Управдом

– Ты еще расскажи всем, друг мой, что и не купец вовсе. Если бы ты мальчонкой у нас в авиаотряде не околачивался всю империалистическую, стал бы я с тобой возиться, сам посуди. Я ж тебя с тринадцати лет как облупленного знаю. И остальное тоже помню, про происхождение твое и про то, как финны твою невесту в Выборге порешили, после чего ты на фронт мстить отправился. Так?
Травин насупился и не отвечал.
– Молчишь? Правильно, сказать-то нечего. Слушай, что умный человек тебе скажет, сложные времена наступают. Скоро реорганизация начнется, наш угрозыск выводят из ЦАУ и передадут в прямое подчинение в наркомат. Начнутся новые чистки, как в двадцать четвертом, и всех бывших, кого тогда в органах оставили, в этот раз уже не пропустят. А там и меня сместят, некому будет тебя прикрывать по вот таким вот ложным доносам. Может, и правда тебе лучше в ремонтных мастерских было оставаться и не переходить в угро, там, среди работяг, поспокойнее.
– Так и сместят?
– Отправят на хозяйственную работу, – кивнул Емельянов. – На ответственную должность. Вопрос уже решенный, может, до дня революции, но скорее всего – зимой. Новое начальство придет, будет все дела проверять, тогда и за тебя ухватятся, и Беленького этого вспомнят, и других – ты же выеживаешься, а таких у нас не любят. Вон как сейчас записку эту читал, гладенько, почти на бумагу не глядя, а не по складам, водя пальцем по строчкам. А в свободное время? Нет чтобы, как все нормальные люди, выпить, погулять, морду кому набить по пьяни, ведешь себя так, что прям белая кость торчит.
– Не берет меня водка, организм такой, – Травин покачал головой. – Чего ценный продукт переводить.
– Ты бумажку-то мне верни, ей еще ход давать. Сейчас недосуг, но через неделю будем разбираться, кто тут контра недобитая.
– Да чего уж там, – Сергей отдал донос. – А Беленького я прикончу. Эта падла на задержания иногда выезжает, хоть и трясется, как заяц. Правильно делает, против судьбы не попрешь, настигнет его случайная бандитская пуля.
– Не глупи, – строго сказал Емельянов. – Чтобы пальцем никого не трогал, а то дури в тебе полно, после ранения только прибавилось, если что случится – выгоню из органов в момент. И чтобы глаза здесь не мозолил, со следующей недели работаешь в Замоскворецком райотделе у Рудольфа Лациса, там тебя почти никто не знает – новых сотрудников понабрали из пролетарского резерва, он уже с неделю у меня какогонибудь опытного агента требует.
– Как же так, Василич, мы с ребятами сдружились, и вообще, карманников ловить – не мое это.
– Ты мне поговори еще. Куда скажет начальство, туда и пойдешь. Тыльнер на тебя вон тоже жалуется, говорит, руки распускаешь при задержании, две недели назад человека чуть до смерти не забил.
– Так то насильник был, мразь такая, малолеток зажимал. Пристрелить его по-хорошему было надо, я только и ударил-то два раза.
– Ему хватило, до сих пор не узнает никого, кормят с ложечки, доктора говорят – чисто овощ. Так что посидишь в отделении в секретном столе, ума понаберешься. Писульку эту я на контроль поставлю, но дело твое чистое, как-никак классово близкий революции элемент, потомственный крестьянин Сальмисского уезда Выборгской губернии, бывший красноармеец, герой Карельского фронта, под пули ходивший за революцию, только немного заблудившийся по причине ранений и тяжелой контузии, верно я говорю?
Травин кивнул.
– А Беленький этот – из семьи торгашей, такие только выгоду чуют, на наше дело им плевать. Да и родственничек за ним иногда присматривает, который самого Ленина охранял. Так что не связывайся, и сам цел будешь, и другим хлопот меньше.
– Все равно я его придушу.
– Травин, хоть одно замечание, и поганой метлой тебя из органов выгоню. Лично приказ подпишу. Все понял?
– Служу трудовому народу, – Травин выпрямился, щелкнул каблуками.
– А вот эти замашки отставь. Забудь, словно не было никогда. Прорвется что-то такое, и никто тебя не вытащит, свои же по подвалам затаскают. Возвращайся к Осипову, а я с Артузовым разговаривать буду, чую, ночка веселая предстоит.
  
