Я, колдунья и полосатый кот (СИ)

Размышления мои были прерваны самым неожиданным образом. Послышался гомон издалека, я глянул в ту сторону. И обмер. Сюда шла толпа селян. Пока далеко, но рядом с избой травницы других домов не стояло. Значит, все эти люди идут либо к ней, либо дальше — к лесу. В любом случае, если не изменят траекторию, пройдут впритык к ограде. 
Я быстренько оделся, собрал шмотье и нырнул в сени. Запнулся о какой-то горшок, ругнулся, и в темноте нащупал дверь в горницу. Открыв её, чуть не столкнулся лбом с Агриппиной, та стремилась выйти наружу. Усмехнулась, пропустила меня, и велела:
— Сиди тут, во двор не суйся, я с ними погутарю.
  
Глава 6
 
Оказавшись внутри, я бросил взгляд на Василия. Кот скромно, совершенно по-кошачьи, сидел на лавке и пырил в меня честные зеленые глаза. Рука сама дернулась почесать за ушком, но я вовремя опомнился. Василий Восьмой Солнцеликий, чтоб его!
Швырнув грязную одежду кучкой у входа, я еще раз бросил взгляд на кота и полез в окно. Василий что-то хмыкнул, однако останавливать не стал. Более того, выпрыгнул вслед за мной. Надо же, такая упитанная туша, а приземлилась без единого звука.
Обойдя дом, мы спрятались за кустом, недалеко от калитки. Ладно я, кот-то чего из себя партизана изображает? Или он того, следит за мной? На всякий случай я отодвинулся от него подальше. Кот лишь зыркнул, но с места не сдвинулся.
А между тем, у калитки во всей красе разворачивался народный бунт. Пока только бессмысленный.
— Корову загубили! — стенал какой-то мужик, здоровый, бородатый. Встретил бы такого на улице, даже днем испугался бы.
— Козы все пропали, прямо со двора, — вторила ему бабенка, простоватая на лицо, но ладная фигурой.
— И у меня скотину увели! — сокрушался невысокий дедок, расталкивая локтями толпу.
— Тише вам, — примирительно произнесла травница, — Нече егошиться. Странное ночью случилось, не спорю. Не видали такого ранее, а сейчас есть. Будем разбираться. Скотину свою запирайте лучше. И сами ночью никуда не ходите.
Однако селяне продолжали ныть, пока вдруг той самой бабенке не пришло в голову тему сменить. Она с вызовом ткнула рукой в Агриппину и заголосила так, что умудрилась переорать всю толпу:
— Дролю твоего, к слову, ночью в лесу засекли. Парни сказовали, шлялся в исподнем. Не он ли скотину нашу забил?
Агриппина расхохоталась. Да так обидно, что невыносимо захотелось в нее чем-нибудь кинуть.
— Дро-о-о-оля-то поди себя раньше забьет, чем до скотины доберется, — насмешливо протянула травница. — Немощь он калечная. Не надо наговоров, Машка. Идите с миром, разберуся я.
Бабенка хотела продолжить спор, даже руки в бока уперла, набычилась. Того и гляди лбом на травницу пойдет. Но немного успокоенная толпа начала рассасываться. А без зрителей, оказалось, биться неинтересно, и бабенка сникла.
Некоторое время травница стояла у калитки, провожая людей взглядом, а потом резко развернулась к кустам, в которых мы с Василием засели.
— Сказано тебе, Юра, что было? В хороме сидеть!
Не дождавшись от меня ответа, Агриппина раздраженно развернулась и пошла в дом. Уже у крыльца, обернувшись к кусту, окликнула:
— Васька, идешь? Побаять надо.
Очень хотелось подслушать, о чем они там баять собрались, но я шкурой чувствовал, что выйдет мне это боком. Значит в дом пока соваться не стоит. Продолжать сидеть в кустах тоже было бессмысленно. Кстати, что это за кусты? Вон какие ягоды аппетитные... Бегло оглядев свое укрытие, я не опознал в нем ни смородину, ни крыжовник. Пробовать ягоды не рискнул, хотя они так и просились в рот — вытянутые, красные, гроздями свисающие с тонких, черных как смоль веточек.
С кустов взгляд сам собой перескочил на лес, стоявший за избой. Все такой же мрачный и темный, словно дневной свет туда не пускают. Поднявшись с земли и отряхнув зад, я обошел дом. Нашел то место, с которого вчера разглядывал туман. Ага, вот и калиточка в заборе неприметная отыскалась... Эх, была не была. Нечисти положено шляться по ночам, а сейчас, днем, она должна отсыпаться. Пойду-ка, пройдусь, посмотрю, может, следы какие увижу. Или саму нечисть в овраге найду.
 
