Чужестранец (СИ)

Юфус повернулся к людям, вытянул руки ладонями кверху, словно показывая чистоту намерений.
— Друзья! Мы прошли много миль, пролили много крови! Я не прошу о справедливости — пустыня не даёт её. Я не жалуюсь, что из-за невнимательности этой женщины, — последнее слово он произнес с особым презрением, — погиб мой друг и товарищ. Это нормально. Все мы теряем, все мы приобретаем. — Снова одобрительные возгласы со стороны толпы. — Я говорю лишь о том, чтобы не повторять предыдущих ошибок, о том, чтобы соблюдать правила. О традициях.
Последнее слово повисло в воздухе.
— Ты бросаешь мне вызов? — спокойно спросила Амалзия.
— Да. Я говорю, что ты не справлялась со своими обязанностями и не можешь вести этот караван. Я говорю, что люди должны решать, кому они доверяют свою судьбу. И я говорю, что бросаю тебе вызов.
— Хорошо. Решим это здесь и сейчас, время не ждёт.
Юфус согласно кивнул. Но прежде чем они успели начать, из толпы выбрался Вол и встал между ними. Старик тоже выглядел чистым — на одежде ни пятнышка крови, стоит ровно, будто и не было никакой битвы в его жизни.
— Прежде чем вы начнете, я выскажу то, что уже высказывал Амалзии. Мы потеряли часть повозок, у нас не хватает людей, чтобы их везти, один из верблюков, — Платон подумал, что это удивительно банальное название для таких тварей, — был убит случайной стрелой. Путешествие стало опасней, а мы потеряли Ящера, с которым был мой уговор. Поэтому я требую удвоить свою долю!
Люди в толпе неодобрительно зароптали. Кто-то выкрикнул:
— А ты не охренел ли?
Старик стоял прямо, будто проглотил палку, и никак не отреагировал на выкрик.
— Сколько составляла твоя доля? — негромко спросил Юфус.
— Три части.
В ответ на это возмущения усилились — многие ругались, некоторые откровенно угрожали. На Вола, впрочем, это не произвело особого впечатления.
— Вы знаете, что я могу уйти без вас, а вот вам без меня придётся туго. Решайте сами.
Старик отошёл в сторону и оперся на колесо ближайшей повозки. Кто-то из людей Юфуса схватился за меч, дернулся было в его сторону, но бывший капитан сделал какой-то жест и сорвиголову быстро осадили.
— Вол, ты понимаешь, что твои требования бесчестны по отношению к остальным? Ты не проливал кровь, но хочешь забрать то, за что сражались остальные. — Юфус говорил громко, преодолевая ропот толпы.
Вол невозмутимо пожал плечами.
— Да, именно этого я и хочу.
Платон огляделся. Из всего каравана участия в споре не принимал только Игорь — он стоял чуть в стороне, скрестив руки, и наблюдал. Платон подошёл к нему.
— Сколько всего частей в добыче?
— Тридцать пять. Амалзия должна была получить две, Вол и Ящер по три. Остальным по одной части.
— То есть всего в караване было 30 человек?
— Угу. — Игорь ухмыльнулся. — А что, решил тоже заявить свои права на долю?
— Не совсем.
Платон мысленно сказал «реза». Оставалось только два активных навыка — Корреляция и Дух свободы. Дух свободы вряд ли подходит, ни о какой свободе тут речи не было. Значит, Корреляция.
В голове раздался новый голос. Тихий, слегка утомленный, торопливо скачущий от слова к слову.
«Ага, так-так. Вижу.»
«Мне нужно понять, как разрешить конфликт.»
«Так-так, понятно. Давай вглянем на факты. В толпе восемнадцать человек, считая Игоря, хотя вряд ли он кого-то поддержит. Темная лошадка. Обоих претендентов не считаем, тебя тоже — вряд ли они собираются дать тебе право голоса»
«Голоса? Была же речь о вызове на поединок, разве нет?»
«Ты невнимательно слушал. У Юфуса нет при себе оружия и вряд ли он собирается биться со Знающей, к тому же они несколько раз проговорили про то, что будут решать люди. Прямые выборы, оптимизированная система для подобных условий. Эффективно. Слушай внимательно, пока время не кончилось. Люди Юфуса, их четверо, поддержат его без вопросов. Аналогично, все три женщины и Лаз явно на стороне Амалзии, даже встали поближе к ней. Значит, остаются девять сомневающихся. Убедишь хотя бы пятерых — сможешь определить будущее, остальные примут правила игры, как минимум до конца путешествия. Суровые условия пустыни. На стороне Юфуса традиции, но его недолюбливают — он чужак для остальных. На стороне Амалзии разумные доводы, я бы сказал, но её не то что не любят, её боятся. Очернять оппонента может быть эффективным, моя оценка в шестьдесят пять процентов, но если достучишься до их жадности, то это сработает с вероятностью в девяносто.»
 
