Я, колдунья и полосатый кот (СИ)
Пока я колебался, то ли подойти ближе, то ли остаться там, где стою, под ногой хрустнула ветка. Травница будто и не услышала, а вот туман всколыхнулся, все призрачные лица повернулись в мою сторону, трепеща на ветру. От ужаса я, кажется, перестал даже дышать. А туман уже менял направление, первые фигуры начали появляться из него в непосредственной близости от меня. Я схватил телефон, проверил, что вспышка отключена, и сделал несколько кадров происходящего. Почему-то от телефона тени шарахнулись сильнее, чем от мази травницы. Продолжая держать его в руках, я бросился к Агриппине. Чтобы она там ни читала, хоть магическое заклинание, оно явно не работает. А проверять, что будет, когда тени коснутся ее своими призрачными руками, я не хотел.
Взлетел на пригорок. Тени раздались в стороны. И замерли. Смотрели на меня пустыми глазницами. Ждали. Чего, черт возьми? Я ухватил травницу за плечи и как следует встряхнул, выводя из транса. Она распахнула глаза, которые оказались совершенно нереальными. Вместо привычных, человеческих зрачков на меня смотрели два головокружительных омута глубокого синего цвета, словно две галактики, сверкающие искорками звезд. Агриппина продолжала говорить на своем непонятном языке, и от этого мороз по коже пробирал сильнее, чем от столпившихся вокруг туманных теней. Теряя самообладание, я отвесил травнице оплеуху. Ожидал чего угодно: что она ответит мне тем же, наорет, вернет себе нормальные глаза в конце концов. Но Агриппина, замолчав, медленно осела на землю.
Цензурных слов не было. Я подхватил ее, мешком взвалил на плечо и, продолжая размахивать телефоном, направился туда, откуда пришел. По крайней мере, надеялся, что именно туда, а не кругами как днем.
Туман расступался. Тени теряли форму. Да господи, это просто лес, просто туман, просто дурная девица! Сам себе ужасов придумал, сам же иду, боюсь. Яростно отшвырнув какую-то ветку, я оглянулся. Туман снова втянулся в низины и пульсировал там привычным серым облаком. Впереди показался пролесок. Я перехватил травницу так, чтобы не раздвигать кусты ее головой, попа для этого подходила гораздо лучше. Хорошая, кстати, попа. И только вывалился на дорогу, как мне под ноги кинулось что-то шипящее.
— Васька, уймись, — рявкнул я. — Вон, хозяйке нашей поплохело, давай ее, что ли, в бочку окунем.
Я действительно думал сунуть Агриппину в бочку головой, но кот, все еще шипя и скалясь, бросил:
— В хорому неси.
Я послушно сменил направление. Сгрузил травницу на лавку и молча смотрел, как кот суетится, обтирая ее водой и подсовывая какую-то травную понюшку.
Телефон я продолжал сжимать в руке. Открыл галерею, посмотреть, чего же наснимал.
— Вась, — голос меня подвел, сорвавшись на фальцет. — Смотри.
Запрыгнув на стол, кот подошел ко мне. Я развернул телефон экраном к нему.
Один из кадров особенно удался. На нем травницу окружал какой-то светящийся ореол, но даже не это главное. Напротив нее стояла призрачная женщина с копной вьющихся волос. Ее голову украшала кособокая, не то сломанная, не то креативно исполненная корона. Женщина выглядела... живой. Казалось, между ней и травницей идет диалог. Рядом с ней стоял мужчина, с такой же короной на голове, и смотрел прямо в кадр. Ироничная улыбка изломила тени его губ, а пустые глазницы светились.
Отшвырнув лапой телефон, кот зашипел.
— Давай, приводи Агришку в сознание, нам всем есть о чем поговорить, — скомандовал я, правда, все еще фальцетом.
Подобрал телефон и смахнул от греха с экрана галерею.
Глава 8
Вспоминая ночной рык, доносившийся тогда, когда меня уволокло в туман, я испытывал подобие ностальгии. Послушал бы его снова, лишь бы в ушах перестали дребезжать вопли травницы. Иногда, казалось, она переходила на ультразвук или какой ещё нечеловеческий диапазон, отчего и голова, и перепонки едва выдерживали.
— Борщёвка ядоносная! Дуботолка скудоумная! Рыло б твоё окаянное напазадирать да пакли выдернуть! — Агриппина явно обзывалась и угрожала, только я и половины не понимал. — За коим лысым бесом сунулся?! Аль просил кто?!
