Белое, красное, чёрное (СИ)
Переглянувшись, Ник и Аполлинарий подумали, каждый про себя, что зимой тут, наверное, вовсю гуляет ветер.
Слуга, которого они попросили передать княгине, что пришли от князя Вачнадзе, провел их в одну из комнат и предложил посидеть, пока княгиня выйдет к гостям.
Обстановка комнаты, как и весь старый дворец, была старомодной и обветшалой. У одной стены стояла широкая тахта, застланная ковром с разбросанными по нему расшитыми подушками и туго набитыми ярко-малиновыми мутаками с длинными кистями. Столик, инкрустированный перламутром с разложенной на нем доской для игры в нарды. На стенах висели паласы и джеджимы. Но кресла, которые старый слуга предложил Нику и Аполлинарию, были вполне европейскими. Открытая дверь выходила на широкий балкон, и даже из глубины комнаты открывался вид на старую крепость, купола церквей и вечно шумящий майданский базар.
В это время открылась дверь и в комнату вошла княгиня.
Это была высокая грузная женщина, весьма в летах, но со следами былой красоты на расплывшемся от возраста лице. Ее широкое темно-зеленое платье представляло собой нечто напоминающее и европейские, и восточные одежды, но голову покрывала изящная плоская бархатная шапочка, из-под которой на плечи спадала тюлевая вуаль, расшитая бирюзой. Такой головной убор носили только грузинские женщины. Она шла, опираясь на плечо высокой тоненькой девушки. Очевидно, это и была юная княжна Эличка. Было очевидно, что старая княгиня плохо видела и девушка, ее внучка, служила ей сегодня поводырем.
Величественно прошествовав к широкому деревянному креслу, княгиня жестом разрешила сесть вскочившим при ее появлении Нику и Аполлинарию.
— Господа предпочитают какой язык для беседы? — вопросила княгиня по-грузински. — Грузинский, русский или французский?
— Как вам угодно, княгиня, но к сожалению, наш гость не владеет в достаточной степени грузинским, — поспешил объяснить Аполлинарий.
Тогда княгиня перешла на русский.
— А позвольте вас спросить, — сказала она после того, как Ник и Аполлинарий представились ей. — Из каких вы будете Кикодзе? И не родственница ли вам княгиня Цицианова? А, так Шалва Кикодзе ваш батюшка! О-очень приятно, кланяйтесь ему от меня. А вот вы, граф, наверное, не имеете кавказских корней, — обратилась она к Нику.
— Нет, только что через мою супругу, Лили Таирову… — начал объяснять Ник.
— Ну как же, как же, конъячный король, кстати, женат был на моей дальней родственнице, красавице Като. Ну, теперь все стало гораздо понятнее, столько общих знакомых, почти родственников…
Княгиня тут выдержала паузу. Воспользовавшись ею, Ник передал ей поклон от князя Вачнадзе. По лицу княгини пробежала тень и она как-то сразу сникла. Отослав свою внучку, княгиня тяжело вздохнула.
— Господа, я вынуждена рассказать вам одну очень старую историю, которая, как мне укажется, сейчас вдруг всплыла и теперь внушает мне весьма основательные опасения. На днях за моей внучкой, которая учится в Институте благородных девиц и состоит там на полном пансионе по распоряжению самого государя-императора, было совершено нападение, вернее, покушение, ей удалось убежать от преследователей. Но то, что она попала в поле зрения определенных людей, а кто они я не знаю и не ведаю, это несомненно. Я старуха, мне ничего не страшно, а вот ей жить и жить.
Княгиня тяжело вздохнула и замолчала, видимо, пытаясь справиться с волнением. И сразу же продолжила:
— Это истории такой седой старины… Но отголоски ее преследуют мою семью всю жизнь. И не только нас…
Тут княгиня остановила свой рассказ. Было видно, что ее обуревают какие-то сомнения. Ник и Аполлинарий молчали. Княгиня как-будто впала в забытье. Устремив куда-то вдаль свой взгляд, мимо своих собеседников, она стала говорить как бы сама с собой:
— Нет, нет, я не могу, я дала слово, у них нет знаков. Они пришли ни с чем!
Вдруг она как будто пришла в себя и уставилась на Ника и Аполлинария так, как будто только сию секунду их увидела.