Оглянувшись на дом и убедившись, что никому не нужен, никто не пытается меня остановить, я полез в подлесок. Продрался сквозь кусты и очутился среди темных стволов высоченных деревьев. Лес был мне не рад. Он словно еще больше нахмурился и зароптал, хотя, конечно, это всего лишь ветер раскачивал кроны деревьев. В испуге я оглянулся было назад, но вспомнив обидное «немощь калечная», двинулся вперед, ища следы своего ночного волочения и блуждания.
Лес разговаривал со мной. «Уходи, уходи, уходи», — шептали кроны. Я невольно вздрагивал от каждого звука, чувствуя, как холодок пробирается по позвоночнику. 
Солнечные лучи не пробивались к земле, и, казалось бы, теням взяться неоткуда. Но они все равно выглядывали из кустов, лезли из оврагов, плескались в болотине, уходящей вглубь лесной чащи. Я старался не наступать на них. Казалось, что тени только того и ждут, чтобы снова меня куда-то утащить. В итоге, вместо поиска следов, я шел куда глаза глядят, не разбирая дороги, прислушиваясь к каждому шороху. Но даже это не спасло меня, когда, шарахнувшись от очередной тени, я споткнулся и чуть не слетел в овраг. Только тут спохватился, что сюда я пришел совсем не бояться. Огляделся, пытаясь определить, где нахожусь. Однако ничего знакомого вокруг не было! 
Выругавшись, я развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел назад. Выйти бы хоть на какое-то понятное место, а оттуда уже можно заняться следами. Но нет, не получалось. Более того, лес начал густеть. Он словно обступал меня, тянулся, затягивал в свою чащу. Уткнувшись в непроходимый бурелом, я остановился. И тут заметил слизь. Ведь та самая! Лежала грязной кляксой на траве, у самого пролеска, склизкой лужей затекая под кусты. Был бы я дома, набрал бы сейчас этой слизи и отнес на анализ в какую-нибудь лабораторию. А здесь что с ней делать? 
Присев на корточки, я попробовал слизь понюхать. Никакого специфичного запаха от нее не шло. Трогать лужу не хотелось. Итак, цель достигнута, следы я нашел. Большой молодец, «немощь калечная»! И что теперь с этими следами делать? В карман слизи наложить, или в ладошке в дом нести? А кстати, где дом?..
За спиной что-то хрустнуло, и я подскочил, как ужаленный. Чудом не заорал, вот стыдно бы было вновь опозориться.
Агриппина стояла, подбоченясь, взгляд недобрый. Всю ироничность словно лесным ветром выдуло. Ни одной смешинки в голубых глазах не осталось, лишь колкие сердитые льдинки.
— Ну и? — она вздернула нос, отчего стала казаться выше. — Што кругами по лесу шляешься?
— Погулять вышел. Воздухом подышать. Породы этих... деревьев изучить!
«Зачем я вру?»
В панике я смотрел, как глаза травницы превращаются в узкие щелочки. Как пить дать знает, что вру.
— И што, изучил? — фыркнула она. 
Как кошка. Сейчас лапу с когтями достанет — и по лицу.
— Нет, — честно признался я. — Не узнаю деревьев ваших. К другим привык, а эти чужие.
— А там што за лужа? — травница кивнула в сторону слизи. 
Стояла все еще напряженная, готовая к броску, но я снова не дал повода. Честно признался:
— Не знаю. Увидел вот, решил посмотреть поближе. Слизняк может оставил?
Травница хмыкнула. И вроде ее отпустило. Поза стала расслабленная и глаза не такие колючие. 
— Ладно, пошли, неча по лесу шмыгать. Три круга накрутил и будет.
Агриппина свернула налево, я за ней. И почти сразу оказался возле нашей избушки. Как так-то? Я же тут не один час по лесу ходил, а получается ни в какую чащу не забрел, так и топтался у... хоромы.
Василий бессовестно валялся на полянке перед крыльцом, вытянув длинные лапы и прищурив глаза. Но завидев нас, выгнул спину и, потянувшись, сел.
— Нагулялись? — спросил он так, будто мы на свидание ходили.
Травница зыркнула на Василия глазищами, но ничего не ответила. Вместо этого развернулась ко мне и протянула: