Трудно быть замполитом (СИ)

Судя по лукам и копьям в их руках, фуражиры. На охоту выбрались.
— Экий «красавец»… — хриплый подошел совсем близко и ткнул в меня древком копья. — Будто сраку на харе отрастил, а? Гдеж тебя так изуродовало?
Спортсменка спрятала кинжал и принялась объясняться за всех, но хриплый отмахнулся на середине:
— Чего, мужики, кто верит, что они от разбойников через лес удрали? А? Нет, никто? Вот то-то же… — щелкнув пальцами, он повелел сослуживцу отобрать кинжал. — Ладно, раз такое дело, так и быть, сведу-ка я их к сержанту…
— Та на кой их в лагерь тащить?
— Не, ну вдруг лазутчики? А как сир говорил? Блядительность!
— Бдительность, балда! И какие с них лазутчики⁈ Воняют, аж дух стоит! Доходяги дорожные, пинка дать, и вся недолгая. Ты оленя тащить отлыниваешь!
Хриплый только усмехнулся и снова ткнул меня древком, командуя идти вперед. Пришлось подчиниться. На взятку нет ни денег, ни желания. Солдат просто нашел возможность пошланговать, так зачем рыпаться?
— Так и кто заблудился? — оскалилась Пегги, когда деревья начали редеть, а вдалеке замаячили стены города. — Вот, аккурат к Хребту вывела! Бери слова назад!
— Хорошо-хорошо… — близость цивилизации заставила аптекаря подобреть. — Но не раньше, чем искупаюсь и отстираюсь. Носы воротили, глядели, будто нищенка… Неужто впрямь так дурно пахну?
Гвардеец никак не препятствовал болтовне, а только насвистывал веселую мелодию. Это радует, значит никто никого подозревать не будет и отпустят сразу после «выяснения». Правда… Какого хрена гвардейцы делают в лесу? Нет, понятно, что дичь промышляют, но для кого? У лордов для этих дел ловчие имеются.
Ответ нашелся быстро, стоило выйти на опушку.
Город располагался в широкой долине промеж двух горных гряд, которые делили с ним одно имя. Рыбий Хребет — неказистое название места, через которое проходила половина торговых маршрутов. В основном, с юга везли заморские шелка и специи, пока с севера подтаскивали самоцветы и пушнину. Город был всего лишь остановкой на пути, но даже так, бабла там водилось дохренища, ибо не всем торговцам улыбалось тащиться на юга или севера, и часто они сбывали товары прямо в городе, отчего ювелирные и портные мастерские стояли на каждой улице.
И сейчас, возле этого милого городка, где так хорошо сбывать контрабандный жемчуг, появился еще один. Сотня шатров и тентов раскинулась в отдалении от каменных городских стен с явно недружелюбными намерениями. Звенела походная кузня, в стойлах фыркали боевые кони, коптил небо дым костров, хлюпала пропаханная сапогами почва. Полдюжины благородных знамен реяли в центре лагеря, словно вишенка на торте из дерьма.
Девчонки притихли, прощаясь с мечтами о купальнях и харчевнях. Все, приплыли. Хрен нам, а не город.
— Слушай, а че это у вас тут такое?
Хриплый только плюнул:
— Не твоего ума дело.
Конечно, как иначе… Чуть приотстав, я бесцеремонно залез в поясную сумку аптекаря и достал взятую с покойника монету. Серина зашипела и едва не влепила пощечину, но мне до было не до этикета.
Потертый медный «лепесток» задобрил хриплого:
— Осада, чтож еще?
— Это я вижу, а кто с кем бодается? По какому поводу?
Он ожидал еще монету, но я только развел руками.
— Ай, голь перекатная… Ладно, я не жадный. Осада тут, как и сказал. Тыж знаешь, что Живанплац тю-тю, уж как месяц знамена спустил? А этот Большежоп… Ну, лордик, что за городскими стенами прячется, он на их стороне выступал. И вот пару недель назад наш лорд, Дюфор который, к нему сына слал. Мол, давай добром уладим, проиграть ты проиграл, но госпоже новой присягнешь и позабудем былые обиды. А Большежоп что? А взял, да порубил всех. Сынка, гонца, эскорт, всех. Обида, видать, взыграла. Еще и головушки их на ворота подвесил, безумец. Вот наш лорд-то знамена и собрал, уму-разуму Большежопа учить. Понял?
— Понял.
Что нихрена не понял.
