Отец с обложки (СИ)

— Ну и как тебе живется после всего, что учудила? А, Ксения? Совесть не мучает? Не жалеешь, что Толю проворонила?
Дикое возмущение выходит из меня неопределенным звуком на выдохе.
Это меня должна мучить совесть? Это я должна о чём-то жалеть?
— Что глаза вылупила-то? — Екатерине Павловне сейчас бы промолчать, но она развивает тему. Выглядит шикарно — ухожено, стильно, дорого. Пахнет роскошью. А мне всё равно противно рядом с ней находиться. — Толя столько работал, чтобы тебя обеспечить, для тебя старался. А в минуту сомнения, когда ему нужна была поддержка и уверенность, что ваш брак будет удачным, ты кроме того что бросила его, ещё и изменила. Забеременела не пойми от кого, а теперь улыбка до ушей.
У меня даже слов не находится после услышанного. Это меня Толя содержал? Меня? А ничего что он в моей квартире жил? Ничего, что заработанные деньги в большей части тратились на саму Екатерину Павловну? Это я молчу о том, кто кому изменил.
— Не смейте меня оскорблять. Не вам меня судить и тем более к совести взывать. Ваш сын поступил со мной как последняя сволочь, но я не обязана ни слезами умываться, ни возвращаться к нему потому, что вам так хочется.
Я вижу, что во взгляде бывшей свекрови то и дело вспыхивает злость.
Ей на каждое мое слово хочется ответить колкостью. Но она дослушивает. Потом же расплывается в улыбке и начинает смеется, показывая что мои слова ее но капли не задели.
В этом время наконец-то приносят мой заказ — четыре коробочки.
Свекровь внимательно следит, как их ставят на прилавок, а потом жестом руки отправляет прочь освободившуюся продавщицу. Конечно, зачем ей торты если на десерт она всегда предпочитала пить мою кровь?
— Ты бы не налегала на сладкое, дорогуша, — она проходится по мне оценивающим взглядом. — А то ты и так далека от эталона, а как растолстеешь… Кому ты нужна будешь с ужасными зубами, спасательным кругом вокруг талии и не пойми от кого нагулянным ребенком?
Сейчас я слишком ранима, чтобы реагировать трезво. В голове, как назло, ни одного достойного ответа. Горло сжимается из-за слез обиды.
Я не сделала ни ей, ни ее сыну ничего плохого. Была хорошей девушкой Толе, старалась поддерживать тёплые отношения с его мамой, подарки передавала, в гости звала, а она позволяет себе меня так оскорблять.
Екатерина Павловна с удовольствием садиста ждет моего ответа, но отвечать мне не приходится.
— Ксения, мы можем ехать? — раздаётся за спиной голос Леона и я замираю, вытянувшись по струнке.
Леон становится рядом, прикасается к моей пояснице. Сначала просто гладит, а потом тянет на себя, прижимая к своему боку.
Сердце снова заводится. Уж не знаю, из-за его близости или потому, что я внезапно чувствую себя не беспомощной. Защищенной.
— Да, можем. Мой заказ готов.
Я беру в руки одну из коробок. Остальные три пальцами сжимает Леон.
— А вы, простите?.. Это кто-то из твоих знакомых, Ксюш? Почему не знакомишь? — Он проезжается взглядом по женщине и спокойно ждет ответа, смотря в её лицо.
Екатерина Павловна тоже его оценивает. И по мере того, как делает это, скисает…
Уже не выглядит такой высокомерной. И надо мной уже вряд ли горит желанием глумиться.
— Я — бывшая свекровь Ксении.
Произносит так, словно это не утративший актуальность факт биографии, а дворянский титул.
— Вы хотели сказать несостоявшаяся свекровь? — спрашивает Леон, подчеркивая тот факт, что знаком с деталями моего прошлого очень хорошо.
— До недавних пор я сожалела, что у Ксении и Анатолия не сложилось, но теперь… Няньчиться с чужим довеском — незавидная судьба для мужчины…
Она бьет очень точно. Если бы Леон был моим мужчиной и не знал, что я беременна, правда от матери бывшего стала бы финалом наших отношений, а она хотела бы именно этого.
Я чувствую, как поглаживающие мою кожу пальцы Леона на пару секунд замирают, а потом возобновляют движение. Он улыбается, склоняет голову, взгляд по-прежнему не отводит:
— В потере прекрасной невестки вы можете винить только себя. Воспитали бы сына нормально — уже нянчили бы своих внуков, а так вам остается разве что с завистью следить за тем, как Ксения строит семью уже не с вашим инфантильным неудачником.
 
