Ужасная госпожа (СИ)

Витор попробовал урезонить разгневанную графиню, но сурово сжатые губы пригвоздили его к той же загородке, на которую опиралась Иса.
— После меня ты возжелал служанку, — холодно заявила она. — Вот и смотри, как они ублажают друг друга.
Пурнима уже успела раздеться и стыдливо ежилась под презрительным взглядом хозяйки, а Дипали так и не решилась исполнить приказ.
— Раздень ее, — кивнув на прачку, приказала Иса. — Если будет сопротивляться, то я так отхожу ее кнутом, что от сари останутся только лохмотья.
Испугавшись угрозы, Дипали послушалась. Дрожа от страха и почти не дыша, она стягивала с себя ткань под заблестевшим взглядом Исы и испуганным Витора.
— Поскольку ты сразу исполнила мой приказ, — теперь, когда все было сделано по ее желанию, голос Исы растекался густым медом. — Тебе достанется самое приятное. Ложись на солому, а эта девчонка станет тебя ласкать.
В предвкушении Иса облизнула полные губы.
— Ты же хотел увидеть ее голой, — процедила Иса. — Смотри. Вот только прикасаться не смей. И к тебе никто не посмеет прикоснуться. А если кто-то окажется столь безумным, что ослушается меня, то уже не со служанкой будет развлекаться, а пойдет на потеху матросам с папочкиного корабля, — заявила она, нисколько не сомневаясь, что ни у кого не хватит духу пойти наперекор. — Что застыла? Приступай! Не видишь, Пурнима заждалась, — прикрикнула на мешкающую Дипали.
Не желая принимать в этом участие и понимая, что его слова не действуют на избалованную графиню, Витор развернулся и шагнул к выходу.
— Ты куда? Не смей уходить! — сразу же окликнула Иса.
— Я не хочу. Вы можете делать со мной что угодно, даже убить, но смотреть я не буду, — и Витор решительно вышел из душной конюшни, где, казалось, сама атмосфера была отравлена пороками и жестокостью графини, на свежий воздух. Чистый и прохладный, наполненный тонкими ароматами цветов.
Решительность и самоуправство Витора несколько удивили Ису. Еще ни у кого кроме глупышки Дуды не хватало смелости дать ей отпор, и никто не оставался после этого незнаказанным.
Все же Иса оставила его в покое. Силой вернуть не могла, а убивать было еще рано, но пообещала себе, что раб еще поплатится за свою наглость, а пока все ее внимание было приковано к двум девушкам на соломе. Уход Витора сделал неполным удовольствие от унижения грязной девчонки, но, кажется, Пурнима уже вошла во вкус, и Иса не могла отказать себе в подобном развлечении.
— Не заставляй себя ждать, — сладко пропела она, наблюдая за склонившейся над Пурнимой Дипали. — Поцелуйтесь, — сверкая глазами, хрипло прошептала Иса.
Смуглые губы соединились, темные волосы смешались, грудь коснулась груди, коричневый сосок мгновенно затвердел, когда движимая инстинктами Пурнима слегка его ущипнула.
— Оставь ее. Сегодня будут ублажать тебя, — остановила служанку Иса. — Просто расслабься, а ты, потаскушка, целуй ее грудь, да смотри, аккуратно. Представь, что слизываешь капли росы с лепестков цветка.
Дипали послушалась и припала к полной груди, а Пурнима прикрыла глаза и томно прогнулась в спине, принимая незнакомые, но приятные ласки.
Иса же наблюдала, как поблескивает влажная и раскрасневшаяся кожа, мелькает острый кончик языка, два юных тела — округлое и угловатое — прижимаются теснее, слушала тихие вздохи и жадное причмокивание, и на полных, капризных губах играла алчная улыбка.
Пальцы то сплетались, то впивались в мягкую плоть, губы скользили по губам. Совсем разомлев, Пурнима выгнулась, отстранилась от губ партнерши и уперлась ей в плечи, толкая вниз.
Дипали вскинула голову и уставилась на подругу хмельным, непонимающим взглядом.
— Подчиняйся, — как плеткой, хлестнул по ней холодный голос госпожи.
Дипали вздрогнула и, повинуясь рукам Пратимы, спустилась ниже.
Стоны, срывающиеся с губ служанки, становились громче и звучали бы музыкой в ушах Исы, если бы не одно «но» — Витор ушел, и не на кого было выплеснуть нарастающее возбуждение.