Это что получается, война не кончилась? Зря я от стюарда бежал? Не, вряд ли, скорее, это не война, а так, принуждение к миру. Даже стенобитных орудий не строят. Лагерь стоит сонный, что твой дневальный. Штурма никто не планирует, просто силой меряются, чтобы потом более выгодные условия на переговорах выбить. Обычная политика на поту и костях простолюдинов.
 
Хриплый довел до палатки на краю лагеря. Количество гниющих потрохов в помойной яме неподалеку подтвердило догадку, что я имею дело с отрядом фуражиров. Этакие средневековые каптеры, добывающие пропитание и прочие ништяки для остальной армии. Довольно блатная служба, пусть и презираемая остальными.
— Эй! — бородач с сержантским поясом отвлекся от разделки лошадиного бедра. — Сир тебя за оленем отсылал, а не за… Ухтыж! Вот это хлебало…
Моя физиономия опять произвела фурор.
— Атож! Бродяги, в лесу сыскались. Как тебе? Будто срака улыбнуться тужится, верно?
— Диво-дивное, спору нет, но на кой-приволок?
— Так мало ли, авось лазутчики…
Сержант скривился и уже подбирал слова, как бы послать всех нахрен и отпустить нас с миром, но вдруг вскочил с места и выпрямился:
— Сир!
Со спины хриплого приблизилась высокая туша в дорогом расшитом узорами гамбезе — крепкой и толстой стеганной куртке, которую обычно использовали как поддоспешник. Зевая и почесывая щетину, рыцарь молча отпихнул хриплого и кивнул сержанту:
— Гляжу, девок уже сообразил, хвалю… — он поглядел на нас и вздрогнул. — Нет, не хвалю! Ты где их сыскал, в лесу, в болоте⁈ Никуда годится! Дай «лепесток» сутенеру, вышвырни, а затем сызнова ищи! И чтоб чистых да душистых, а не грязных да… Бр-р-р, эта и вовсе на мужика схожа. Кочерыжка, поди, больше моей…
Девчонки обиженно засопели, но, слава богу, промолчали. Рыцарь отправился дальше, искать чем похмелиться, но остановился, когда заметил меня.
— О-о-о… А шлюховод под стать шлюхам! — гвардейцы поспешно рассмеялись шутке командира. — Кабы такую рожу, да в ночи не свидеть, не то дерьмо до… До ямы… Не… Дотащишь. Хм-м-м…
Чем дольше титулованный говнюк разглядывал мое увечье, тем серьезнее становился.
— Ну-ка, образина, за мной ступай. И краль с собой тащи.
— Во-первых, они не шлюхи, а во-вторых, мы…
— Сызнова рот откроешь, язык вырву. Шевелись! А ты, сержант, чтоб к ночи девок сыскал! Не то сам ею станешь.
Спорить с рыцарем было бесполезно. Язык рвать поленится, но башку проломить может. Гребанные титулованные ублюдки…
Пришлось подчиниться и засеменить следом зевающей туше, спешно соображая, какого черта происходит. Только не говорите, что барон награду за мою голову объявил… Это же насколько он расщедрился, раз даже сюда вести долетели? Сколько пообещал, если и рыцарь не брезгует?
Следуя за мной, аптекарь тихо ругалась:
— Сплошь невзгоды с тебя… Будто проклят. — Серина переключилась на рыцаря. — Прощения просим, благородный сир? Дозвольте леди объясниться, я не имею к этому человеку никакого отнош…
Сильная пощечина заставила аптекаря рухнуть, как подкошенную:
— Какая с тебя леди, рвань канавная? — высокая туша нависла над дамочкой.
— Милуйте, м’лорд! — вклинилась Пегги, имитируя деревенский говор и быстро-быстро кланяясь. — Сестренка не в себе, в отрочестве с ветки бухнулась.
Бычара удовлетворенно хмыкнул и жестом скомандовал идти дальше, не утруждая себя словами.
— Никакой он не р-рыцарь… — тихо скулила Серина, держась за плечо брюнетки. — Отродье бесчестное, руку поднимать…
— Много ты понимаешь… Сир, что дорожит честью и репутацией, никогда не согласится командовать фуражирами.
Так и хочется уточнить, где Пегги научилась разбираться в сортах рыцарей, но лучше повременить, не тоже огребу.
Следуя по лабиринту палаток, мы наконец добрались до самого крупного шатра в центре.
— Доложи его сиятельству… — рыцарь обратился к одному из караульных. — Сир Хьюберт «Веселый» прибыл. Скажи, по поводу гонцов с Холма, он поймет.
Гвардеец скрылся и быстро вернулся из шатра и жестом пригласил рыцаря войти. Оставляя нас под присмотром караула, он исчез за полами тента, украшенных гербами с рыбой.