— Так что же господа хотели услышать от меня? — холодным тоном сказала она. — Какие истории седой старины интересуют вас?
Тогда Ник решил рискнуть.
— Видите ли, княгиня, — осторожно начал он. — Наш визит к вам вызван не только просьбой князя Вачнадзе. Нас интересуют времена пребывания Пушкина на Кавказе, и все, что может связывать Кавказ и поэта.
Лицо княгини, до этого вполне доброжелательное, стало похожим на каменную маску. Она замолчала, пожевала губами и вдруг резко встала с кресла.
— Прошу извинить меня, мне что-то нездоровится, — сказала она и, взяв в руки колокольчик, позвонила.
Ник и Аполлинарий поняли, что затронули болезненную для княгини тему.
— Простите, княгиня, если наш визит утомил вас, тогда мы только передадим вам письмо от правителя канцелярии губернатора, Сергея Васильевича Бычковского, — быстро проговорил Ник, который накануне встретился с Бычковским, рассказал ему все обстоятельства дела и попросил рекомендательное письмо для себя и Аполлинария, еще не зная, для кого и для чего оно пригодится..
— Да, подождите здесь, дайте письмо, — взяв письмо в руки, она вышла из комнаты, тяжело опираясь на плечо внучки, вошедшей в комнату на звон колокольчика.
Прошло минут десять. Ник и Аполлинарий тревожно ждали, выйдет ли к ним княгиня или же эта ниточка будет утеряна. Княгиня вошла в сопровождении своей внучки, но выражение ее лица изменилось. Оно было сосредоточенным и как бы освещенным каким-то внутренним светом.
— Иди, мое сокровище, — снова усевшись в кресло, сказала она своей внучке. — Когда ты мне понадобишься, я позвоню. Придвинь мне колокольчик.
Внучка положила колокольчик так, чтобы бабушка могла дотянуться до него, и улыбнувшись гостям, вышла из комнаты.
Прошло несколько тягостных минут.
— Как вы узнали обо мне? — спросила княгиня. — Я не имею в виду князя Вачнадзе. Ведь вы узнали обо мне раньше, до вчерашнего дня, не так ли?
Аполлинарий рассказал о странной истории с маркизом Паулуччи, о том, что он оставил перстень с сердоликом, и что Лили обнаружила под камнем записку, в которой было всего два слова: «княжна Эличка». И как совершенно случайно они узнали о юной княжне Эличке.
— Да, значит это Лили… По-видимому, она унаследовала от своей матери дар провидения, интересно, возможно, природа одарила ее сильнее, чем Като, ее мать… Ну что ж, если вы те, кто должен был прийти, то у вас должно быть нечто, что указывало бы на это, — сказала она. — Простите, но перстня мало. Он же оказался у вас случайно. Нужен пароль. — И, уставившись на молодых людей, она плотно сжала губы, как бы демонстрируя, что без пароля она не скажет ни слова.
Ник и Аполлинарий переглянулись.
— На холмах Грузии лежит ночная мгла,Шумит Арагва предо мною… — начал читать Ник.— Мне грустно и легко, печаль моя светла,Печаль моя полна тобой, одной тобою…— продолжил Аполлинарий.
И тут они замолчали, увидев, что по морщинистым щекам княгини текут слезы.
— Да, — тихо сказала она, — именно это стихотворение. Но, господа, вы же понимаете, что этого недостаточно. Есть ли у вас еще какие-нибудь доказательства ваших полномочий?
Ник и Аполлинарий переглянулись, и Аполлинарий достал из внутреннего кармана сюртука сложенный лист бумаги, тот, который был извлечен из сюртука маркиза Паулуччи.
Княгиня взяла в руки лорнет в черепаховой оправе с сильными выпуклыми стеклами, висевший на серебряной цепочке у нее на шее, и стала внимательно рассматривать переданный ей лист. После этого она встала, подошла к изящному письменному столу, и стала шарить по его боковой стороне. Ник и Аполлинарий заинтересованно следили за ней. Со звоном вдруг отъехала часть замысловатой резьбы с этой стороны стола и княгиня вытащила потайный плоский ящичек. Она достала оттуда лист плотной бумаги с золотым обрезом, точь в точь такой, какой только что ей дали Ник и Аполлинарий. Вернувшись снова в кресло, она стала внимательно изучать оба листа.