Игра в дурака
— Чего мне стоит делать, а чего — не стоит, я решу, когда каждый из вас ответит мне на вопрос: хотите ли вы знать, кто похитил Валерия Аркадьевича и зачем? — холодно заметил Гена.
— Конечно, я хочу знать! — мгновенно налился краской Сокольников. — Еще бы мне не хотеть!
— Однозначно — да! — ни секунды не медля, изрек Шелест.
— Разумеется! — воскликнул Бреусов, но не удержался, чтобы не добавить: — Может, Екатерина пойдет отдыхать?
— Я не устала! — отрезала Катя.
— Хорошо, — кивнул Гена. — Тогда для начала несколько вопросов. Прежде всего вам, Валерий Аркадьевич. И ответы должны быть абсолютно честными. Мы не занимаемся предвыборной борьбой, не работаем на ваших конкурентов, мы работаем на себя, а значит, в данном случае — на вас. Потому что, как вы знаете, нас сначала наняла ваша дочь, а затем ваша штабная команда. Итак. В тот вечер, когда вас похитили, вы виделись с Григорием Акимовичем Козлинским?
— Да, — после некоторой заминки признал Сокольников, — я вышел гулять с собакой, а тут он. Во дворе поджидал.
— Он разговаривал с вами о листовках?
— Откуда вы знаете про листовки? — удивился Сокольников, потом махнул рукой. — А, впрочем, вы, видать, и впрямь много чего знаете. Да, о них разговаривал. Если это, конечно, разговором можно назвать. Шипел, как змей, и пытался меня укусить. Запугать то есть. — Валерий Аркадьевич презрительно скривился.
— Как вы расстались?
— Очень просто. Я его послал подальше, и он пошел.
— Вы видели, куда?
— Я за ним не следил.
— А за вами никто не следил, вы не заметили?
— Тогда не заметил, но теперь точно знаю, что следили. Когда я возвращался с автостоянки, она рядом с домом, на другом конце двора видел машину с выключенными фарами. Но внимания я на нее не обратил. Там площадка, и почти всегда какие-нибудь машины ночуют. А когда Козлинский отправился восвояси, буквально через пару минут я услышал, что меня окликают по имени-отчеству. Подошли двое незнакомых мужчин, молодых, лет тридцати, лиц они не прятали, и сказали, что я должен с ними поехать. Ну, моя реакция понятна. Только какая там к черту могла быть реакция, когда они мне пистолет приставили и велели молчать! А потом, как в дешевом боевике, затолкали в машину, там за рулем третий сидел, завязали глаза и повезли. Довольно долго везли, особо в разные стороны не крутились, потому я решил, что ехали за город. Привезли в какой-то дом, похоже, деревенский, избушка такая из двух комнат с чем-то типа предбанника без окон, там кухню устроили. В комнате, где меня поселили, было одно окно, из него я видел только поле и лес. А во второй комнате, где эти двое парней со мной жили, окно выходило на другую сторону, но оно всегда было железными жалюзи закрыто.
Судя по всему, Шелест с Бреусовым этот рассказ уже слышали — Никита Петрович время от времени кивал как бы в знак подтверждения, а Виталий возлежал в кресле со скучающим видом. Катя же сидела с обмершим лицом, что и понятно — все-таки дочь.
— Кроме этих двоих, — продолжал Сокольников, — я за все время никого больше не видел. Они меня сразу успокаивать начали, дескать, ничего со мной не случится, поживу тут некоторое время, отдохну… Самое время мне было отдыхать! Я, конечно, характер проявил, все им высказал и все пообещал на будущее, но они сделали вид, будто оглохли. Потом попытался подкупить. Но они опять сделали вид, будто слово такое — деньги — никогда не слышали. В общем, типичные сторожевые псы. Хотя… — Сокольников не то чтобы подобрел, но злость несколько поумерил, — парни они нормальные, спокойные, исполнительные. Все, что мне было нужно, тотчас делали. В тех, понятно, пределах, которые им разрешили. Вообще-то таких парней у себя хорошо иметь. Хозяину их я бы башку открутил, а этих на работу взял. Кстати, они меня уверяли, что семью предупредили, дескать, со мной все в порядке.
— Вранье! — выпалила Катя.
— Сам теперь вижу, — буркнул Валерий Аркадьевич.
— Они вам хоть как-то объяснили, зачем вас похитили? — уточнил Гена.
