Временные трудности (СИ)

К сожалению, этот подлец всё и так осознавал. Он почтительно, словно вернувшийся из военного похода сын благородному родителю, поклонился матушке и омерзительно мягким, почти любящим голосом спросил:
— Досточтимая госпожа Лихуа, простите, если я проявляю непочтительность, но буду ли я прав, если предположу, что вы страдаете от болей в почках? И временами у вас сводит шею и ноги?
Мать, приготовившая нахалу гневную отповедь, удивлённо замерла.
— Да, вы правы! Но откуда вы можете это знать? Я понимаю, если бы вы хотя бы проверили мой пульс, как доктор Суо...
Злодей вновь коротко поклонился, словно отдавая должное справедливости и мудрости её слов, и ответил:
— Вы совершенно правы, лучшего результата я бы добился, проверив ваш пульс. Но многое этот недостойный чужак может увидеть сразу, ощутив ток ци в вашем теле!
Матушка качнула головой и слегка улыбнулась. Улыбнулась! От подобного предательства у Ханя перехватило дыхание.
— Вы заблуждаетесь. Нет-нет, не по поводу болей. У меня нет ци.
— Простите, госпожа, при всём уважении к вашей мудрости, осмелюсь предположить, что это вам сообщил кто-то из упомянутых ранее уважаемых докторов.
— Разумеется, — благосклонно кивнула матушка, — меня осматривало множество специалистов.
— Значит, им ещё предстоит продвинуться по пути науки. Они заблуждаются.
Он несколькими стремительными шагами подошёл к стене, легко, словно это была невесомая ширма из шёлка и бамбука, подхватил кресло, тяжёлое, которое слуги носили только вчетвером, поставил его за спиной госпожи Лихуа и, без спросу подхватив её за запястье, помог сесть. При этом он полностью проигнорировал страдания Ханя, пытающегося дрожащими руками подняться из лужи непереваренного обеда.
— Ци есть везде и во всем. Ведь она — энергия жизни, пронизывающая все вокруг, от холодных звезд до самых раскалённых глубин земли под нашими ногами, от вершин гор до бездны океана. Она есть у деревьев и зверей, у богов и демонов, духов и призраков. И, конечно же, есть она у каждого человека. Да, у некоторых она сильнее, у других слабее, кто-то может ею разрубать горы и крушить врагов, а кому-то не удаётся даже задуть свечу. Некоторые не чувствуют её, ведь им неведомо, что она у них есть, а значит, не могут ею повелевать. У вас есть ци, госпожа Лихуа, чистая и прекрасная, столь же прекрасная, как и вы сами!
Хань от возмущения вновь замычал. Что этот подонок вообще себе позволяет? Лишь плохое самочувствие не позволило вновь кинуться на самозванца и по-настоящему его проучить.
— Если вы, госпожа, позволите этому недостойному коснуться вашего благородного тела...
К ужасу Ханя, мать благосклонно кивнула головой.
Руки злодея замелькали стремительными змеями, лёгкими незаметными движениями касаясь рук, запястий, лопаток, плечей и шеи матушки. Один раз они даже коснулись впадинки между ключицами! Наконец он вытянул палец и коснулся ей средины лба.
— Скажите, благородная госпожа Лихуа, как вы чувствуете себя сейчас?
Матушка покрутила шеей, замерла, словно прислушиваясь к себе, и округленными глазами изумленно уставилась на мерзавца. Несмотря на то, что он, не будучи её мужем, посмел её облапать, она не только не позвала стражу, но и улыбнулась тепло этому мерзавцу, словно собственному сыну!
— Ци есть везде и в каждом, — продолжил разговор самозванец. — Как и обычные мышцы, её можно развивать, усиливать и тренировать.
— Но мышцы можно повредить, — слабым голосом возразила матушка, — и так и случилось с моим Хаоню!
— Все, что повреждено, может быть излечено, — самодовольно заявил злодей, отступая от матушки и вновь коротко кланяясь. — Конечно же, при правильном подходе.
— Но доктора...
— ...лечили ваше тело, но не привели в гармонию ток ци, поэтому результат всегда оказывался кратковременным. Я не специализируюсь в целительстве, но умею обращаться с боевыми травмами и ранами, полученными на тренировках. В том числе и с поражениями меридианов и акупунктурных точек.
Ранами? Он сказал ранами? Хань обнаружил, что его тело, словно само, постепенно отползает к испачканному креслу, собираясь под ним скрыться. Да, точно, обрадовался он, проползти возле кресла, заползти за ширму, пробраться к выходу и скрыться, приказав слугам никуда не пускать этого злодея. Ведь клятвы отца касались лишь самого Ханя!