Голос затух, не успев договорить «процентов». Черт. Придётся разбираться дальше самому. Ладно, он уже делал это, так? Убедить людей пожертвовать деньги, убедить отказаться от собственных благ ради общего блага, убедить, что нужно закупать москитные сетки, а не спасать отдельных людей. Это должно быть даже проще, чем кажется.
Платон протиснулся через толпу и вышел в центр.
  
Глава 5
 
Платон протиснулся через толпу и вышел в центр. Гомон постепенно затих.
— Я хочу высказаться!
Юфус сплюнул на землю.
— Ты не член каравана и не можешь принимать решения. Жди в стороне, ты и так натворил достаточно.
— Он имеет право говорить, — произнесла молчавшая всё это время Амалзия, — голоса у него нет, но в пустыне человек берет воду от того, кто её дает.
— Мы не обязаны слушать, — донеслось откуда-то со стороны товарищей Юфуса, — того, кому не доверяем!
— Эй, Платон проливал кровь вчера вместе с вами! Он доказал всё, что нужно! — Лаз говорил хрипло, словно его горло сдавил спазм. Он повернулся к Платону и сказал. — Если у тебя есть, что сказать каравану, то мы выслушаем.
В толпе гуляли шепотки, но отчетливого протеста никто больше не выражал. Платон снова взглянул на небо — голубая гладь с семью жгучими кусками света посреди неё. Глубокий вдох. Начали.
— Вы не обязаны мне верить. Это правда. Я никто для вас, я не скован обязательствами, — он бросил взгляд на Амалзию, — я не претендую на долю, я не переносил того же, что перенесли вы. Но многие из вас были ко мне добры и я жив благодаря вам. Лично каждому и всему каравану в целом. Я бы мог сгнить в пустыне, умереть от ран, меня могли проткнуть копьем, могли разрубить на две части.
Платон прокашлялся и обвел толпу взглядом. Его слушали — отлично. Игорь смотрел скептически, но остальные, кажется, верили его словам.
— Но всего этого не случилось. И я бы хотел отплатить вам, но у меня нет ничего, кроме моего сердца и моего разума. Я не решаю за вас, не требую и не настаиваю, я просто предлагаю выбирать так, чтобы все в итоге были живы и, желательно, богаты.
В толпе раздалось несколько смешков. Люди Юфуса смотрели насупленно, но в остальной части толпы мелькали улыбки. Значит, можно начинать считать.
— Смотрите. Вчера погибло восемь человек, значит, повозок остается одиннадцать, остальные некому будет вести, верно я говорю? — он обернулся к Юфусу, тот с неохотой кивнул.
— Двенадцать, — подал голос Вол, — я в одиночку управлюсь со своей повозкой, Амалзия тоже. Остальным требуется отдыхать, увы.
Платон снова бросил взгляд на Игоря. Тот был самой невозмутимостью. Что еще скрывает этот человек?
— Даже лучше. Это означает, что добыча уменьшилась на пятую часть. Вместо тридцати пяти частей у вас всего будет двадцать восемь. Две получит Амалзия, три — Вол, это не подлежит спору.
Платон взглянул на Лаза, тот согласно кивнул.
— Остается двадцать три части. И двадцать человек, на которые эти части должны быть поделены. Это означает, что каждый из вас может получить чуть больше, чем рассчитывал изначально. Это немного, но это лишние сытые дни, лучшая одежда, лекарства для ваших детей, меч чуть покрепче, дом построенный чуть быстрее.
 
Они заглотнули наживку, Платон знал. Теперь оставалось самое сложное — забрать её обратно, подсунув им надежду вместо денег.
— Но я предлагаю отдать эти три части Волу, как он просит. — В толпе удивленно зароптали, люди переглядывались. Даже Вол уставился на говорившего. — Никто из вас ничего не лишается, вы получите столько же, сколько должны были получить еще вчера. До этой бойни. Каждый останется при своих, никто не будет обижен.