Глава 2
 
Июль 1922 года
Москва, Первая психиатрическая больница
– Проснулся, касатик? – медсестра в холщовом белом фартуке положила ладонь на лоб лежащему молодому мужчине. Нет, температуры не было, но градусник все равно поставить придется – таков порядок. – Буянить не будешь сегодня?
Мужчина кивнул головой и сморщился.
– Вот и хорошо, доктор сейчас прибудут, обход только начался.
Больной закрыл глаза. Профессор Зайцев лечил его три месяца, применяя новейшие, как самому профессору казалось, методики. Александр Минович считался подающим надежды будущим светилом нарождающейся советской психиатрии, почти наравне с одним из бывших начальников клиники, Гиляровским. На месте директора Первой психиатрической больницы Зайцев очутился после того, как его предшественник, Алексей Лукич Любушин, продемонстрировал своим студентам в качестве учебного пособия бывшего сотрудника ВЧК и уехал в ссылку. Но от больных профессор отказываться не стал и каждую среду в семь часов утра производил обход в сопровождении ординаторов.
До больного Александр Минович добрался только к восьми – на его взгляд, случай был сложный, но себя уже исчерпавший.
– Сергей Олегович Травин, – прочитал на табличке один из ординаторов. – Тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения, диссоциативное расстройство идентичности.
Зайцев задумчиво кивнул, по его мнению, этот пациент уже две недели только место чужое занимал.
– Ну что, голубчик, больше странные идеи в голову не лезут? – грассируя, спросил он у мужчины. – Видения всякие, фантазии?
Тот замотал головой.
– Так кто вы у нас?
– Сергей Олегович Травин, родился в Сальмисском уезде в тысяча восемьсот девяносто девятом году, закончил ремесленное училище в Выборге, сирота. Воевал на Карельском фронте, сюда попал в результате контузии.
– Вот! – Зайцев поднял указательный палец вверх. – Обратите внимание, больной ничего этого не знал, когда здесь оказался, но благодаря правильно выбранной тактике лечения почти все вспомнил – самостоятельно, заметьте, никто ему не подсказывал. Значит, первичная личность взяла верх и полностью растворила дуальную. Несколько месяцев медицина пыталась ему помочь, случай, казалось бы, сложнейший, но наука, коллеги, не стоит на месте, а движется семимильными шагами, и теперь мы его готовим к выписке, возвращаем, так сказать, обществу полноценного гражданина. Запомните, а лучше – запишите, да-да, барышня, я к вам обращаюсь, доставайте карандаш и пишите. Раздвоение личности, или дуализм, или множественная личность, как еще называют это диссоциативное нарушение, отлично лечится посредством воздействия электрического…
На пациента он уже не обращал внимания. Еще вчера вечером профессор Зайцев подписал документы, теперь этого молодого человека подержат пару дней и выпишут из лечебницы – полностью здорового.
Сам больной так не считал.
Наоборот, еще полгода назад он был уверен, что его зовут Евгением Должанским и что до того, как очутиться в психушке, он прожил совсем не ту жизнь, о которой сейчас рассказывал. И с автоматом пришлось побегать, и швейцаром в элитном доме для российских буржуев поработать, и даже в душном офисе посидеть, только потом удалось открыть собственную мастерскую, пусть маленькую, но для души. И это ему еще повезло, руки из нужного места росли, а вот одной ноги не было. Как именно он ее потерял и в какой жаркой стране, больной вспоминать не любил.
Он вообще не любил вспоминать – любая попытка вызвать картинки прошлой жизни тут же приводила к сильнейшему приступу головной боли, с рвотой и потерей сознания. Даже не так, прошлых жизней – теперь у него их было две. И здесь считалась настоящей как раз вторая, приобретенная, что бы там профессор ни говорил. Электрический ток, которым Зайцев его пытал, действительно помог, боль от разрядов помогала выныривать из беспамятства и крохами урывать то, что помнило это тело. Здоровое, с двумя ногами, мощными кулачищами и таким ростом, что он на кровати едва помещался.