 
— А ещё я отлично умею разыскивать спрятавшихся, — откуда-то с высоты прогремел ненавистный голос.
Могучий пинок отбросил кресло в стену, и Хань задрожал, глядя на обломки. Ведь чуть левее, и этот пинок пришелся бы прямо по нему!
— Встань.
— Я тебя не боюсь! — заявил Хань, даже не пытаясь подняться.
В голове его это звучало мужественным вызовом неумолимым обстоятельствам, вот только вслух вышло что-то тонкое и писклявое.
— Ты забыл проблеять «учитель», — хохотнул этот мерзавец.
Невыносимая боль пронзила тело Ханя, которое словно само подлетело в воздух, приземлилось и поскользнулось на разлитых по полу остатках супа. Супа из акульих плавников! Уже однажды съеденного!
— Встань, — прозвучал откуда-то сверху строгий голос.
Тело Ханя еще раз подлетело вверх и опять шмякнулось о пол, в этот раз гораздо гораздо болезненнее.
— Встань.
Слезы текли из глаз Ханя, но он поднялся, не желая повторения боли. Матушка, глядевшая на происходящее влажными глазами, закусила руку, затем вдруг отвернулась и выбежала прочь непривычно лёгкой и стремительной походкой.
— Где находится тренировочная площадка, ты, разумеется, не знаешь, — этот мерзавец даже не спрашивал, а утверждал!
Хань лишь продолжал сопеть. Отголоски только что причинённой боли занимали все мысли, не оставалось даже сил сетовать на несправедливость судьбы, на жестокосердность отца и духов предков, на внезапное и неожиданное предательство матери, бросившей его наедине с этим чудовищем.
— Не слышу твоего боевого крика, — не унимался самозванец.
— К-к-какого крика? — вырвалось у Ханя.
Он непроизвольно сжался, ожидая нового удара, но мерзавец легко, словно отряхивал пылинку, коснулся плеча Ханя, и тело вновь пронзила невыносимая боль.
Ответ был произнесён любезным и даже добродушным тоном с ноткой укоризны, как когда-то учитель каллиграфии Чень Цзы указывал на помарку в написании сложного иероглифа:
— «Какого крика, учитель».
— Какого кх-х-рика, учитель? — послушно просипел Хань.
— Боевого, состоящего из двух слов «да, учитель!». Иди за мной.
Хань, замерший в немом ступоре, лишь открывал и закрывал рот. «Учитель» сделал несколько шагов прочь и, не услышав за спиной его сопения, остановился и медленно развернулся. У Ханя внезапно заболел живот и невыносимо захотелось в туалет.
Как неоднократно рассказывали свитки и кристаллы, в тяжёлые и опасные моменты жизни к герою приходит просветление. Чувства обостряются, мысли становятся быстрыми и острыми, словно клинок полководца, а разум накрывает волна понимания. Как оказалось, кристаллы ничуть не врали. В стремительном водопаде ясности, понимания и интуиции Хань с потрясшей его самого уверенностью осознал, что ещё мгновение, даже доля мгновения — и его снова изобьют.
— Да, учитель! — закричал он.
Вернее, пытался закричать. Из-за сводящей тело боли звук получился жалким, более напоминающим сдавленный сип. Из глаз снова покатились слезы, а в носу хлюпнуло. Мучитель повернулся и отправился прочь, важно вышагивая и больше не оглядываясь, и Ханю больше ничего не оставалось, как поплестись следом.
— Спаси меня, спаси, — Хань вцепился в какого-то парня-слугу, чьё лицо показалось ему смутно знакомым.
Удара он не заметил, лишь мгновением спустя невыносимая боль пронзила тело, а неведомая сила отбросила прочь и покатила по полу.
— У тебя еще остались силы думать, плакать и искать спасения? Это хорошо, значит, можно нагрузить тебя сильнее, чем я рассчитывал, — заявил злодей.
Слуга, на помощь которого Хань понадеялся, как утопающий схватился бы за щепку в водовороте, куда-то бесследно исчез. Он попытался прыгнуть, чтобы, пробив тонкую рисовую ширму, проскользнуть в дверь, ведущую в личные помещения, куда чужакам нет хода. Увы, попытка провалилась — цепкие, словно клещи кузнеца, пальцы ухватили его за ухо и потащили по полу, как нерадивого щенка. Когда Хань решил, что ухо сейчас оборвётся, злодей разжал хватку и несколькими не очень болезненными, но обидными пинками заставил подняться на ноги. Хань оглянулся по сторонам, но слуг нигде не было. Эти трусливые неблагодарные твари позорно разбежались, вместо того чтобы защищать своего хозяина! Ну так хотя бы никто не увидел его унижения.