Иса терялась и не знала к какому варианту склониться: остановить служанок и лишить их запретного, и поэтому особенно желанного удовольствия, или же позволить им продолжить и, как изысканным вином, упиваться своей властью и их унижением.
 
Тем временем Дипали уже сама жадно стискивала пальцами полные бедра, сильнее вжималась в раскрасневшуюся плоть, тяжелое дыхание прерывалось стонами, а сама она извивалась и старалась задеть Пратиму темными напряженными сосками.
В такт тяжелому дыханию служанок вздымалась выглядывающая из глубокого декольте прелестно-округлая грудь госпожи, холеные пальцы стискивали тяжелые складки платья, острый язычок нервно облизывал приоткрытые пухлые губы, а глаза, потеряв бархатную мягкость, лихорадочно блестели в пыльном полумраке.
Иса переминалась с ноги на ногу, пытаясь избавиться от тянущей боли внизу живота. Каждое движение гибких, как дикие кошки, девушек отзывалось новым, еще более сильным спазмом. Иса невольно осмотрелась, пытаясь найти исчезнувшего Витора, но того будто след простыл. Женская похоть разливалась под стропилами конюшни тягучими, сладковатыми волнами.
Иса прикоснулась к белому, будто лотос лбу, отрела мелкие бисеринки испарины, и уже сделала шаг, чтобы присоединиться к свившимся будто две змеи девушкам, когда краем глаза заметила движение.
«Конюх!»
От предчувствия предстоящего удовольствия сладко заныло в груди, а между ног разливался влажный жар, но это была всего лишь Эдуарда, и она направлялась к строениям, где размещались слуги.
Иса нахмурилась. Появление наставницы на заднем дворе было тем страннее, что Дуда старалась лишний раз туда ступать, а сейчас шла сама.
Юная графиня с сожалением глянула на служанок — кажется, она пропускает все самое интересное, — но они, занятые друг другом, уже не обращали на нее внимания.
В больших, обманчиво-невинных глазах сверкнули победные огоньки. Иса и сама не понимала, почему стягивающий живот узел ослаб, а внутри приятным теплом растекалось удовлетворение, но мысль о том, что благодаря ей две невинные девушки познали прелесть однополой любви, разжигала в ней чувство превосходства, смешанное с торжествущим ликованием.
Сейчас же необходимо выяснить, что задумала Дуда.
Следуя за Дудой, Иса оказалась на заднем дворе, где у низкого столика на длинных топчанах, прячущихся в густой тени раскидистого дерева, за закусками и кувшинчиками кислого молока мужчины вели неспешные разговоры, а женщины, обслужив их, собрались на другой стороне двора яркой щебечущей стайкой.
Эдуарда замерла, не в силах сделать еще шаг и приблизиться к грязным дикарям, а Иса с беззвучностью тени шмыгнула за угол одной из хозяйственных построек.
— Эй! — Эдуарда наконец пересилила себя и махнула рукой, пытаясь привлечь внимание единственного из слуг, кого граф де Сильва, кроме нее конечно, привез с родины — Фуртадо, — но и он так загорел под беспощадным тропическим солнцем, что уже мало отличался от местных, и с такой же охотой ел местную, слишком острую для нежных желудков белого человека пищу, волочился за грязными распутницами, а когда хозяина не было дома, не брезговал и листьями бетеля*.
— Сеньорита Эдуарда, — слишком громко для трезвого, воскликнул Фуртадо, привлекая к вновьприбывшей внимание слуг. — Что привело вас сюда? Не боитесь испачкать туфельки?
Дуда посмотрела под ноги и скривилась — выплеснутая из кухни использованная вода давно впиталась в иссохшую землю, зато обрезки и огрызки валялись в избытке, уже начиная пованивать и привлекая рои мух. Сам же Фуртадо, в расстегнутой до пояса ливрее сидел с ногами на одном из топчанов, а туфли аккуратно стояли рядом на земле. Кто-то из собеседников, что-то сказал, на вязком, как остывшая овсянка, языке и все засмеялись. Громче и визгливей всех смеялись женщины. Они едва не падали от хохота на пыльную, лишенную какой-либо растительности землю.
Эдуарда не разобрала слов, но отчетливо поняла, что чернь смеется именно над ней, и разозлилась еще сильнее.