Как выжить в зомби-апокалипсисе? Возглавь его! (СИ)

Влад облазил помещение вдоль и поперек.
Оборудовал для своих нужд и просто развлекался.
Вы знаете сколько в среднем городе можно найти бродячих собак?
Когда счет окоченевших трупов перевалил за десятки, Влад начал чувствовать Голод. Почти тот же, какой и псы, давящиеся чистейшей болью под тонким налетом гастрономического удовольствия, фантомного насыщения и краткой передышкой, взятой у голодной смерти.
Градус наслаждения, приносимого муками умервщляемых собак и кошек, затаскиваемых в подвал, уверенно спадал. Это больше не горячило кровь, как прежде. Это стало рутиной, пресной, жалкой и не интересной.
Краски вернулись после первого бомжа.
Кто будет искать алкоголика, наркомана или бездомного? Вот именно, всем на все плевать.
Четыре трупа теперь висело на Владе.
Четыре человеческих трупа, что потеряли жизнь в его келье боли и что были распилены ножовкой на части, дабы потом, завернутыми в пакеты и фольгу, быть закопанными на пустырях.
Рано или поздно Влада поймали бы. Или ему бы это в конец надоело.
Но… очередная туша выпотрошенной собаки. Внутренности и несколько сломанных костей со слитой кровью в ведре под столом. Ничего необычного.
Чьи-то клыки сжались на его тщедушной шее, разрывая кожу, мышцы, кровеносные сосуды, кадык и гортань.
Кровь.
Восставшие псы, так и остались у его тела, обгладывая до костей, дабы в течении следующих дней, те собаки, что были похоронены в пределах прилагеющих к заводу территорий, разрыли свои могилы, вернувшись на места смрачной, трагичной кончины.
И Влад восстал.
Вот только теперь, он был не Владом, а Хозяином Мертвой Стаи.
И его верные слуги, что уродовали своим существованием само определение жизни, пропитанные Смертью и Болью, рванули во все стороны волной ночного прилива насилия. Они рвали беззащитных смертных, смаковали их плоть, дробили и крошили кости. Они пожирали еще живых собратьев, дабы те присоединились к стае мертвецов. А Влад продолжал лежать на полу, недвижимая груда костной ткани в луже запекшейся крови, украшенной лохмотьями плоти, что не поглотили гниющие остовы домашних питомцев, что просто стали не нужны своим хозяевам.
  
Глава 23. Вера и честь
 
Для Виктора Земина последние несколько дней показались настоящим Адом на Земле.
Из его отряда выжил только он и "Ну че там, я попал?", которому повезло через балконы перебраться на крышу многоэтажки, где он и отсиделся, до боли в суставах вцепившись в винтовку, смотря через прицел на эту бойню. Остальные… лучше бы они просто кормили червей в комьях кладбищенской почвы.
Там было много тел. Много крови. Много боли.
Снайпер спустился со своей точки обзора, где проторчал несколько часов взывая о помощи на всех доступных частотах, когда увидел капитана. Несколько этажей бетонных плит под ним представляли собой чертов некрополь. Беспощадный рок восставших из своих могил тварей настиг всех, кому не повезло находится в квартирах. Женщины, дети, старики, инвалиды… теперь они все мертвы. У бойца Прямого, пока еще слабо, но вполне отчетливо проступало то самое выражение глаз. Когда террористы подрывают себя вместе с окружающими, опаляя твое лицо жаром, сбивая с ног взрывной волной и брызжа в лицо ошметками человеческих потрохов… в тебе просыпается ненависть. Один вопрос — почему? Зачем? За что? Чтобы что? Интерпретаций его много, но смысл всегда один.
Он может слететь с резьбы. Если в ближайшее время произойдет еще нечто эквивалентное чернобыльским мутантам, разгуливающим средь бела дня, то у него окончательно сорвет чердак, а что будет после этого, можно лишь предполагать.
Рация не работала.
"Ну че там, я попал?", как самый молодой из их дуэта, выковырял из остывшего месива трупов треснувший телефон. Отзвонился в штаб.
Следующие дни размазались в единое, смутное и уродливое цветовое пятно, из которого было попросту невозможно вычленить какую-либо отдельную деталь.
Был морг. Перекинули туда всех, кого только могли.
 