Право ответить Екатерине Павловне Леон не дает.
Он осторожно разворачивает меня и подталкивает в сторону касс.
Я же снова поглаживаю живот, тайком подглядываю на Леона, и не могу сдержать улыбку.
— Спасибо, - говорю, когда мы с Леоном оказываемся в машине. На него не смотрю, прижимаю к себе коробочку с тортом и делаю вид, что мне безумно интересно разглядывание фасада супермаркета.
— Знаешь, мне кажется твой бывший сделал тебе одолжение, бросив у алтаря. Тебе не придется до конца жизни терпеть эту выдру, - как бы между прочим произносит Вересов, вызывая у меня легкую улыбку.
Он выезжает со стоянки, включает негромко музыку, и везет меня домой. Если прикрыть веки, то можно мысленно вернуться на несколько недель назад. Когда между нами зарождалось хрупкое доверие и тепло.
— Приехали, — Леон прикасается к моему плечу и я резко выныриваю из сна. По дороге меня успело закачать и я задремала.
Леон поднимается вместе со мной в лифте. Я не возражаю. Мы молчим, как и прежде. Между нами все еще чувствуется напряжение. Я достаю с сумочки ключи, отпираю дверь. Потом протягиваю руку к мужчине, безмолвно прося отдать мне мои тортики, и как бы намекая, что за порог его не впущу.
Леон смотрит на мою ладонь, потом скользит взглядом к моему лицу. Мнется. Кажется, хочет что-то сказать, но не решается.
— Ты держишь в заложниках мои торты? – решаю пошутить, но юмор выходит плоским.
— Дело в том… я хотел тебя попросить кое о чем, Ксюша. Ты ведь помнишь Ярового?
— Еще бы мне его не помнить. Ты же хотел подсунуть меня ему, — злюсь, потому что он решил судя по всему о делах поговорить.
Леону мои слова не нравятся.
— Он требует, чтобы общим проектом руководила ты. Я не мог ему сказать, что ты у нас не работаешь и…
— Под «я у вас не работаю» ты имел ввиду, что уволил меня?
Леон криво усмехается.
— В общем, не могла бы ты мне разрешить сфотографировать твою руку. Ну, и наверное лицо тоже.
— Что?
— Я сказал, что ты на больничном, потому что у тебя перелом. Он не поверил. Требует личной встречи с тобой. Поэтому я хотел предоставить ему доказательство.
— Господи, — зло выдыхаю, собираясь принести в жертву свои торты. Разворачиваюсь, но мне не хватает ловкости, чтобы закрыть перед носом Леона дверь.
Он подпирает дверь носком, свободной рукой хватает меня за рукав.
— Да погоди ты.
— Та-а-ак, что здесь происходит-то? — за спиной слышится голос Ирки и я съеживаюсь.
Без скандалов не обойтись.
Леон отпускает меня, оборачивается на голос. Ирка внимательно его рассматривает, не скрывая свой интерес.
— А это разве не наш горе-папашка? — хмурится, переведя на меня взгляд, полный недоумения.
Вопросов у нее много. Ведь еще этим утром я в красках по телефону рассказывала как сильно ненавижу этого мужчину.
— А вы, простите, кто? — Вересову такое обращение явно пришлось не по душе. Они с Иркой друг на друга смотрят так, словно готовы пустится в бой прямо сейчас.
— А я лучшая подруга Ксюши. Наслышана о вас. Не понимаю только, что вы здесь делаете?
— Он уже уходит, Ира, - говорю с нажимом, при этом смотрю на Леона.
— Вот, держите, — Вересов отдает коробки подруге, коротко прощается и сбегает.
— Что он здесь делал? Почему вы вместе были? — Ира проходит за мной в квартиру, снимает обувь.
— Я сегодня ходила… Черт! Документы в машине его забыла, — морщусь, понимая что придется еще раз с ним встретиться. — В общем, проходи, у меня сегодня был отвратительный день. Я до сих пор не отошла. Мне не помешает чашка ромашкового чая для успокоения.
  
Глава 30
 
Всю ночь не могу уснуть. Переживаю за анализы, а еще из головы не выходят слова подруги: