Враг (СИ)

— Дима!!! — слышу ор Олега от калитки, раздающийся одновременно со звуком подъезжающего мотоцикла.
Тянуть дальше просто нет смысла, Олег в таком состоянии, что без лишних разговоров вытащит меня за шкирку.
Выхожу на улицу и стараюсь смотреть только на чёрные, покрытые пылью колёса. От мысли о том, что придётся смотреть ему в глаза, меня бросает в дрожь. Почему-то чувствую себя грязным.
— Что с лицом? — буднично спрашивает Лекс.
— Оцарапал… Ветками, — миную красно-чёрные кроссовки и перевожу взгляд на другое колесо.
— Что за цирк? — Олег дёргает меня за рукав футболки и говорит уже Лексу. — Ты, типа, не при делах?
— Ну ты же слышал, что он сказал? Поцарапался, ветками.
— Ветками, значит? — кидает свой рюкзак прямо в пыль и, не успеваю я даже пикнуть, сразу срывает с меня широковатую футболку, а потом за локоть разворачивает спиной к Лексу. — Это тоже ветками?! — тут же дёргает за руку, поднимая у меня над головой. — И это ветками?!
— Принцесса, это я сделал? — Лекс игнорирует возмущение Олега и спрашивает непосредственно у меня.
Мотаю головой, а самого слёзы душат. Хочется орать, что да, ОН! Пусть не своими руками, чужими, но всё же ОН! Только вот в таком случае, драки будет не избежать…
— Ну вот видишь? — уже Олегу.
— Пиздец! Идиота решили из меня сделать? Знаете, что?! Пошли на хуй! Оба! — Олег кидает в меня футболкой, которую я не успеваю поймать, и она красочной синей тряпкой падает в пыль у моих ног.
Краем глаза вижу, что он хватает с земли сумку и, не оборачиваясь, идёт к своему дому, матерясь на чём свет стоит.
А я так и остаюсь стоять в одних шортах. Мне бы тоже уйти, но чувствую на себе колючий взгляд и не могу даже двинуться.
— Почему не сказал ему?
— Вы бы подрались.
— Вот как? Значит, пожалел друга?
Молчу. Стою как истукан и пытаюсь поглубже загнать ком в горле.
— Одевайся. Поехали, — заводит мотор.
— Я с тобой не поеду, — наконец-то поднимаю на него глаза и с удивлением вижу, что ожидаемого торжества на его лице нет. Слишком серьёзный.
— Помнишь, что я тебе вчера говорил? — улыбается как-то наигранно. —Ты слушаешь меня, и ничего плохого не происходит.
Вздыхаю и делаю шаг к мотоциклу.
— Футболку натяни, — кивает на синее пятно на земле.
  *
За мной закрывается дверь, и я осторожно прислоняюсь спиной к стене. Уже знакомая квартира с розовыми покрывалами и навороченной кухней. Кажется, я думал, что больше никогда сюда не попаду. Что там вчера Лекс говорил? Моя соска? А я-то думал, что ещё легко отделался…
— Футболку сними и чеши в спальню, — командует, а сам скрывается в ванной комнате.
Как приговорённый к смерти, практически ползу в упомянутую комнату и сажусь на край кровати. У меня дежавю просто.
Через несколько минут заходит следом, но уже без куртки и даже без майки, зато с какими-то тюбиками в руках.
— Тебе всегда нужно дважды повторять? — голос у него не злой совсем, скорее уставший.
Точно, он же просил раздеться. Стараясь не шипеть и не кривить лицо, делаю, что он хочет.
— На кровать ложись, на живот.
— Зачем? — моргаю и пытаюсь заглянуть ему в глаза.
— Дима!
Заползаю на мягкое покрывало и утыкаюсь лицом в подушку. Неужели будет ещё хуже, чем я думал?
Залезает следом и садится мне на бёдра. Отвинчивает крышку в одном из тюбиков, и я почему-то вспоминаю, что где-то когда-то слышал о смазке…
— Перестань трястись! Не такой страшный Волк, как его рисуют, — слышу по голосу, что улыбается.
А мне и самому хочется улыбнуться. Это вроде как уже входит в привычку, ржать над пиздецовыми ситуациями. У меня, наверное, уже рефлекс такой выработался на стресс.
— Расслабься… — тихо так, почти интимно, а у меня сердце в пятки.
Вздрагиваю, как только прикасается ко мне. Холодными и мокрыми пальцами начинает осторожно водить по коже. В первые секунды даже не понимаю, что он делает, и только потом до меня доходит. Мокрое и холодное — это вовсе не смазка, а мазь, и Лекс просто втирает мне её в ободранную спину.
