка означала приглашение на парный танец, а Верн оказался рядом так внезапно, словно телепортировался. Ясмин автоматически повернулась в сторону Абаля, но свечи горели далеко от них, и она не смогла разобрать выражения его лица.
— Здесь нет музыки, — шепнула она.
— Под такт можно взять танец райских птиц, все фигуры идут на счёт пять, и он прост, как магнолия. Давай! Здесь страшная скукота.
Ясмин никогда не танцевала этот танец. Успев за эти дни перетряхнуть всю доступную ей память, она могла сказать с уверенностью, что вообще никогда не танцевала. Да обе они никогда не танцевали. Ну, может, вальсировала в школе на выпускном. И пару раз толклась на медляке в клубах, но была такая пьяная, что умение танцевать не имело никакого значения.
— Я не умею, — сказала она страшным шепотом.
— Быть этого не может, — таким же шепотом возмутился Верн. — Впрочем плевать, я тебя научу.
— Только не здесь и не сейчас, — тут же отреагировала Ясмин. — Мы можем просто выручить друг друга, изображая беседу около окна.
— Хорошо бы подойти к Абалю, уж больно далеко его усадили от нас, — задумчиво сказал Верн.
— Ни к чему, это просьба главы Бересклета, — обтекаемо ответила Ясмин.
Виновато пожала плечами, и Верн повёл ее к окну, которое плавало в полумраке залы особенной вечерней синью. По пути она прихватила мрачного Хрисанфа, в надежде, что ей удастся отгородиться от родни так называемыми гостями. Они расположились прямо на подоконнике, сделанном в виде ниши для чтения, что было крайне популярно лет двадцать назад. Ясмин улыбнулась, когда Верн вежливо подал ей руку, а Хрисанф отодвинул с диванчика подушки.
Это было почти забавно. Всего три дня назад Верн собирался ее убить, а теперь приглашает на танец. Согласно памяти Ясмин, его статус был весьма высок среди нового поколения, несмотря на то, что ему пока не удалось стать мастером. Было очевидно, что это вопрос времени и интриг, но не силы его оружия и дара.
Они говорили о чайном садике, о камелиях, которые так охотно выращивают в Варде, о библиотеке. Но взгляд все время убегал в сторону Абаля. Зала неотвратимо покрывалась темнотой раннего вечера, и она не могла разглядеть ни его лица, ни лица Айрис. Но они сидели вместе. Ясмин видела светло-голубой шёлк платья сестры и светлую накидку Абаля.
О чем они говорят? Ведь говорят. Не могут же они целый час сидеть молча!
Дважды за этот невыносимый час к ним подходила тетушка Ле-Ле с просьбой отведать домашние сладости. Мирта разносила чай. Главы Древотока и Катха перегораживали крайние окна в сад темнотой платьев, и практически не участвовали в беседах. Ведущая роль выпала бедным тетушкам и матери, которые периодически втягивали в веселые шарады и околонаучные байки присутствующих.
— У меня чувство, что я внутри хоррора, — сказала Ясмин, когда устала отбиваться от игры в шарады и напрягать зрение, пытаясь рассмотреть Абаля. — Темно, кругом подозрительные люди, свечи внутри пентаграммы…
— Что такое хоррор? — тут же спросил Хрисанф.
Ясмин только вздохнула. Как она себя не контролирует, все время проскальзывает что-то из прошлой жизни.
— Это… — Варда славилась театральным искусством, а вот фильмы предпочитала документальные и научные. — Такой театральный жанр. Есть комедии, есть драмы, а есть спектакль, где зрителя стараются испугать.
— Зачем? — с недоумением спросил Верн.
— М… Это самый простой способ вывести зрителя на эмоции, получить мгновенную обратную связь. Мирный человек добирает через хоррор эмоции, которых лишён в своей законопослушной жизни.
— Полный бред, — искренне сказал Хрисанф. — Ты этого тут набралась?