Эксклюзивно для Его Величества (СИ)
Тем же вечером я услышала, как отец и мать ругаются по гилайону (перед этим я сообщила Хейли, что служащие салона придут за автолётом). Мама кричала, что не нужно никому ничего возвращать. А папа боялся, что Камбер начнёт склонять моё и без того потрёпанное имя: выставит меня расчётливой стервятницей, которая взяла деньги и кинула его. Мне кажется, вряд ли. Камбер был запуган ткачами и, скорее всего, опасался слежки. Поэтому держал рот закрытым. А я… Я просто хотела избавиться от всего, что связывало меня с той историей. И вернула деньги за интервью, которое не давала… Или давала?.. Я не знаю… Иногда я боялась, что сошла с ума!
— Не отчаивайся, детка! — говорил отец. — Что случилось, то случилось. К сожалению, прошлое мы изменить не можем. Но одна, даже масштабная неудача — не повод махнуть рукой на всю жизнь. Ты молодая, талантливая. Ты добьёшься своего! Я в тебя верю! И готов помочь!
Я смотрела на него, жадно ловя каждое слово. Это было то, чего мне не хватало: обычное ободрение, поддержка. Не жалость, а участие. И предлагал мне это только он — мой папа.
Вот теперь я оценила всё. И за золотым блеском украшений и дисконтных карт, подаренных Хейли, разглядела истину. Поняла, кто по-настоящему любит меня. Как же я радовалась, что не выбросила папины подарки: милые вещицы из разных стран, откуда он приходил на мои дни рождения. Ведьминская куколка, заговорённая на удачу, осколок зерука — камня, упавшего с неба… Теперь они были дороже всех брендовых сумочек и туфель. Ведь эти подарки были уникальны и неповторимы. Вещи не для хвастовства, а для памяти. Жаль только, что поняла я это такой ценой!..
Я была благодарна папе и господину Труалю. Они не отказались от меня, взяли на работу, не глядя на «грязный список» и вопреки всем негласным распоряжениям. Относились с уважением, признавая мои заслуги за прошедший год. День за днём я училась жить заново, без опоры на имя отчима и отца, а скорее вопреки им. Ведь сейчас моя фамилия больше вредила, чем помогала. Я жила, не рассчитывая ни на кого. Да и меня, по сути, теперь всерьёз мало кто воспринимал. На мне поставили жирный крест, и никто не считал нужным и целесообразным цацкаться со мной, тратить свои силы и время.
Когда-то, сразу после смены гилайонного номера и удаления страниц в соцсетях, я готовилась к тому, что знакомые (не все, но хотя бы кто-то) всё-таки будут искать меня. Так вот, зря. Не искал никто: ни однокурсники, ни коллеги. Ушла и ушла. Пропала и пропала. Мои бывшие друзья словно отрясли руки. Я совру, если скажу, что легко пережила это. Нелегко. Внутри всё горело. Не ярким огнём, а медленным жгучим пламенем тлели наивные юношеские принципы и убеждения. В итоге после нескольких месяцев изгнания, сплетен и косых взглядов я словно переплавилась внутри, прокалилась и стала другой. Совершенно иначе смотрела на мир вокруг себя. Теперь я чётко делила окружающих людей по группам или кругам, как демоны и тёмные эльфы. Основная масса находилась вообще за пределами моего внимания и интереса. Были соседи и нынешние коллеги, которых я поместила в третий круг, — те, с кем в силу обстоятельств приходилось общаться — коротко и по делу, без всяких разговоров по душам. И был папа в первом, ближайшем круге — самый дорогой и родной человек, единственный, кому я ещё доверяла. Вы спросите, кто был во втором круге?.. Никто! Второй круг — это пограничная зона, отделяющая своих от чужих.
Оказывается, для нормального общения не нужно много друзей и знакомых, хватит и одного, если он понимает тебя, дорожит тобой. И поверьте, мы с папой говорили не только о моих проблемах и неурядицах. Наоборот, с каждым днём делали это всё реже. Отец стал моим наставником как репортёр. Учил сам, открывая секреты и хитрости нашей профессии. Водил к своим приятелям, которые тоже добились успеха в репортёрской деятельности. Показывал, как работать с информацией, нещадно критиковал мои проекты, не пропуская ни одного огреха, и хвалил, если шоу с моим сценарием собирало просмотры.