Облегчённо выдыхаю и слышу его смешок над своей головой.
 
— Вера видела? — спрашивает немного охрипшим голосом через несколько минут, спускаясь осторожными массирующими движениями по позвоночнику.
— Нет, — бурчу в подушку.
— Только перед Олегом похвастался? — нажимает немного сильнее на пояснице, и я охаю.
— Случайно получилось…
— Всё у тебя не как у людей, Принцесса, — доходит до пояса шорт и останавливается. — Задница цела?
Зарываюсь лицом в подушку ещё глубже и чувствую, что краснеют даже уши.
— Дурачок ты… Я про царапины.
— Цела…
— Вот и хорошо. Лежи пока, — сразу становится легче и спокойнее, когда он встаёт с меня и молча выходит.
Слышу, что гремит какой-то посудой на кухне, прямо как моя тётя Вера, а ещё шум включившегося чайника. Немного приподнимаюсь и передёргиваю плечами, ёрзаю на кровати. Наверное мазь с обезболивающим эффектом, потому что чувствуется уже меньше.
Удобнее умащиваюсь на подушке и жду. Похоже, что мне опять не оставили выбора. Только вот пережитый стресс и бессонная ночь берут своё, и я уже не слышу, как тихо открывается дверь и кто-то ложится рядом.
========== Розовые сны. ==========
Ты — моя тень из прошлого,
Ты душишь и калечишь.
Ты влез под кожу мне,
Но ты меня не лечишь.
Ты улыбаешься
И смотришь так серьёзно.
В словах — ирония,
В глазах — ночные звёзды.
По венам ядом молча разливаешься,
Невинным взглядом просто издеваешься.
Руками тонкими
Сжимаешь моё сердце…
… и я в осколки…
…а так хотел согреться…
POV Лекс.
Лежу рядом, боясь лишний раз вдохнуть, чтобы не потревожить. Разглядываю влажные ресницы и хмурые даже во сне брови. Бледные, едва заметные веснушки на щеках и запёкшуюся кровью царапину, прочерченную прямо по этим маленьким пятнышкам. Искусанные губы, слегка приоткрытые в тёплом дыхании, и бьющуюся на шее под прозрачной кожей жилку. Пряди волос, выгоревшие на солнце до белизны, и ссадину на лбу под ними.
Сдерживаюсь до последнего, пока не начинает рвать и крошить изнутри, пока не начинает трясти как в лихорадке, и тогда касаюсь его.
Пальцами по щеке, почти невесомо притрагиваясь, по скуле, останавливаюсь на шее, едва прижимая, вслушиваюсь в размеренный пульс. А мой собственный начинает спешить в два раза быстрее. Несёт кровь по венам с бешеной скоростью, разогревая её, распаляя, собираясь внизу живота приятным теплом и одновременно болью. Привстаю на локте и провожу рукой вдоль спины, не касаясь, на расстоянии сантиметра, ласкаю воздух над содранной кожей. Если бы мог, забрал бы себе всю эту боль. Да, наверное, сам бы лёг на покорёженный асфальт вместо него, как тогда, четыре года назад. Отдался бы в чужие грязные руки ещё раз, лишь бы знать, что его не тронули. И вчера я не был палачом, я умирал там вместе с ним, кричал вместе с его задушенными хрипами, чувствовал кожей каждый камешек.
Он поверил в то, что я смогу, а я бы не смог. Он верил в то, что я могу сделать ему настолько больно, даже не подозревая, что так же больно делаю этим себе.
Слегка поворачивается во сне, бессознательно стараясь не зацепить спину, и оказывается ко мне лицом. Наклоняюсь и почти утыкаюсь лицом ему в шею, оставляя несколько миллиметров между своими губами и его кожей. Вдыхаю такой знакомый ещё с детства запах — мыла и жаркого солнца, невинности и безумия. Моего безумия. Не могу простить, не могу заставить себя забыть. Вижу ночами испуганные небесные глаза и расширенные зрачки в них. Вижу его тонкую фигуру, исчезающую в высокой траве за оврагом.
Я, наверное, смог бы его понять, но я не могу. И себя понять не могу. Почему так? Почему меня рвёт на части от ненависти к нему и одновременно хочется укрыть его от всех, защитить, спрятать в своих руках, чтобы только мой, чтобы не видел никого, кроме меня. И если бы тогда, зная, что он не позовёт помощь, что предаст, мне предложили выбор, я бы ничего не менял. Я бы опять орал ему: «Беги!» — снова взял бы всю ту боль на себя, лишь бы его никто не трогал. Потому что я знал: он не сможет выжить после такого. Нежный, облюбованный мальчик, так старающийся походить на нас, уличных ребят. Он бы не смог. А я смог.