Чужестранец (СИ)
Илона проверяла короткий меч, судя по цвету — бронзовый, у Лаза было копье. Он был оживлен, чуть ли не подпрыгивал на одном месте.
— Обещай, Лаз. Ты должен.
— Хорошо. Да, да. Хорошо. Обещаю, что сделаю, как ты просишь.
Илона повернула меч так, что в его поверхности отражалось её лицо — грубое, обветренное, усталое.
— Надеюсь, они меня простят, — вдохнула Илона. — Я никогда не была хорошей матерью.
Лаз мягко положил руку ей на плечо.
— Не надо об этом думать. Не перед боем.
В этот момент они заметили подходящего Платона. Лаз махнул рукой.
— Из огня да в полымя, да, брат?
— Думаете, будет заварушка?
— Верь в лучшее, готовься к худшему, — усмехнулся копейщик. — У тебя есть оружие?
Платон мотнул головой. Лаз почесал щеку и полез куда-то в свою повозку. Илона молча проводила его взглядом.
— Когда начнется, держись поближе к Ящеру. Он хоть и бывает скор на расправу, но крепок как кремень. Без него мы бы и половины этого пути не проделали.
— Я не боец, Илона. То есть, я всякое видел, но толку в драке от меня не будет.
Она убрала клинок в ножны и посмотрела на Платона.
— Сейчас уже не важно, кем ты был раньше. В пустыне есть один путь и по нему придется пройти, если не хочешь остаться в песке.
Лаз вернулся, неся меч в потертых ножнах.
— Держи. — сказал он. — Меч старый, но всё еще острый. Мне им орудовать не с руки, а тебе может спасти жизнь.
— Спасибо. Я буду должен.
— Ну, это мы посмотрим.
Караван снова зашевелился и они разошлись по повозкам.
***К вечеру на западе у самого горизонта появилось облако пыли. Сначала небольшое, такое, что можно спутать с движениями горячего воздуха. Но оно постоянно висело у горизонта и с каждым часом чуть увеличивалось. Караван начал забирать вправо, словно пытаясь отдалиться от этого облачка.
Когда половина осколков уже оказалась скрыта за горами, а облачко превратилось в тучу, дали команду зажигать факелы. На каждой повозке по бокам от козел были закреплены большие факелы. Они нещадно чадили, света от них было совсем немного, но по крайней мере было видно идущую впереди повозку. Люди кашляли и терли глаза, пытаясь спастись от дыма и летящего из-под колес песка, но продолжали гнать уродливых верблюдобыков, которые под конец дня постоянно пытались остановиться или хотя бы замедлить шаг.
Платон открыл интерфейс — ничего нового там не появилось, очки не восстановились, никаких «концептов» не появилось. Он сжал рукоятку меча, висевшего на поясе. Навершие из дерева, отполированная годами использования рукоятка, блестящий бронзовый клинок длиной всего в полметра. Глупо, но эта вещь придавала уверенности. Игорь, когда увидел его с мечом, хмыкнул, но ничего не сказал.
Посреди ночи караван, казалось, пошёл ровнее и еще ускорился. Факелы выхватывали из темноты небольшие пучки травы, росшие внизу, а иногда даже и небольшие кустарники.
— Если повезет, то оторвёмся здесь. Почва плотная, скорость можно набрать, если сможем, зайти к востоку от реки, то они почти наверняка отстанут, — Игорь закашлялся, — молись, парень, молись, чтоб проскочили!
Вся эта погоня ощущалась как безумная лихорадка. Минуты и часы однообразной тряски, о которой начинали вибрировать кости, жарящие осколки в небе, пот, стекающий по спине, а потом вечерняя прохлада, сменяющаяся уже ночным холодом. А где-то там, в темноте, к ним скакал неизвестный противник, желающий неизвестно чего и способный неизвестно на что.
Когда кто-то разглядел в темноте фигуры всадников, стало понятно — всё решится под покровом ночи.
Глава 4
Когда караван остановился, Платон обернулся назад и увидел, что часть огней продолжает ехать вперед и встаёт параллельно, пытаясь сформировать, если не кольцо, то хотя бы коридор.
Он соскочил на землю, глянул на Игоря, но того уже не было ни на козлах, ни рядом. Двинулся вдоль огней, пока не увидел всадников. Их было больше десятка, хотя в темноте могло скрываться и больше, а перед ними стоял никто иной как Ящер. Узнать его было можно даже по силуэту — гордо распрямленная спина и гладкая, плотная голова. За Ящером стояли еще двое караванщиков, которых Платон не знал.