Тем удивительнее для меня было узнать, что у отца есть личная жизнь. Естественно, я понимала, что он не хранит маме верность, всё-таки прошло больше двадцати лет после развода. Нельзя тосковать столько времени по тому, кто давно тебя забыл и счастлив с другим. Но за все эти годы я не видела рядом с папой другой женщины. А тут на тебе!.. Началось с того, что во время уборки я нашла ментоловые сигареты, длинные тонкие, точно не мужские. Тем более папа не курит. Вывод напрашивался сам собой: в доме была другая женщина. Лезть с расспросами я посчитала нетактичным. И ждала, что отец сам познакомит нас, если посчитает нужным. Но проходили дни, а я по-прежнему не знала имя таинственной незнакомки. Папа каждую свободную минуту находился рядом со мной, всегда ночевал дома, по гилайону разговаривал спокойно, не прячась и не шепчась. И история с сигаретами стала благополучно забываться.
Но однажды я встретила в съёмочном павильоне молодую женщину с длинными светлыми волосами. Кажется, до этого я видела её в бухгалтерии. Блондинка передала отцу папку, что-то показала ему в бумагах и сразу ушла, но я почему-то обратила на неё внимание. Может, сработало чутьё? Не знаю. А когда через несколько дней увидела её, выходящей из курилки и прячущей в сумочку ментоловые сигареты, поняла, что это и есть та самая таинственная незнакомка. Из любопытства я зашла на сайт телеканала и уже через полчаса всё выяснила: как зовут, где и кем работает, семейное положение. И после того дня словно прозрела! А папа с нашим бухгалтером то и дело стали попадаться мне на глаза. Как-то, зайдя в финотдел, я увидела там отца. Он стоял возле стола, за которым сидела та самая блондинка, и что-то доказывал, тыча пальцем в бумажку, а женщина слушала, кивала, потом словно невзначай поправила воротничок его рубашки. И папа даже бровью не повёл, как будто ничего особенного не случилось!.. В другой раз я заметила, как отец, проходя мимо, быстро приобнимает эту женщину за талию, а она улыбается ему, нежно, интимно. Так на посторонних мужчин не реагируют.
И вот сегодня я опять увидела их вместе.
— Софи? — отец тут же подошёл ко мне.
Женщина вежливо кивнула и снова занялась счетами. Я чмокнула папу в щёку.
— Я уже освободилась. Может, вместе домой пойдём?
— Нет, детка, боюсь, не получится… — отец покачал головой. — Мы ещё не закончили… И я хотел поговорить кое с кем.
Я осторожно выглянула из-за его плеча. Женщина что-то чёркала на бумаге, но мне показалось, что она украдкой поглядывает в нашу сторону.
— Лаура Катель, — выразительно протянула я и подмигнула папе: — А она симпатичная.
«Железный» Кристиан Арно смутился! Честное слово! На секунду, но смутился.
— Кто тебе сказал? — он тут же взял себя в руки и подбоченился, с интересом поглядывая на меня.
— Сама догадалась, не маленькая уже, — я пожала плечами. — Пап, всё нормально… Ну, тогда я пойду? Не хочу вам мешать.
— Ты не мешаешь.
— Да? — не поверила я. — Я сейчас живу с тобой и ни разу не видела Лауру в нашем доме. А это значит…
— Что у нас есть место, чтобы встречаться, — закончил отец и нахмурился: — И чтобы я ни слова не слышал о том, что ты мешаешь.
Больше я не приставала к отцу, всё-таки это деликатная тема в общении детей и родителей, особенно — дочери и отца. Но я была рада за папу. Он заслужил своё счастье.
А меня убивала моя нынешняя убогая жизнь! Убивала моя невидимость! Я привыкла всегда быть в центре внимания, в самой гуще событий. И понимание, что меня незаслуженно лишили этого, сводило с ума. Естественно, я думала о произошедшем, даже после визита детектива. Может быть, ещё чаще, чем до этого. Ждала, когда вернётся память, и гадала, почему я её потеряла.
Должна быть причина, по которой я сделала то, что сделала. Должна! Потому что я ни разу не помышляла ни о чём подобном. Даже зная, что Авизар скоро уйдёт, я не собиралась ему мстить и делать гадости. Значит, идея с таким громким разрывом отношений не моя. Но кто и как заставил меня это сделать?.. Неужели всё-таки из-за репортажа о работорговле? Неужели я подобралась так близко к верхушке этой цепочки, что стала представлять серьёзную опасность?.. И почему ударили так? Именно через Авизара? Как у них это получилось? Почему просто не убили, устроив несчастный случай? Или цель была не только я?.. Может, таким образом хотели припугнуть остальных журналистов? Может, боялись, что аврейский король, увлечённый молоденькой журналисткой, поручит расследовать её гибель, что опять же могло вывести ткачей на правильный след? А так Авизар убрал меня сам, своими руками!.. Не знаю. За эти месяцы я передумала столько всего! Особенно когда папа улетал на съёмки, и я оставалась одна дома. Думала… Думала… Думала… От бесконечных мыслей болела голова. Болела так сильно, что я ходила в аптеку за обезболивающим зельем. Лежала бессонными ночами в пустом доме и таращилась в окно. Вот тогда я начала курить.