Был автомат и бронежилет. Были нервные смешки снайпера, стоящего рядом с аналогичным набором, крутя в мелко дрожащих пальцах мятую сигарету. У "Ну че там, я попал?" никогда не было проблем с координацией и мелкой моторикой. К тому же, он не курил.
Не говорили.
О чем можно говорить в таких ситуациях?
О том, что все будет хорошо?
О памяти усопших?
О том, что мы живы, а тела братьев и тварей, что их убили, вскрывают мрачные патологоанатомы под чутким патронажем кого-то из государственников?
Просто молчали. Это молчание разъедало подкорку мозга непривычной тишиной, вызывающей в извилинах кровавые картинки растрескавшегося асфальта, которого было не видно под склизко-влажным ковром выпотрошенной мертвечины. Но даже так молчание было лучше неуклюжих и неуместных попыток отвлечь разум бессмысленным разговором о погоде или еще каком дерьме, мало занимающих даже в мирной жизни.
Земин был не самым последним человеком в системе, а посему номинально был приставлен к чекисту. Не хватало людей. В Метовск уже сплошными эшелонами двигают ребятки из спецслужб, доукомплектованные кучей крепких парней в полной боевой экипировке.
Прямой смог рассмотреть монстров вблизи, внимательнее. Страх перед неизвестностью, отвращение, отторжение на генетическом уровне смешивалось с параноидально-нездоровым научным интересом. Как они устроены? Как работают их организмы? Откуда они появились? И, наконец, самый главный вопрос, к которому, по сути, все и сводилось — как их лучше всего убить?
Первому, наиболее сохранившемуся телу, снесло голову.
И при взгляде на этот труп, Виктор понял, что скорее всего чудовище, чуть не отправившее его в Рай, Ад или Вальгаллу с ненулевой вероятностью может являться прародителем "упырей", как их называли некоторые из солдат. Тот был куда опаснее, страшнее, быстрее и неистовее. Возможно, это просто выверт психики и по прошествии первого шока при взгляде на бездыханное существо, оно казалось менее опасным.
Ростом около 170–180 сантиметров. Болезненно-тощее и нездорово-бледное гуманоидное тело. Практически дистрофичное, каждая кость и малейшее ссохшееся мышечное волокно отчетливо проступают под шкурой, отдаленно напоминающей ороговевший эпидермис. Заметно вытянутая черепная коробка немногим выше узких щелей носа отсутствовала. Осколки костей, заляпанные сероватым мозговым веществом и черной кровью. По бокам этого образования, лопнувшего перезрелым арбузом, заостренные уши, мало чем напоминающие привычные человеческие раковины. Сверившись с головой второго, которого разнесло на части хаотично-панической стрельбой бойцов спецназа, исступленно давящих на гашетку, впав в ступор от появления ночного кошмара, воплотившегося в реальности, стал ясен их приблизительный облик. Морда перевернутым треугольником, лысая голова, тусклые точки затопленных беспросветной чернотой глаз глубоко запавших в темные провалы глазниц, кожа, почти рвущаяся костями скул и подбородка. Нижняя челюсть, чуть выступающая вперед, облепленная сухими, но удивительно мощными мышцами, приводящими ее в движение. Грязно-бурые десна, беспорядочно усеяные кривыми желтоватыми клыками с фалангу пальца.
Узкие запястья и худые лапы. Черные когти, три-пять сантиметров. Чуть загнутые, толстые, острые. Ногтевые пластины, сросшиеся с костями.
И как отметила заведующая патологоанатомическим отделением, крайне занимательным фактом, к тому же являлось то, что клыки и когти по прошествии довольно большого срока с момента смерти, продолжали вырабатывать некие специфические жидкости. Десна поблескивали от бесцветной слюны, уже стекающей по впалым щекам. А металл разделочного стола покрывался ржавчиной от бурого гноя, сочащегося из смертельного маникюрчика.
Но больше всего в этой твари пугало то, что оно было облачено во вполне нормальную одежду. Потертые джинсы, кеды, чьи носки порвали когти ног, пошарпанная темная мастерка и черная футболка с оскалом треснувшего черепа. Это… Земин не имел ученых степеней и высшего медицинского образования. Но когда-то это определенно было человеком, чьи оплывшие очертания еще можно было увидеть.