— Вот и разгадка твоего имени обнаружилась! — буркнул я. — Агришься знатно, зачёт! Я её спас, значит, а она меня последними словами полощет! «Спасибо» говорить не приучена?
— Спас?! — травница аж поперхнулась. — Меня?! Ты?! Потетеня глупомордый?! Василий, слышал?
Солнцеликий захихикал, уткнувшись в лапы, затем поднял на меня глаза, зыркнув сквозь прищур так, как умеют исключительно коты. Вроде, просто смотрят, а ощущаешь себя мелким ничтожеством на фоне их хвостатого величества.
— Што хайло захлопнул? Уразумел, што чушь сморозил?
Агриппина подступила ко мне почти вплотную. Ещё чуть-чуть, и носами столкнёмся. Щёки алые, залитые гневным румянцем, рот скалится, выплёвывая упрёки и ругательства, руки сжаты в кулаки. Дураку понятно: сейчас будет бить. Радует, что ухватом не догадалась вооружиться. Или его время не пришло...
Я сделал шаг назад. Без боя не сдамся! Но лучше переместиться поближе к двери: тактическое отступление — это же не поражение, просто один из методов противостояния с противником. Отойду, соберусь с силами, потом как... Дальше я ещё не придумал. Сказал, проигнорировав два предыдущих вопроса:
— Да. Тебя. Я. Из тумана еле живую выволок, иначе бы там и осталась!
Первую оплеуху я пропустил. Перед глазами вспыхнуло, щёку обожгло, в носу почему-то возник запах пижмы. Крепко приложила! Хорошо, не кулаком! Впрочем, один — один, я же ей тоже вмазал в лесу.
— Сильнее травницы себя возомнил! Как язык твой поганый повернулся-то такое ляпнуть?! — Агриппина продолжала меня лупить, ловко пробивая неумелую защиту. — Я верх брала, заклятие читала! Влез, изгадил всё! Што приключится вдругорядь, не ведаю!
Треснула напоследок и, громко топая, выбежала из избы. Не выгнала. Уже радует. Василий метнулся за травницей. То ли успокоить решил, то ли что-то коварное замыслил. Не для хозяйки, само собой. Для меня. Захотел посовещаться, придумать, как меня уморить поизысканнее. Самое гадкое в том, что ни уйти, ни остаться не могу. Пропаду. Прав папаня, хоть признавать это стыдно.
За окном раздался тихий плеск. Видать, в бочку занырнула. Правильно, остудись, красавица! Смой с себя злобу. И мазь заодно.
Внезапно я ощутил, что меня трясёт. Крупно так, рывками, словно я за провода под напряжением схватился. Догнало. В лесу-то испугаться не успел. Слишком стремительно развивались события, для страха времени не оставалось. Оно появилось сейчас. Грудь перестала вдыхать воздух, в горле возникла невидимая пробка, ноги отказались слушаться. Я с размаху плюхнулся на пол, от души приложившись задницей. Боль взбодрила.
Мне срочно нужно выпить, понял я. Где, говорите, у Агриппины бар с хмельными напитками? В подполе? Завалившись набок, пополз к источнику забвения и вдруг увидел то, отчего пропало желание вести себя в доме травницы без должного уважения: крышка подпола была вырвана с мясом. Не помогли ни петли, ни шпингалеты. Я не спросил Василия, как он умудрился выбраться, теперь вопрос снялся сам собой. Появился другой: что же это за тварь в обличии кота, у которой хватило дури вынести крышку, судя по всему, без особого труда?! Царапин и других подобных повреждений на ней незаметно. Выходит, вышиб одним ударом.
К счастью, от дурных мыслей меня отвлекли голоса в сенях. Возвращаются мои мучители!
— ...да он, он, правильно молвишь! — шептал Василий. — Знаю я тощих. Жрут, аки не в себя, жиром не зарастают ни капельки. Ему корову умять — раз плюнуть! Ещё и добавки попросит...
— Што предпримем? Домыслы к обвинению не приштопаешь. На чистую воду б его вывести, признание вытягнуть. На сходе выложим, покумекаем, как змея извести, пока он сызнова тенью не перекинулся и мрак за собой не покликал.
— Есть думка одна, — довольно промурлыкал кот.
Я представил его хитрую рожу, и мои пальцы потянулись к воображаемому горлу. Вот же мурло шерстяное!