— Ни черта не объяснили! Сказали, что сами не знают.
— Может, и правда не знали, — согласился Шелест. — Простые исполнители. Велели — сделали.
— Сегодня, снова ничего не объясняя, они вывели меня из дома с завязанными глазами, так и везли. А перед тем как в городе из машины вытолкнуть, натянули повязку аж на подбородок. Я, конечно, от нее быстро избавился, но, когда глаза освободил, все равно ни черта не понял. Кругом машин полно — поди угадай, какая.
— Это уже не имеет значения, — сказал Гена. — Мы знаем, где вас, Валерий Аркадьевич, держали. На бывших складах совхоза «Овощевод», там теперь работает производственный участок фирмы «Фортуна».
— «Фортуна»? Это кто такие?! — Сокольников аж со стула привстал.
— А никто. Если не считать начальника этого участка. Судя по всему, только он да те двое парней знали о вашем существовании. Потому что держали вас в домике, который на отшибе, к тому же огражденном. Туда персонал не ходит, а вас на улицу тоже не выпускали. И выпроводили они вас сегодня только потому, что вчера вот она, — Гена кивнул в сторону Варвары, — к ним заявилась. Под видом журналистки, которая вынюхивает, не знает ли кто, что случилось на дороге с машиной Козлинского.
— При чем здесь Козлинский?! — буквально взревел Валерий Аркадьевич.
— А вы ничего не знаете?
— Понятия не имею! И знать про него ничего не хочу!
— Напрасно, — никак не отреагировал на выплеск эмоции Гена. — Козлинский погиб. В автокатастрофе. Причем косвенно в этом повинны вы.
— Я?! — обомлел Сокольников.
— Гнусные выдумки… — прошипел Бреусов.
— Вы отдаете себе отчет? — тут же примкнул к соратникам Шелест.
— Отдаю, — холодно подтвердил Кирпичников. — Именно Козлинский подсказал нам, где вас, Валерий Аркадьевич, искать следует. Вы напрасно думаете, что после того вашего разговора Козлинский кинулся опрометью прочь. Он, вероятно, задержался и потому видел, как вас в машину заталкивали. И номер машины запомнил, потому что ваши похитители, когда поехали, фары включили. И кому принадлежит номер, тоже выяснил. Похоже, машина числилась за «Фортуной», тут ребята бдительность потеряли. И уж не знаю как, но место, где вас держали, Козлинский определил. По крайней мере, он так думал. Но до поры до времени помалкивал, хотя и знал, что вас разыскивают. А между тем за несколько дней до вас пропал журналист Желтухин. Вы наверняка внимания на его отсутствие не обратили.
— Журналисты — это забота Виталия, — отрезал Сокольников.
— Ну конечно, Желтухин, который с вами плотно работал, по вашим масштабам мелочь…
— У нас разделение обязанностей, — внес свою коррективу Бреусов.
— И с вашим разделением вы тоже на поиски журналиста не бросились. Собственное лицо пытались сохранить.
Виталий вознамерился было что-то сказать, но промолчал, лишь губы скривил. Зато опомнился Сокольников.
— Журналист нашелся?
— Целый и невредимый, — быстро проговорил Виталий.
Гена развивать щекотливую для Бреусова тему не собирался, но у Сокольникова такого уговора не было, однако же любопытство возникло — применительно, разумеется, к себе родимому. Он не стал спрашивать, что случилось с Севой, он спросил о другом:
— Какое отношение Желтухин имеет ко мне?
— По большому счету, никакого. Но это мы теперь знаем. А прежде…
— И почему, в конце концов, молчал Козлинский? — недослушал Сокольников.
— Почему — нас не касается. Как вы там свои предвыборные войны ведете, не наше дело. Для нас гораздо важнее, почему вдруг Козлинский решил выйти на ваш след. И этому есть объяснение. Оно как раз и связано с журналистом. Уже после исчезновения Желтухина в «Городскую газету» принесли статью, написанную все тем же Желтухиным. Не буду вам подробности рассказывать, но только мы узнали, что статью принесли из штаба Козлинского, куда, как выяснилось гораздо позже, ее доставил неизвестный человек. У Погребецкого состоялся с Григорием Акимовичем крупный разговор. К сожалению, разговор до конца довести ему не удалось, — Гена сурово покосился в мою сторону, — иначе человек был бы жив, а вы, Валерий Аркадьевич, давно уже дома пироги ели.