Ящер разговаривал с человеком на верблюдобыке, активно жестикулируя. Платон обратил внимания, что у кочевников эти существа были худощавыми и поджарыми, более похожими на верблюдов. Ящер продолжал размахивать руками, словно объясняя что-то, наездник лениво покачивал головой.
Что-то вылетело из темноты и вонзилось в грудь Ящера. Не было ни предупреждения, ни шума, просто лидер каравана осел на землю всё еще держа руки смешно поднятыми. Когда он завалился на бок, а руки упали вниз, двое его спутников уже падали на землю.
Платон выругался себе под нос и побежал внутрь круга из повозок. Бросил взгляд — кольцо не успели замкнуть, судя по свету факелов. Сейчас их зажмут здесь и раздавят, как клопов. Платон вытащил меч из ножен.
У переднего конца каравана кипел бой. В отблесках огня проявлялись сцены — копейщики с щитами, вставшие бок о бок, скачущие всадники, падающий воин со стрелой в груди. Платон бросился к воину.
Это была Илона. В груди слева, у неё торчал арбалетный болт, был слышен свист воздуха. Плохая рана. Женщина пыталась что-то сказать, но Платон не успел наклониться — к нему скакал воин с кривым мечом, напоминающим саблю. Удар сердца. Еще удар. Сабля с левой стороны, значит, нужно перекатиться на правую. Платон бросился в сторону, земля врезалась в плечо, ребра вспыхнули острой болью.
Всадник проскакал в метре от него, копыта его скакуна с хлюпаньем прошлись по телу Илоны. Платон поднимался на ноги, пытаясь понять, что ему делать. Всадник начинал разворачиваться к нему и внезапно повалился и упал с лошади. В его боку торчало копье. Свет факела высветил мужчину, который сидел с ним за костром в первую ночь. Что-то просвистело над ухом у Платона и мужчина упал на землю.
В воздухе раздался крик:
— Стоим! Стоим на месте!
Ответом ему было гортанное завывание из темноты. Платон подобрал меч, оброненный при перекате и кинулся в темноту.
***Юфус со своими парнями стояли в куцом подобии фаланги, прикрывая друга друга щитами, а позади них двое караванщиков пытались попасть дротиками в скачущих перед ними кочевников. Когда Платон вынырнул из темноты рядом с ними, один из кочевников с гоготом бросился к нему, держа короткое копье. Уходить влево или вправо? Удар сердца. Второй удар.
В шее верблюда возник дротик — кому-то из копьеметателей удалось прицелиться.
В воздухе раздался уже практически рев:
— Сто-о-оим!
Туша скакуна по инерции продолжала нестись вперед и Платон снова бросился на землю в сторону. Больно ударился локтем, на секунду потерял ориентацию в пространстве. Кочевник рядом хрипел и пытался выбраться из-под верблюда зажавшего его ногу. Платон поднялся на ноги, перехватил меч и подошёл к кочевнику. Двое его товарищей с криками скакали перед «фалангой», но приблизться не могли из-за копий.
Меч неожиданно стал казаться очень тяжелым. Платон поднял его над шеей кочевника и только тогда увидел его лица — перекошенное, бордового цвета, напоминающего о засохшем ожоге, с лихорадочно блестящими глазами, с торчащими из-под губы клыками и рогоподобным выростом на лбу. Не человек, абсолютно точно. Меч с хлюпаньем вошёл в шею, на лицо и руки брызнула теплая кровь. Желудок скрутило — благо, вчера ничего не ел.
Платон бросился взгляд на бойцов и бросился обратно во тьму, к другой стороне коридора.
***Амалзия танцевала в темноте и каждое движение несло смерть. Шаг, еще один. Земля вспыхивает, выдавая длинный язык пламени прямо перед носом верблюдобыка. Шаг, еще шаг. Копье в воздухе распадается в пепел, наконечник глухо падает в пыль. Шаг, еще шаг. Высокий кочевник с топором вспыхивает и издает неожиданно высокий крик. Шаг, еще шаг. Пытающийся зайти со спины кочевник с удивлением взирает на свои руки, охваченные огнём, и выпускает удила. Шаг, еще шаг.